переполнен черной энергией неудачи – не той энергией, что передается от человека к человеку, а той, что безвозвратно втягивает в себя чужую энергию, как черная дыра.
Олег Николаевич не любил неудачников и сторонился их, как заразных больных. Он научился угадывать их по той неуверенности, что неискоренимо сидела внутри. Иногда к нему приходили с интересными проектами, он внимательно выслушивал посетителей. Но стоило ему почувствовать внутреннюю готовность к отказу, которую каждый неудачник нес в себе, как родовое проклятье, сразу прерывал переговоры. И редко когда ошибался.
Бутылка перед Гореловым была почти полной, виски в стакане на донышке. Похоже, он был уже в том состоянии, когда и пить ничего не нужно, достаточно знать, что выпивка есть и её много.
– Отдыхаете, маэстро? – добродушно поинтересовался Олег Николаевич, по-свойски располагаясь на другом конце стола, что избавило его от дружеского рукопожатия с адвокатом. – Где это вас так приложили? А знаете, вам идет. Серьезно. Можете выдавать себя за ветерана первой чеченской войны.
– Это всё вы, вы! – неожиданно злобно закричал Горелов. – Вы втравили меня в это дело с Гольцовым! Я как чувствовал, что не нужно за него браться, как знал!
– Прекратите истерику! – приказал Михеев. – А то я скажу, сколько вы получили за это дело. И спрошу, почему вы предложили подполковнику только десять тысяч долларов. Десять, а не тридцать, которые получили от меня.
– Тридцать его бы перепугали, – попытался оправдаться адвокат. – Это для него слишком большие деньги.
– А десять не перепугали? Он их швырнул вам в лицо? Не потому ли, что посчитал их мелкой подачкой? Тридцать тысяч долларов швырнуть труднее, не находите?
– Он их не швырнул! – снова закричал адвокат. – Он их убрал в сейф! Пообещал сделать всё, что от него зависит. Ничего не сделал! Сказал, что на него давят большие люди из Москвы. Это правда, к нему многие приезжали. Один даже прилетал на вертолете!
– Ну, допустим, – согласился Михеев. – Десять тысяч подполковник взял, а на суде врал на голубом глазу. И врал, нужно признать, очень убедительно. А где остальные двадцать тысяч? Не помню, чтобы вы их мне вернули. Или я забыл?
– Вы зачем приехали? – окрысился адвокат. – Потоптаться на мне? Топчитесь, теперь можно. Даже Федя Кривой потоптался. Бандит, пробы негде ставить, а туда же! Забыл, сколько раз я отмазывал его от тюрьмы!
– За что?
– Было за что. Похищения, заказные убийства. Гнил бы сейчас на строгом режиме!
– Вообще-то я приехал проконсультироваться по одному делу, – проговорил Олег Николаевич. – Но вижу, что вам сейчас не до этого. Ладно, маэстро, отдыхайте.
– По какому делу? – вяло поинтересовался адвокат.
– Если человека ошибочно посчитали умершим, что ему нужно сделать, чтобы восстановиться в правах? Сколько времени это может занять?
– Вы о ком?
– О Гольцове
– Он жив?
– Возможно, – неохотно ответил Михеев.
В больных глазах адвоката мелькнуло злорадство.
– Ага! Похоже, и вы в говне! Добро пожаловать на помойку. Располагайтесь, здесь места много! Восстановить умершего в правах – целое дело. Но Гольцов не умер, он погиб в авиакатастрофе. А это всё меняет. В юриспруденции есть понятие – виндикация. Сейчас объясню, что это такое…
Михееву не удалось узнать, что такое виндикация. Горелов нетвердой рукой налил полстакана виски, залпом выпил и тут же судорожно зажал рот обеими руками. Сквозь пальцы на стол изверглось содержание его желудка. Не переставая блевать, адвокат кинулся в ванную, шлепая босыми ногами по блевотине на паркете.
Олег Николаевич послушал, как в ванной Горелова выворачивает наизнанку, и встал. Здесь ему больше нечего было делать. Но перед тем как уйти, вытер своим платком заблеванный мобильник адвоката, нашел в контактах номер Феди Кривого и записал его в свой телефон. У Горелова он был обозначен как Федотов Федор Илларионович. Платок пришлось выбросить.
– В какую-нибудь юридическую консультацию, – распорядился Михеев, вернувшись в машину.
– В центральную? – уточнил Николай Степанович.
– В любую, в самую обыкновенную.
Юридическая консультация попалась через несколько кварталов на Бульварном кольце. Она располагалась на первом этаже блочного дома в обычной квартире. В шестиметровой приемной, бывшей когда-то кухней, пожилая секретарша поинтересовалась, какое дело у Михеева – гражданское или уголовное?
– Гражданское.
– Тогда вам к Иосифу Абрамовичу. Он очень опытный цивилист. Консультация триста рублей.
Очень опытный цивилист оказался очень старым цивилистом, но в свои лет восемьдесят был вполне бодр. Он сидел за письменным столом в соседней комнате, пил чай с сушками и со скукой смотрел телевизор.
– Чем могу быть полезен? – оживился он при виде посетителя.
– Мне хотелось бы кое-что прояснить. Один мой знакомый, можно даже сказать друг, попал в двусмысленное положение. Его признали умершим, а он оказался жив. И теперь не знает, что ему делать.
– Вашего друга можно поздравить. С тем, что он оказался жив. И можно глубоко посочувствовать. В нашей стране умереть просто, а вот воскреснуть очень непросто. При каких обстоятельствах он умер?
– Разбился в авиакатастрофе. Так все думали. А он не сел в тот самолет.
– Так это совсем другое дело! Ваш друг просто счастливчик. Вам нужна юридически обоснованная справка?
– Нет, объясните как можно проще. Какая разница между тем, как человека посчитали умершим?
– Очень большая. Если человека признали умершим по ошибке, так бывает – отвезли в морг, а он ожил, или по решению суда как безвестно отсутствующего в течение пяти лет, органы ЗАГСа выдают свидетельство о смерти. Юридическим последствием является прекращение всех прав и обязанностей, которые принадлежали ему как субъекту права. И для восстановления этих прав требуется длительная и сложная процедура. Такая сложная, что иногда кажется, что лучше не воскресать. Если бы меня объявили умершим, я не стал бы ввязываться в эту тяжбу. Нет, не стал бы. Подождал бы, пока мой физический статус сравняется с юридическим. Я не слишком сложно объясняю?
– Пока все понятно.
– Если же гражданин пропал без вести при обстоятельствах, угрожавших смертью или дающих основание предполагать его гибель от несчастного случая, то для объявления его умершим требуется шесть месяцев, – с видимым удовольствием продолжал цивилист. – Например, если известно, что гражданин был пассажиром или членом экипажа затонувшего морского судна либо потерпевшего катастрофу самолета, как в случае с вашим другом. Суд в данном случае признает не факт смерти гражданина, а объявляет его умершим на основании презумпции смерти. Факт смерти и презумпция смерти – это две большие разницы. Потому что в тех случаях, когда гражданин, объявленный умершим, фактически жив, решение суда ни в коей мере не влияет на его правоспособность. В случае явки гражданина, объявленного умершим, не требуется восстанавливать его