Читать интересную книгу Земля мертвецов - Роберт Райан

Он отдыхал в кресле перед гаснущими углями камина. Путешествие во Флитчем подорвало его невеликие силы. Старик второй день хлюпал носом. Но тревога, разбуженная взрывом, наверняка лишит его сна на день-другой. Он взглянул на часы. Время выпить горячего шоколада. И, пожалуй, немного бренди. Наливать придется самому – Берта он на несколько дней отпустил. Едва ли он раньше соберется с силами для следующей поездки: на дальний север, в Ли.

Под ногами вновь прошла дрожь – вторичная волна.

Странно, отметил старик. Обычно мины подрывали с раннего утра. Перед рассветом чаще всего. Конечно, бывают случайности. Имея дело со взрывчатыми веществами, без случайностей не обойтись. Старик взглянул на книгу, над которой задремал. «Гражданская война в Америке». В те времена и отточили технику подкопов под вражеские позиции и закладки огромных подземных зарядов.

Да, там было еще кое-что, важное для загадки Ватсона. В некоторых штатах Конфедерации рекрут имел право послать вместо себя добровольца. Такие доппельгангеры должны были в общих чертах соответствовать возрасту и физическим возможностям призывника. Многие богатые плантаторы оплачивали замену, чтобы избавить от боевой службы своих сыновей. Так короли в старину выдвигали единоборца сражаться вместо себя. Выжив, такой герой вернулся бы домой с деньгами и получил бы землю. Если бы, конечно, южане победили. Риск был двойным – для выигрыша требовалось остаться живым и на стороне победителя, –  но многие соглашались, считая, что рано или поздно их все равно призовут.

Холмс не сомневался, что нечто подобное произошло в поместье Флитчем. Он почуял неладное, когда Ледж встретил его на станции. Для опытного шофера этот молодой человек оказался никудышным водителем. И речь его была странной, почти ребяческой. Но серьезные подозрения возникли, когда он увидел Леджа рядом с леди Стэнвуд. То, что французский нейробиолог и психолог Анри Реклерк называл «немым языком», криком кричало об этом, когда они оказывались вместе. Реклерк изучал, как проявляются отношения между людьми в жестах и мимике. Его находки оказались очень полезными в работе детектива: Холмс не раз, анализируя манеру держаться, распознавал в мнимых брате и сестре любовников.

Метод Реклерка явно указывал, что отношения между этими двоими – не те, какие бывают между хозяйкой и слугой. В их манерах ощущалась неявная близость. «Любовники? – задумался Холмс. –  Не потому ли убрали лорда Стэнвуда?» Он разыскал доктора Киббла и услышал от него описание долгого, медленного умирания Стэнвуда. Во многом картина совпадала с симптомами из телеграммы Ватсона. Киббл подтвердил, что под конец наблюдал у умирающего синюшность, а о выражении лица и говорить не хотел. Отец семейства был отравлен. Возможно ли, что заговор был составлен леди Стэнвуд и этим простоватым шофером?

Нет, не любовники – поправил он тогда себя. Связь между ними иная. В глазах леди Холмс видел теплоту и самоотверженную заботу. А в шофере – желание угодить, порадовать. Подобные чувства не рождаются на столь низком, преходящем основании, как секс. Это была связь между матерью и ребенком. Шофер Гарри Ледж являлся сыном леди Стэнвуд. Тем самым Робинсоном де Гриффоном. Новым лордом Стэнвудом, решившим пересидеть войну в роли семейного шофера. А значит, человек, за которым охотился во Франции Ватсон, был самозванцем.

66

После долгих поисков майор Ватсон нашел младшую сестру Дженнингс в часовенке за Большим домом. В ней и теперь велись службы, участвовать в которых должны были по воскресеньям ходячие раненые всех чинов. Места часто не хватало, и причастие с благословениями раздавали в соседнем шатре.

Дженнингс зажигала свечи.

– Будет поминальная служба, –  объяснила она, увидев Ватсона.

Восточно-английский госпиталь лишился в этот день не одной мисс Пиппери. Погибли двое санитаров, а сиделка из корпуса королевы Александры витала на грани мира сего и вряд ли дожила бы до завтра. И еще нужно было помянуть несчастного Каспара Майлса.

– Надконфесиональная, –  добавила сестра.

– Это хорошо. Сестра Дженнингс, я зашел попрощаться и поблагодарить вас.

Она замерла, развернулась к нему:

– Вы уезжаете?

– На время. Я должен оказать помощь в аресте человека, убившего Шипоботтома и остальных. Пожалуй, над формулировкой обвинения придется поломать голову.

На ее лице смешались робость и любопытство.

– Речь идет о капитане де Гриффоне.

Этого сестра никак не ожидала.

