в гостиную, а в кресле сидит какой-то человек. В его тапках. Вылитый он. Но не он, не может быть он, его похоронили на Ваганьковском кладбище! Я очень хорошо всё помнила, очень хорошо! Было много венков, свечей, отпевал настоятель храма Воскресения Словущего. Спрашиваю: «Это ты?» Он говорит: «Да, я. Я вернулся. Можно сказать, с того света». А у меня в голове только одна мысль: нужно срочно обзвонить всех друзей, чтобы никто не сказал ему, что он умер!..
Она замолчала. Мимо медленно тянулись набережные, проплыла гостиница «Украина». На мгновение потемнело, трамвайчик прошел под Новоарбатским мостом.
– Так я узнала, что он жив, – снова заговорила Вера Павловна. – Как вам это нравится, Михаил Юрьевич? Превратить свою смерть в трагифарс – на это способен только он! Я замужем за ним уже пятнадцать лет, и до сих пор не знаю, чего от него можно ждать!
– Не утомляет? – поинтересовался Панкратов.
– Как ни странно, нет. Что вы, совсем нет! Чему вы усмехаетесь?
– Вы посоветовали мне смотреть на молодежь и завидовать их юности. А я немного завидую вам. Вам повезло встретить Георгия. Ему тоже повезло. И я даже не знаю, кому больше. Он уже больше года считается погибшим. Вы встречаетесь?
– Что за вопрос! Я не постригалась в монахини.
– Он приезжает к вам? Или вы к нему?
– Нет, это опасно. Встречаемся где придется. Летом в Крыму, заказываем одну и ту же гостиницу. Зимой в загородных отелях. Прислуга на меня смотрит, как на блядь. Иногда садились на теплоход на Речном вокзале, есть там трехчасовые прогулки по каналу. Из каюты даже не выходили. Смешно, да? Как любовники втайне от жен и мужей. У вас есть еще вопросы?
– Нет, – сказал Панкратов. – А теперь сядьте поближе и расскажите, что вас встревожило.
Рассказ Веры Павловны уложился в расстояние от пристани «Киевская» до «Парка культуры». Недели две назад она обратила внимание на то, что в квартире раздаются телефонные звонки и кто-то тут же вешает трубку. Домработница рассказала, что однажды пришли два сантехника, которых никто не вызывал, проверяли отопление. В ДЭЗе сказали, что никаких сантехников не присылали. Потом она заметила, что за её «маздой» всё время следует какая-то машина, «хонда» синего цвета с висюлькой в виде обезьянки на лобовом стекле. Эта обезьянка и привлекла ее внимание. Когда она попалась на глаза в третий раз, Вера Павловна насторожилась. Несколько раз попыталась уйти от преследования, но «хонда» неизменно оказывалась сзади. В машине один человек. Довольно молодой, не кавказец. Когда Вера Павловна заходила в магазин или торговый центр, он незаметно шел за ней.
– Номер записали? – спросил Панкратов.
– Да. Но на следующий день номер был другой. Его я тоже записала. Вот они, возьмите. А машина та же. Что это значит, Михаил Юрьевич?
– Пока не знаю. Но вы правильно сделали, что позвонили. Мой телефон дал вам Георгий?
– Да. Он сказал, чтобы в случае чего я звонила вам. Вы знаете, что делать. И знаете, как с ним связаться.
– Вы ему звонили?
– Нет, мы связываемся по Интернету. Эта шпионская жизнь начинает мне надоедать.
На пристани «Парк Культуры» трамвайчик заметно опустел, публика решила продолжить развлечения в парке Горького, где, как и на Речном вокзале, было полно выпускников с красными лентами. Панкратов сходил в бар и принес две банки «Кока-колы». Не то чтобы его мучила жажда, ему нужно было время подумать.
«Хонда» с разными номерами. Какая-то самодеятельность. Профессиональная наружка давно уже не меняет номера, она меняет машины. Один водитель в «хонде». Он же следит за клиентом в магазине. Совсем ни к черту. Топтуны всегда работают парой. Нет, здесь что-то не то.
– Сделаем так, – предложил Панкратов. – Завтра утром вы позвоните мне с домашнего телефона и попросите срочно приехать.
– В телефоне наверняка жучок, – предупредила Вера Павловна.
– На это и расчет. В квартире тоже жучки. Даром, что ли, приходили сантехники? Я приеду, и вы расскажете мне то, что сейчас рассказали. Взволнованно, с экспрессией. Сможете?
– Постараюсь.
– Скажете, что через вас кто-то хочет найти Георгия. И вас это очень тревожит. Я задам пару уточняющих вопросов и скажу, что в самое ближайшее время встречусь с Георгием и введу его в курс дела. И мы вместе решим, как следует поступить.
– Вы в самом деле встретитесь с Георгием?
– Нет. Может быть, позже. Сейчас я хочу, чтобы слежка переключилась на меня. Так и будет, если мы правильно понимаем ситуацию. Им нужны не вы, а Георгий. Если, конечно, вас не выслеживает ревнивой любовник.
Вера Павловна вспыхнула:
– Михаил Юрьевич, а банкой «Колы» по голове хотите?
– Не хочу, она липкая. Я пошутил. Вы всё запомнили? Подходим к Устьинскому мосту, можете здесь сойти. А мне придется плыть обратно. Машину-то я оставил на Речном вокзале.
Вера Павловна надела парик и снова стала похожа на блондинку-студентку. Пожаловалась:
– Терпеть не могу парики, в них голова потеет. До завтра!..
Забрав свой «фольксваген» с парковки у Речного вокзала, Панкратов успел сделать еще одно дело, заехал на Мясницкую в Главное управление ГИБДД и у знакомого полковника пробил номера синей «хонды». Как он и ожидал, номера оказались фальшивыми, оба с машин, давно снятых с учета. А вечером в «Кофе Хаус» на Неглинке встретился с человеком, который предпочитал, чтобы его называли Николаем Николаевичем, а как его звали на самом деле, не знал никто.
II
«Филер должен быть политически благонадежный, честный, трезвый, смелый, ловкий, сообразительный, выносливый, терпеливый, настойчивый, осторожный, правдивый, дисциплинированный, уживчивый, серьезно и сознательно относящийся к делу и принятым на себя обязанностям, крепкого здоровья, в особенности с крепкими ногами, с хорошим зрением, слухом и памятью, с такою внешностью, которая давала бы ему возможность не выделяться из толпы и устраняла бы запоминание его наблюдаемыми…»
Всеми этими качествами, перечисленными в инструкции Департамента полиции начальникам охранных отделений, ведавших в царской России сыском, Николай Николаевич обладал в полной мере. Кроме разве что политической благонадежности, о которой Панкратов не мог судить, потому что они никогда на эти темы не разговаривали. А всё остальное при нём: трезвый, смелый, сообразительный, крепкого здоровья даже сейчас, в шестьдесят лет. А уж его умению не выделяться из толпы мог поучиться любой артист. Никто не выделил бы его и среди работяг, выходящих с завода после смены, и среди привокзальных бомжей. Если надо, он сошел бы за своего даже на научной конференции – скромный провинциальный профессор, внимательно слушающий столичных коллег, но не рискующий с ними спорить. Эта способность сливаться с