Читать интересную книгу Земля мертвецов - Роберт Райан

В центральном уголовном суде перед судьей Бэнксом и присяжными вчера предстала миссис Джорджина Грегсон, тридцати лет, обвиняемая в том, что подожгла летний павильон (с помощью изготовленной для этой цели зажигательной бомбы, иначе – «бомбы Орсини») на причале Саттон Кортни, будучи осведомлена о том, что премьер-министр, достопочтенный Г. Г. Асквит, находился внутри. На этом основании подсудимая обвиняется в покушении на убийство. От обвинения выступали мистер Бодкин и мистер Тарвел Хэмфри; защиту представляли мистер Лэнгдон (королевский адвокат) и мистер Э. Д. Мюир. Несмотря на положительные характеристики, представленные свидетелями: миссис Картер-Тэйт и супругом миссис Грегсон, инспектором Тобиасом Грегсоном, служащим уголовного отдела Скотланд-Ярда, –  миссис Грегсон была признана виновной. Судья Бэнкс в заключительном слове подчеркнул, что «еще недавно представлялось немыслимым, чтобы образованная, благовоспитанная женщина могла совершить подобное преступление. Еще недавно ему пришлось бы просить жюри оправдать ее на том основании, что обвинение невероятно. Но, к сожалению, женщины как класс лишили себя презумпции такого рода. Следовательно, невозможно подходить к подобным делам с той позиции, с какой они рассматривались еще несколько лет назад. Обвиняемой представлялась возможность дать объяснения, но она ее отвергла, а просьба защиты признать ее невиновной, при том, что на ее платье и в ее доме были обнаружены следы гремучей ртути, были справедливо отвергнуты присяжными». Далее судья назвал алиби обвиняемой в ночь поджога «смехотворно зыбким» и похвалил анонимного осведомителя, который «навел» на нее полицию, назвав миссис Грегсон в числе злоумышленников. Затем обвиняемая зачитала длинное заявление, в котором отрицала юрисдикцию жюри на том основании, что среди присяжных нет женщин. Судья: «Я выслушал все, что вы имели сказать, и мой долг теперь – вынести вам приговор. Я не имею намерения поучать вас, однако на ваше заявление должен ответить одно, и только одно: из него следует, что вы не представляете последствий вашей деятельности. Вы не сознаете, какой вред, несправедливость и разрушения несут подобные действия всем классам общества – не только богатым, но и беднякам, борющимся за выживание; не только мужчинам, но и женщинам. Вы говорите о законах, составленных мужчинами, как будто только эти законы управляют поступками людей. Но вы должны были слышать об ином законе, который гласит: „Поступай с другими так, как хочешь, чтобы они поступали с тобой“. Вот закон, который вы нарушаете». Судья добавил также, что ее нежелание выдать сообщников будет зачтено против нее. Миссис Грегсон была приговорена к десяти годам каторжных работ. Она немедленно объявила, что начинает голодовку.

60

Ватсон дослушал рассказ о деле и его освещении в газетах.

– Да, смутно припоминаю. Нехорошее дело. Оно скорее повредило женскому движению.

– Джорджине, –  продолжал Грегсон, –  низкопробные газетенки прозвали ее Красной дьяволицей – плохо пришлось в Холловэе. Вспоминайте об этом, когда она становится… колючей. Принудительное кормление, унизительные обыски, побои – все это на ней сказалось.

– Побои?

– Жена полицейского в тюрьме… я в том числе и поэтому с ней развелся. Чтобы она могла отрицать, что муж у нее полицейский. Она, конечно, из упрямства не стала менять фамилию.

– Только поэтому? – мягко спросил Ватсон.

– Не судите меня слишком строго, майор. –  Полицейский достал из глубин бумажника маленькую вырезку. –  Этого вы, наверное, не видели.

Всего два абзаца. В них писалось о «новых фактах», в свете которых осуждение миссис Грегсон оказывалось несправедливым. Ее освободили после апелляции. После освобождения она заявила, что рада торжеству справедливости и будет продолжать борьбу за права женщин мирными средствами. Что ее больше всего радует в будущем? Возможность принимать ванну в одиночестве и гонять на мотоцикле.

– О суде и приговоре трубили во все трубы, –  пояснил Грегсон, –  а о пересмотре дела промолчали. Я до сих пор встречаю людей, которые помнят «дьяволицу», но не знают о ее оправдании. Потому и ношу с собой эту заметку.

– Должен признаться, что совершенно не заметил второго акта этой драмы, –  сказал Ватсон. –  Но если она не…

– Ее подставили, майор. Лига свободы женщин, которую поддерживала Джорджина, признавала гражданское неповиновение и протесты, но не доходила до таких анархических крайностей, как «Союз социальных и политических свобод» и тому подобные. Те занимались преследованием политиков вплоть до физических нападений.

