Как еще Гиппократ заметил, долгое страдание не бывает сильным, а сильное не бывает долгим. А сверхсильное страдание, околосмертное, либо протекает вообще за гранью всякого восприятия, как, например, при болевых шоках с отключкой, либо очень быстро и хорошо забывается, как родовые муки...
— Что еще вам помогает от страха смерти?
— Работа. Музыка. Дети. Память и размышление.
Природа. Любовь... Все человечество, размышляющее о смерти с тех пор, как обрело дар размышлять...
Экклесиаст, Марк Аврелий, Будда, Хайям, Монтень, Вивекананда, Ауробиндо, Толстой, Бердяев, Семен Франк, Владимир Соловьев, Януш Корчак, Александр Мень... И Спиноза, и Пушкин...
— «Философствовать — значит учиться умирать», это и я себе повторяю, но туго выходит...
— А у кого не туго? Это ведь уже запредельная задача, всежизненная. В числе первейших моих докторов — великий Сенека. В «Письмах к Луцилию» о смерти все сказано почти исчерпывающе и так, что вместо бессмысленного восстания против неизбежного воцаряется в душе мир. Чего бояться, если и смерть не страшна?..
— А я сомневаюсь, что страх смерти, как вы сказали, — отец всех страхов. Маяковский смерти не боялся, а микробов боялся, насекомых боялся, имел еще кучу бзиков, был одержим чувством вины и совершенно детским боязливым тщеславием...
— Кто же сказал, что детки всегда послушны?.. Все норовят жить своей жизнью. Страх смерти часто приходит к нам просто от нечего делать, а при явных угрозах жизни дрыхнет, как глухой пес.
— И все же — его можно преодолеть?
— Страх смерти не «преодолевается», а переодевается в одежды духовности — и не какими-то особыми усилиями, а внутренним дозреванием. Посильным додумыванием того, о чем не думается, как ни стараешься, а то вдруг думается поневоле. И от чего так хочется убежать обратно в бездумье...
— Но доктор Крелин, по-моему, сообщил вам не всю Истину. Со стопроцентностью смертности я категорически не согласен. Факт смертности не всеобъемлющ. Еще не доказано, что умирать обязателъно, не доказана неизбежность смерти.
— Хотел бы с вами согласиться. Аргументация?..
— Я читал о некоторых выкладках палеоантропологов. Число людей, живущих сейчас на Земле, примерно равно числу умерших за всю прошедшую историю нашего вида. Умерла, стало быть, только часть из рожденных, некая часть. Умрут ли и все остальные? Это ведь пока еще не известно.
— Но на основании прошлого опыта...
— Опыт — большой прогнозист, но еще больший гипнотизер. Не вы ли писали, что мы живем под гипнозом реальности?
— Я.
— Но не полной реальности, заметили вы же.
Часть посуды побита — надо ли верить, что непременно побьется и остальная?.. Часть родившихся умерла, остальные живут. Смерть относится только к прошлому. Почему мы должны думать, что как было раньше, так будет и дальше?..
— Думать мы не должны. Солнце не должно восходить, а восходит. Умирать мы не должны, а приходится.
— Ну и что ж, что ПОКА приходится?.. До космических полетов все предметы, отрывавшиеся от земли, падали обратно лишь потому, что не было средств вывести их за пределы земного тяготения. Когда я увидал на экране состояние невесомости в космосе, сразу ёкнуло: это ведь прообраз бессмертия, его физическая метафора!.. Неужели вы не верите, что бессмертие неизбежно?
— Насчет тела от надежд воздерживаюсь, зато вера в бессмертие души для меня уже не вера, а знание.
— Вот как?.. В таком случае предъявите свои аргументы вы. В свое время вас жучили за ненаучиый подход к психологии...
— Касательно психологии, сиречь душеведения, у меня была шутка, что это наука, изучающая небытие своего предмета... Был и остаюсь приверженцем научного подхода ко всему на свете, к душе в первый черед.
Сама наука требует к себе тоже научного отношения.
Наука есть гигиена веры — честность ума перед собою самим, знание, знающее о своем незнании.
О внетелесной жизни души можно только догадываться. Но суть и логика вопроса такова, что, отрицая эту возможность, мы отрицаем и душу вообще.
