окружающими, обязательная для сотрудников службы наружного наблюдения, и предопределила его судьбу. НН – так называли наружку на сленге. Или Николай Николаевич.
Панкратов познакомился с ним еще в советские времена по служебной надобности, когда Николай Николаевич был небольшим начальником в 7-м Главном управлении КГБ – в «семерке», следившей за подозрительными иностранцами и вступавшими с ними в контакт нашими несознательными гражданами. Начинал рядовым топтуном, тогда Панкратов не смог бы с ним познакомиться ни при каких обстоятельствах, в КГБ это была самая закрытая служба. Сотрудников наружки знал только их непосредственный руководитель, а больше не знал никто, включая Председателя КГБ. Они никогда не появлялись в здании на Лубянке, с начальством встречались на конспиративных квартирах.
В КГБ Николай Николаевич дослужился до подполковника, после 91-го года его вывели за штат, он перешел в «семерку» МВД и сделал там неплохую карьеру. Лет десять назад что-то у него не срослось с новым начальством, в чине генерал-майора он вышел в отставку и стал, как он сам говорил, рантье. Рента была не процентами с капитала, никаких капиталов он не нажил, ренту давала ему обширнейшая и очень специфическая информированность. Как Панкратов служил посредником между бизнесменами и властями, так и Николай Николаевич был связующим звеном между МВД и теми, кому требовались особые услуги милиции. Прослушка любых телефонов, в том числе и сотовых, гарантированно защищенных от прослушки, негласная охрана ВИП-персон, стационарное и мобильное наружное наблюдение, контрнаблюдение – всё это Николай Николаевич мог организовать. Понятно, что очень не даром.
За многолетнее знакомство между ними сложились взаимно уважительные отношения, отчасти из-за сходства характеров, внутренней уравновешенности, а больше – из-за обязательности, присущей обоим. Ни Панкратов, ни Николай Николаевич никогда не обещали того, чего не могли сделать. И всегда делали то, на что подписались. В отличие от многих милицейских, которые брали деньги и потом находили десятки причин, почему они не могут ничего сделать. Поэтому деловые люди, раз попробовав, больше никогда к ним не обращались.
Каждое дело, за которое брался Николай Николаевич, требовало довольно сложной организации. Говоря современным языком – логистики. Панкратов не знал, как Николай Николаевич строит свои отношения со службой наружного наблюдения, а про прослушку однажды рассказал. Не специально, просто пришлось к слову. Чтобы она была или хотя бы выглядела законной, договаривались со следователем, он вписывал нужные номера в какое-нибудь из уголовных дел, которых в работе у каждого следователя были десятки. Суд, не вникая, санкционировал прослушку. Таким образом она становилась не просто законной, но могла фигурировать в обвинительном заключении в качестве доказательства. Но до этого не доходило, заказчикам достаточно было знать содержание разговоров.
Вечерняя публика в «Кофе Хаус» на Неглинке была не такая, как днём. Почти не было молодежи, всё больше модно одетые дамы, заглянувшие отдохнуть после шоппинга и поболтать с подругами, и интеллигентные пенсионеры, достаточно обеспеченные, чтобы позволить себе чашку эспрессо за сто пятьдесят рублей или ассорти из мороженого за двести пятьдесят. На такого пенсионера был похож сейчас и Николай Николаевич.
– Вам кофе? – поздоровавшись, спросил Панкратов.
– Лучше капучино, – ответил Николай Николаевич. – Кофе здесь не очень.
– Есть проблемы? – спросил он, когда Панкратов вернулся к столику от бара с двумя чашками капучино.
– Есть. Завтра мне понадобится наружка. Три машины. Контрнаблюдение. Это возможно?
– Сделаем. На сколько?
– На весь день. Возможно, еще на день или два.
– Встанет в копеечку.
– Знаю.
– Кто объект?
– Я.
– Вы? – удивился Николай Николаевич. – Неужели стали олигархом? Поздравляю.
– Не стал. И уже не стану. Раньше нужно было начинать, лет двадцать назад.
– А тогда кому понадобилось за вами следить?
– Это и нужно узнать. Будет синяя «хонда» с фальшивыми номерами. Запишите номера… Но не исключено, что еще две или три машины.
– Серьезные дела, я смотрю, – заметил Николай Николаевич. – Прослушка нужна?
– Может понадобиться, потом решим. Пусть ваши люди подтянутся завтра к половине первого в Строгино. Я буду на «фольксвагене» темно-синего цвета. Госномер…
– Да знаю я ваш номер. Куда в Строгино?
Панкратов продиктовал адрес Веры Павловны. Объяснил:
– Там живет одна дама, за которой следит кто-то на «хонде». Попросила меня помочь.
– Почему она не пошла в милицию?
– Это вы у меня спрашиваете?
– Странные времена, не находите? – проговорил Николай Николаевич не то с недоумением, не то с раздражением. – Есть милиция, но она сама по себе. Есть правительство, тоже само по себе. Даже президент сам по себе. Всё есть, а люди обращаются к нам, а не к ним. К чему мы идём, Михаил Юрьевич?
– Меня тоже последнее время занимает этот вопрос, – отозвался Панкратов. – Не знаю. К чему-то идём. К чему? Узнаем, когда придём. А что прикажете делать? Выходить на Манежную площадь? Или к Белому дому, как в августе 91-го? Выходили. И что получилось?
– Да, ничего хорошего, – согласился Николай Николаевич. – Удивительная страна Россия. В ней всё меняется, и всё остается прежним.
Глубокомысленно помолчали – два немолодых человека, много чего знающие о жизни. Но не знающие главного – куда выносит Россию глубинное течение жизни. Молча допили капучино по двести рублей за чашку, молча пожали друг другу руки и вышли на Неглинку. Николай Николаевич сразу исчез в вечерней толпе, а Панкратов поехал домой. Нужно было выспаться, завтрашний день обещал быть не очень спокойным.
III
Как и договаривались, Вера Павловна позвонила в начале одиннадцатого и взволнованным голосом попросила срочно приехать.
– Сегодня не смогу, дела, – придал разговору Панкратов элемент бытовой достоверности. – Постараюсь завтра или послезавтра.
– Нет-нет! – горячо запротестовала она. – Сегодня, сейчас! За мной всё время следят, мне страшно. Я не знаю, что делать!
– Ну, хорошо, хорошо, успокойтесь, приеду. Буду у вас примерно в час дня.
Но в Строгино Панкратов приехал в половине первого и некоторое время кружил по кварталу вокруг дома Веры Павловны. Синюю «хонду» с обезьянкой на лобовом стекле он заметил сразу. Она стояла возле соседнего дома так, что из неё был виден подъезд Веры Павловны и выезд из подземного гаража. Водительская дверь «хонды» была открыта, какой-то молодой парень заурядной внешности в шортах и пестрой футболке курил в машине, изображая водилу, который терпеливо ждёт хозяина. Только вот потрепанная «хонда» не очень-то походила на машину, хозяин которой держит водителя. Никаких других подозрительных машин Панкратов не заметил, а машин наружки угадать даже и не пытался, на Николая Николаевича работали профессионалы.
В гостиной Веры Павловны Панкратов пробыл минут двадцать, этого времени хватило, чтобы изобразить «театр у микрофона», как раньше называли радиоспектакли. Панкратов решил обострить ситуацию.
– Я проверил