не темные пузырчатые плоды, в которых скрывалось плотное зерно, а стебли.
– Специфично, – осторожно заметила Эрра, подбирая тонкую нить, за которой потянулась другая. А желудок Данияра сжался, до того все это походило на чьи-то волосы.
Волосы пахли каррозой.
И это делало их еще менее аппетитными.
Кроме волос, стояли низкие горшочки с тушеными кореньями, какая-то местная рыба, обладавшая маслянистым вкусом и резковатым запахом, который и приправы не заглушали. А может, это просто сам Данияр стал чересчур уж чувствителен.
– Думаю, если попросить, найдется что-то менее экзотичное, – Некко сказала это мягко, успокаивая.
– Не стоит.
Все-таки он мужчина, а мужчине не к лицу быть излишне капризным. И Данияр, отправив в рот кусок рыбы, зажмурился.
В остальном вечер был неплох.
Море переливалось огнями. Синие. И зеленые. Желтые. Алые. Они поднимались со дна, чтобы расползтись по поверхности, смешаться с друг другом. И казалось, сама вода горит холодным огнем.
– Водоросли, – за стол, не спрашивая разрешения, присела девушка в стандартной форме, молодая и весьма симпатичная. Пожалуй, в достаточной мере симпатичная, чтобы обратить на нее высочайшее внимание. Вот только желудок вновь заурчал, напоминая, чем чревато это самое внимание к посторонним девицам. – И криль. Здешняя экосистема создана десятилетия назад, но до сих пор стабильна. Она обладает большим запасом прочности во многом из-за поливидового состава, хотя сейчас многие полагают, что цепочки можно и сократить.
– А вы кто? – поинтересовалась Эрра, покачивая тонкой двузубой вилкой. И вид у нее был такой, что девицу стало жаль.
– Младший менеджер. А пока специалист по связям. Временный. Алина, – девушка печально улыбнулась. – У нас здесь редко случаются гости… и тут сразу два корабля за неделю.
– Два?
Она кивнула.
– Говорят, с точкой входа неладно, пошло искажение. Отец уверен, что если естественное, то будут еще случаи. Он у меня навигатор. Из бывших. Уверяет, что, скорее всего, дело в циклической нестабильности, а значит, точку закроют на пару месяцев. Или лет.
Данияр кивнул, хотя мало что понял.
– Отец занимается грузоперевозками, – Алина, не дождавшись приглашения, опустилась на пол и скрестила ноги. Правда, оказалась она между Эррой и Некко которая разглядывала соседку с некоторой неприязнью. Впрочем, догадаться о ней мог лишь человек, хорошо знавший Некко. – От Арреи до Новы-7 и назад. Один маршрут… годами один маршрут. И не только он.
Она легонько вздохнула.
А огоньки поднялись над водой, закружили, словно сплетаясь друг с другом.
– Красиво, – сказал Данияр в поддержание беседы. А заодно чтобы не пробовать очередное местное лакомство, походившее на куски глины в красном соусе.
– Что? А… да, наверное. Я привыкла. Я знаю, что теплое течение поднимает криль к поверхности… это белые и зеленые креветки. Самки флуоресцируют, привлекая самцов. Течение смешивает стаи, чтобы в итоге увеличить генетическое разнообразие. К рассвету они выбросят икру, и другое течение подхватит ее, утащив на дно. Там открыты теплые источники, а температура воды такова, что икра вызреет… А вот красное – это хрыны. Рыбы. Вкусные. Вы ведь пробовали?
Данияр поспешно кивнул.
– Не понимаю, почему не наладить промышленный отлов. Популяция вполне устойчива. А отец говорит, что вкус у них весьма специфический, непривычный для многих. Но даже если и так, можно ведь экзотику экспортировать. Я как-то пробовала ах-айорских песчаных червей. Еще та гадость.
Наверное, стоило обидеться, потому как песчаные черви при правильной их готовке гадостью не были. Напротив, мягкие, сочные, с хрустящей острой чешуей и сладким мясом, они нравились всем.
Или почти всем?
– Белое – это мурены. В отличие от хрынов, они хищники, но поднимаются редко, не любят поверхность. Вам повезло, сейчас у них брачный сезон.
Сияющие ленты сплетались друг с другом.
– Мурены помогают контролировать популяцию хрынов. Если их становится слишком много, они начинают объедать каррозу. А хрыны сдерживают рост криля. Без них становится слишком много креветок и водорослей. Начинается эутрофикация…
Алина вздохнула.
– Это основная цепочка, но ее поддерживают две сотни малых. И человеческое участие не требуется. Моя задача – наблюдать, делать ручные замеры воды, проверять работу малых станций. И так всю жизнь.
– Уезжайте.
– Отец предлагал. Мама против. Маме кажется, что здесь хорошо. Спокойно. И ничего не случится. Вот ее правда – хорошо, и спокойно, и ничего не случится. Иногда кажется, что, если вдруг остальное Созвездие исчезнет, мы не сразу заметим. А если и заметим… у нас есть все, чтобы жить.
Она положила руки на колени и уставилась на море.
– Не знаю почему… раньше за мной не водилось такого, чтобы приставать к незнакомым людям. Но вы… вы так не похожи на всех, кого я знаю.
Светлые глаза подозрительно заблестели. А Данияр понял, что, если девица заплачет, он сдастся. И сделает. Правда, он сам не знал, что именно сделает, но наверняка какую-нибудь глупость. А последняя глупость едва не стоила ему жизни.
– Я иногда думаю, что было бы, если бы я родилась в другом мире, – мечтательно произнесла Алина. – В таком, как ваш…
– Да ничего особенного, – Эрра позволила вилке упасть, чтобы поймать ее у самой земли. – Продали бы в гарем…
– Продали? – светлые бровки сошлись над переносицей.
– В лучшем случае.
– В лучшем? – кажется, подобный подход в голове Алины не укладывался.
– Если бы повезло родиться красивой. С некрасивыми сложнее. Их берут в жены те, кто на нормальный выкуп собрать не может. А значит, смотрят на здоровье. Чтобы жена могла и дом вести, и верблюдов смотреть, и работать. Хотя это позор, если женщина работает.
Во взгляде Алины читалось недоумение.
– Все равно часто бывает так, что первую жену берут именно для работы. И тогда уже заставляют трудиться на износ, как говорится. А потом, как выйдет поднакопить денег, дом отстроить и вообще, покупают вторую и третью, которые уже для удовольствия.
Ротик приоткрылся.
И Данияр поспешил уверить:
– Мы боремся с пагубной этой практикой, но, к сожалению, нелегко идти против вековых устоев.
Ротик закрылся.
Алина шмыгнула носом и сказала с мрачной решимостью:
– Я все равно отсюда уеду.
– Куда? – Эрра легла на живот, хотя на местных досках и сидеть-то жестковато было. Пусть пол и прикрыли толстым синтетическим ковром, но, во-первых, не таким уж толстым, а во-вторых, слишком уж синтетическим. Сквозь один пластик ощущался другой, и Данияр подумал, что не стал ли он чересчур изнежен? Помнится, отец любил ночевать в пустыне, и спал, раскинув поверх песков одно лишь покрывало верблюжьей шерсти.
И дед.
А прадеду вовсе пришлось больше года в пещерах провести.
– Не знаю пока.
Алина чихнула.
– Будьте здоровы, – вежливо сказала Некко и покачала