Если души нет, а есть только смертный мозг, работа которого называется психикой (греч. психэ — «душа»), то в чем отличие психотерапевта от автомеханика?..
Если я не допускаю и мысли о возможности некоей жизни после исчезновения тела — мне нечем и незачем помогать людям, которые потеряли близких или сами страшатся смерти. Нечем помочь и себе самому...
— А факты бессмертия души у меня есть. Личные факты. После встречи с великой прозорливицей Вангой, через которую произошел разговор с моей мамой, к тому времени уже ушедшей, я убедился, что есть Великое Там — есть Всебытие...
(Подробней об этой встрече в «Приручении сграха».)
Есть связь ушедших и живущих, все продолжается...
Когда знаешь это, неизбежность смерти легко принять как продолжение Жизни-в-Целом.
Когда осознаешь Путь из Вечности в Вечность как жизненную сверхзадачу — основной ценностью становится радость бескорыстного знания, восторг духа.
А ценность здоровья и прочих благ делается относительной: да, хорошо — но как самоцель абсурдно.
Прощание и прощение, принятие Пути — вот чему учится душа в этой жизни, сколько б ни длилась...
НЕБЫТИЯ НЕТ
ЕСТЬ ЗАБВЕНИЕ
Обвиняю себя в черной неблагодарности
последней моей учительнице,
понимания ждущей,
единственной,
свет без тени дарящей...
Боюсь не тебя,
только пути к тебе,
Возлюбленная Неизвестность
НЕБЫТИЯ НЕТ
ЕСТЬ НЕВЕДЕНИЕ
Страх мой лжет.
Мерзкий скелет —
это и есть мой страх
в облике искаженной жизни...
Не ты это, нет.
Знаю: не кончусь, себя покинув,
начнусь с неведомого начала,
оно там, за гранью...
НЕБЫТИЯ НЕТ
ЕСТЬ БЕЗУМИЕ
Смерть есть небытие в другой жизни,
в другой боли,
в другом сердце,
вот здесь, вот она, смерть —
равнодушие,
в этой смерти живу,
мертвой жизнью казню себя...
Иногда кажется: пелена прорвется,
из плена выйду
и всеми и всем снова стану,
узнают во мне друг друга все существа,
и не будет на свете боли.
Но тяжесть звериная
не дает мне узнать себя...
НЕТ НЕБЫТИЯ
ЕСТЬ ДУША
Возлюбленная Новорожденность,
научи меня быть достойным тебяу научи.
Знаю, почему трепещу:
не готова душа, стыдится...
ИДУ
ПОДАРИ МНЕ ВРЕМЯ
СКАЗАНИЕ ОБ ОТЦЕ ДЕРЕВЬЕВ
...Сейчас в этом райском месте опасно, гуляет война...
А тогда, давно (и совсем недавно...), когда я впервые сюда приехал и начал свою первую книгу (вперемешку со стихотворным бредом и любовными письмами), здесь еще обитала неспугнутая тишина...
Огромная сосновая роща на берегу теплого моря. Кипарисовая аллея, ведущая к средневековому храму дивной архитектуры, — как тема органной фуги на нотной линейке. А дальше, совсем близко, заснеженные вершины и небо. А дальше, уже вот тут же и Бог...
Я снова бреду по заброшенной улицена мыс, где прибой по-змеиному молится,качая права, и пока не расколется,качать продолжает, рычит, алкоголится,и пьяные волны ревут и целуются,гогочут, лопочут, мычат и тусуются,как роты пожарных,надевших намордники,как толпы поэтов,не втиснутых в сборники...
Пицундская длинноигольная сосна сохранилась с третичного периода жизни нашей планеты. Реликт эволюции, сообщающий нам о том, что жизнь на земле во времена оны была гораздо могущественнее, чем теперь.
Словно армия многоруких витязей-исполинов, вышедших из глубин морских, шествуют из вечности в вечность громадные Длинноиглы. У каждого свой особенный облик, своя поза и жестикуляция, своя речь к сородичам...
Любовь измеряется мерой прощения,привязанность — болью прощания,а ненависть — силой того отвращения,с которым мы помним свои обещания...
Я бродил там в благоговейном самозабвении, вдыхая смолистый целебный воздух, и вскоре приметил среди деревьев два Дерева-великана.