Ватсон кивнул. Он помнил, как суфражистка Тереза Гарнет бросалась на Черчилля с хлыстом. Политик не стал подавать в суд, заметил только, что, близко познакомившись с хлыстом, впредь клянется мягче обращаться с лошадьми.

– Так вот, воинственный «Союз» терял влияние на Лигу и потому решил замазать ее грязью. Они подложили бомбу, заманили Джорджину под предлогом какой-то встречи и оставили у нас в чулане подложные улики. Мне пришлось долго разыскивать доказательства, что она заходила в пустое здание ради несостоявшейся встречи, а не подкладывать бомбу.

– Вы продолжили расследование?

– Она была моей женой, –  тихо сказал Грегсон.

«Но ты дал ей развод, –  подумал Ватсон. –  Что ж, ты по крайней мере не пожалел сил, чтобы очистить ее имя. Это достойно».

– А теперь какие у вас отношения с миссис Грегсон?

– Любезные, –  с горечью ответил лейтенант. –  Даже чуть более того. После освобождения она уехала из Лондона, чтобы спрятаться от шумихи.

– Но имени и тогда не переменила.

– Нет. Говорила, что она невиновна и ей нечего скрывать.

«Кроме мужа», –  отметил Ватсон.

– Любопытно, однако, что в здешних событиях оказалась замешана воинствующая суфражистка.

Грегсон вскинулся, словно от пощечины:

– Не думаете ли вы?..

– Нет, –  решительно мотнул головой Ватсон. –  Нет. Разве что миссис Грегсон побывала в прошлом году в Египте.

– Насколько я знаю, нет.

– Мне не дает покоя еще кое-что. Какая-то мелкая неправильность… – Ватсон откинулся на подушки. Рассуждения, попытки нашарить в темноте тонкие связующие нити отняли много сил. –  Я не в лучшей форме, инспектор.

– Лейтенант, –  поправил Грегсон.

– Простите. Я, знаете ли, вижу в вас вашего отца. Мы бывали жестоки к полицейским. Не только к вашему отцу. К бедняге Лестрейду. И к инспектору Грегсону. Я сожалею об этом. Это была своего рода игра…

– Позвольте сказать, майор Ватсон, что отец, как бы ни пыхтел и ни фырчал, втайне был ужасно рад, что попал в ваши рассказы. Даже гордился. А теперь я оставлю вас отдыхать. Позже мы продолжим нашу беседу.

– Благодарю. Не пришлете ли вы мисс Пиппери? Если она в состоянии.

Вернувшись, мисс Пиппери застала майора дремлющим и хотела выйти на цыпочках, когда он заговорил:

– Не подумайте о ней плохого.

Рука мисс Пиппери потянулась к крестику за воротником.

– Я стараюсь не думать, но развод! – Таким тоном говорят «таракан» или «паук» и так же содрогаются при этих словах. –  Я могла бы догадаться. Моим родителям она сразу не понравилась.

– Ну а мне, уж извините, она нравится.

Ее лицо выразило отвращение:

– Однако…

– Тридцать лет назад и я мог бы рассуждать, как вы. Надеюсь, что не стал бы, но взгляды мои тогда были другими. Однако здесь сыграли роль разнообразные обстоятельства. Непреодолимые. Я бы посоветовал вам написать ей и объясниться.

– Не могу.

– Напишите ей в госпиталь.

– Уже написала. Что мы больше никогда не будем подругами.

– Так сразу? Вы не отослали письмо?

– Один человек ехал в Байоль. Я набросала записку…

– Нет! – Он так отчаянно выкрикнул это слово, что зашелся в припадке кашля. Схватил стакан, глотнул. –  Глупая девочка. Поверьте мне хотя бы в этом. Если вы не исправите сделанного, оглянувшись на сегодняшний день с другого конца жизни, будете жалеть, и только жалеть. Она – ваш друг, этим так легко не разбрасываются. Свяжитесь с ней. –  Майор нашел в себе силы погрозить девушке пальцем. –  Бог, если он хоть отчасти таков, каким мы его представляем, вас простит.

– А ее? Думаете, ее он простил бы?

– Да. Бог ее простит. Но простит ли он вас, если вы разорвете узы дружбы?

– О чем вы говорите?

– Мы рождаемся в одиночестве и в одиночестве умираем. В промежутке нам даруются несколько связей с другими, мужчинами и женщинами. Человек должен найти кого-то – друга или любимого, ради кого он готов жертвовать и принимать жертвы. Посмотрите на солдат в окопах. Боевое товарищество для них, быть может, важнее всего, что они знали в жизни. Потому что когда-нибудь потом их сможет понять только тот, кто сам прошел через это.

Он выпил еще воды.

– Жизнь бывает такой запутанной. Мужья и жены разводятся, друзья становятся врагами, любовь остывает. Но мы пытаемся снова и снова. Вам больно, потому что миссис Грегсон вам лгала. Мне тоже. Вы чувствуете себя обманутой, преданной. Отстраните на время эти чувства. Расскажите мне о миссис Грегсон.