– Лорд Стэнвуд? Он же…

– Он не лорд Стэнвуд. Вас всех ввели в заблуждение.

– Вы уверены?

– Насколько это возможно на данный момент.

Сестра покачала головой:

– Я было думала, что это лейтенант Меткалф. Потом – что миссис Грегсон. У нее, знаете ли, есть прошлое.

– Знаю. Мне рассказал ее бывший муж.

– Прости меня, Боже, я отчасти надеялась, что это она, –  призналась Дженнингс.

– Почему же это? – поразился Ватсон.

Она отошла к скамье для молящихся, села, понурив голову. Ватсон встал над ней.

– Некрасиво так говорить.

Она подняла голову – глаза блестели.

– Некрасиво? О, майор, это дурно! Очень дурно. Но женщины вроде миссис Грегсон… не знаю… рядом с ними мы, остальные, выглядим так бледно, так жалко.

Майор присел рядом с ней.

– Я знавал мужчин вроде нее.

Она бессильно опустила голову ему на плечо.

– Простите, что заставила вас беспокоиться, когда уезжала к брату. Мне казалось, вы меня опекаете, как ребенка.

– Так и было, черт меня побери. Но я не слишком жалею. Это говорит человек, который до конца жизни будет помнить вас как друга. Хотя мне до конца осталось не так уж долго…

Он имел в виду пошутить насчет своего возраста, но в церкви, казалось, стало очень холодно.

– Не говорите так! Пожалуйста!

– Мне пора. До отъезда еще надо кое-что сделать.

Дженнингс села прямо и оправила платье.

– Скажите честно, куда вы едете?

– Я и сказал. На фронт. Мне надо разобраться, почему человек обзаводится новым именем и начинает среди войны убивать своих.

– Вы не знаете?

– Знаю, что ответ наверняка кроется в Ли. На фабриках. Владелец мертв, рабочие мертвы. Подозреваю, что там произошло нечто ужасное. И это нечто, чем бы оно ни было, настигло нас здесь.

67

Две сестрички жили-жилиВ Ланкашире-Ланкашире,У станка весь день сновали,А свое не получали…

Сестры с братьями должныНаравне получать.А коль платы не дадут,Будем мы бастовать!

Будем мы бастовать-бастовать.Мы свои права готовы отстоять,

Коль встанет хоть один станок,Обходчик им твердил,

Узнает Стэнвуд, добрый лорд,Заставит вас платить.

Спешил он до закатаВсе лорду донести,Бежал он, не жалея ног,Одежу замочил.

Когда же солнышко взошло,Молчали все станки,А женщины кричали:«Всем поровну плати!»

Никто от Стэнвуда не ждал,Добра, добра,Но вот под вечер от негоВесточка пришла.Чтобы зачинщиц удалить,Сулит их лорд озолотить.

Но как оставим мы сестер,Как нам сестер предать?Нет, имя честное своеНе станем мы пятнать!

Еще четыре дня прошло,Опять хозяин шлет письмо,

Зовет их в лес – без лишних глазО мире толковать,И Энни с Бесс вдвоем идут,Ведь лорд не станет лгать!

Да только лорд как есть солгал,Своих наймитов в лес послалИ, чтоб смутьянок проучить,Велел по кругу их пустить.

Взмолилась старшая сестра, молила и клялась:Не трогайте малютку Бесс, я за нее для вас!Малютке Бесс заткнули рот, безумными глазамиОна смотрела, как сестру семь мужиков терзали.

Бандиты к воплям их глухи,Угрозы слушал лес:«Коль здесь покажетесь опять,не пощадим и Бесс!»

И чтобы сестрам не забыть,Как платит Стэнвуд-лорд,Насильник каждый, уходя,Пометил Энн ножом.

Так сестрички жили-жилиВ Ланкашире-Ланкашире,У станка они старались,Честной платы добивались,А потом они пропали,Но вернуться обещали.Будет проклят подлый лордИ насильники его…

Капитан, допев, прокашлялся, скрывая душившие его чувства.

– Слыхали эту песню, капрал Тагман? – обратился он к новому вестовому, начищавшему ему сапоги.

Прежний слуга, Сандерленд, приболел, и капитан предложил Тагману на время заменить его за те же пятнадцать шиллингов в неделю. Впрочем, служба денщика не освобождала Тагмана от обычных обязанностей, а о сержантском звании речи больше не заходило.

– У нас пелось иначе, сэр, –  угрюмо отозвался капрал.

Офицерский блиндаж был обложен мешками с песком и досками, потолок подпирали четыре внушительных столба. Сменявшиеся здесь жильцы старались создать уют, вопреки распоряжениям сверху, утверждавшим, что комфорт более положенного подрывает «боевой дух».