которая в жизни не должна была бы покидать стены гарема, знания подобного рода?
– И здесь уже придется стоять дня три. Может, попросить, чтобы организовали экскурсию? Скажем, есть интересные фермы по аэропонике… довольно перспективное направление для замкнутых систем?
Данияр кивнул.
В нынешнем состоянии он был согласен и на ферму.
Обзорные экраны занимал алый диск солнца. Несмотря на фильтры, которые снижали активность излучения до приемлемого уровня, цвет получался какой-то чересчур уж яркий, неестественный, и на его фоне темно-лиловая солнечная станция выглядела вполне гармонично.
Лотта поморщилась.
Сколько этим экранам лет? И сколько ресурса они выработали без должного обслуживания, если дают такую погрешность? Она покачала головой и тихонько вздохнула.
– Страдаете, милочка? – Труди прогуливалась по палубе. В одной руке она держала стакан с тонко нарезанной соломкой, а во второй банку соуса. – В вашем возрасте страдать из-за мужчины глупо.
– Почему?
– Потому что легко найти другого. Или третьего. Или четвертого, – Труди обмакнула палочку в соус и засунула в рот. – И это они называют овощными чипсами?! Чипсы должны хрустеть.
– А если другой не нужен?
Лотта спросила просто так, исключительно из любопытства, потому что ее не столько беспокоил отказ – формально Кахрай не отказал, но попросил время на размышление, – сколько нынешнее положение. Да, система была настолько безопасна, насколько вообще может быть безопасен тихий аграрный мирок второго класса. И технический сбой был именно техническим сбоем.
Ошибка навигационной программы, не получившей обновления с новыми параметрами, хотя обслуживающая компания и обязана была пересылать пакеты на узловых точках. Обязана… и прислала, если верить логам, которые Лотта изучила со всей тщательностью, да только пакет почему-то не установился, а штурман, в нарушение всех инструкций, не провел дополнительную проверку, хотя обязан был. Капитан не проверил штурмана, решив, что тот в достаточной мере опытен. А штурман, согласившийся, что опыта у него хватает, да и вообще что может случиться, всецело положился на программу.
– Тогда дура, – сказала Труди, выковыривая кусок чего-то темного. – Что? Мужчины, они приходят и уходят… и вообще…
Вообще все могло бы закончиться куда как печальней. Будь отклонение чуть больше, а струна не столь стабильна, корабль постарше, защитные поля слабее…
Лотта вздохнула.
– Так что, милая, не дури… и на ферму съезди.
– Зачем?
Лайнер давно оттащили к станции, зафиксировав пуповинами полимерных канатов, по которым ориентировались ремонтные боты. И в свежесозданной сети их суетилось множество.
– Интереса ради. Или неинтересно?
Лотта еще не знала.
Две трети местных ферм принадлежали корпорации, а потому, пожалуй, следовало бы воспользоваться случаем и проверить лично, как идут дела, ведь отчеты отчетами, а инспекция инспекцией. Но Лотта ведь не для инспекций летела! У нее, если подумать, совсем иные цели были. Только… куда эти цели подевались?
– Говорят, что здесь производят лучший сублимированный кофе в этой части витка, – Труди вытащила очередную палочку и, повертев в пальцах, протянула Лотте. – Будешь?
– Нет, благодарю.
– И правильно. Гадость редкостная. А сублимированный кофе из каррозы к натуральному имеет такое же отношение, что курица к павлинам, вроде и птица, и перья, а все ж не то… – Труди стряхнула с груди крошки. – Говорят, что истинный кофе выращивают в частных оранжереях.
– Выращивают, – согласилась Лотта.
И в ее собственной нашлось место для дюжины деревец, пусть и модифицированных генетически, но все одно капризных до крайности. Зерно они давали, и бабушка весьма ценила сваренный из кофейных бобов напиток, а вот Лотта предпочитала каррозу.
Если подумать, не так сильно она от кофе и отличалась. Вкус вот мягче, с тонкими шоколадными нотками, если брать лучшие сорта. Но при всем том карроза совершенно некапризна, да и производительность у нее в разы выше.
– Вот я и говорю… все лучшее – им… а если родился бедным, то что? – Труди достала чипсину и поднесла ее к глазам. – Псевдонатуральные чипсы с запредельным содержанием крахмала и дрянной кофе. Разве это справедливо?
– Не знаю.
Вопросы глобальной справедливости Лотту волновали мало, хотя, помнится, троюродная тетушка по отцовской линии весьма увлекалась идеями всеобщего равенства. Правда, почему-то равенства требовала именно от Лотты, притом совершенно не желая сокращать собственные расходы на вещи, совершенно далекие от идеалов.
Стоило вспомнить о родственниках, как настроение окончательно испортилось.
– Пожалуй, – Лотта обхватила себя за плечи. – Я пойду.
– Куда?
– Собираться.
– А чего тебе собираться? – почти искренне удивилась Труди, вытерев пальцы об очередной комбез. – Платьишко натянула – и вперед.
Вот платья на ферму каррозы надевать точно не стоило.
Глава 25
Рыженькая была цела.
Это обстоятельство Кахрая обрадовало несказанно. Настолько, что он смутился от этакой вот радости, за которой впору искать эндорфиновый стимулятор, хотя ничего такого Кахрай в жизни не употреблял. А потому отвернулся и сказал:
– Штаны широковаты.
Наследница, последняя надежда могучего некогда рода и цвет аристократии тоже смутилась и покраснела, густо, щедро, отчего Кахраю стало неудобно, и он поспешил пояснить:
– Ткани много. Если вдруг что, то можно запутаться. А так хорошие штаны. С цветочками.
– Это лилии, – зачем-то пояснила рыженькая и посмотрела куда-то в сторону.
Кахрай тоже посмотрел.
В стороне было пусто, чисто и лишь тускло мерцала стрелка на полу, намекая, что все-то приличные пассажиры давно уже отправились к зоне высадки.
– Никогда не видел лилий.
Кахрай почувствовал, как горит шея.
И уши.
И… да что с ним происходит-то? Он взрослый, серьезный человек, а тут… и подопечный в кресле завозился, закряхтел, то ли сетуя на этакую безалаберность сопровождения, то ли пытаясь выбраться раньше времени. Искин нервно потребовал успокоить пациента, но Кахрай не послушал.
Задержка – это, конечно, на руку, но все-таки времени мало. И каждую минуту надо использовать с толком. Вот подопечный и дул щеки, тянул губы трубочкой, пытаясь хоть как-то восстановить речевой аппарат.
– У меня в теплице есть. Красивые. Только пахнут как-то чересчур… но бабушка любила, – она выставила ножку, и ткань, которой вот прямо недавно было столько, что прямо складками висела, вдруг куда-то подевалась, эту самую ножку обрисовав. – Если хотите, я вам потом покажу. Лилии, – зачем-то уточнила девица.
– Буду счастлив.
Прозвучало почему-то двусмысленно. И Кахрай отряхнулся и велел:
– Держитесь рядом. Старайтесь далеко не отходить.
Она кивнула.
А волосы в косу заплела. Только они все равно курчавились и норовили из косы выбраться, завивались смешно. И у Кахрая прямо руки чесались потрогать.
Волосы-то настоящие.
Но он толкнул кресло, а рыженькая пошла рядом. Осторожно, косясь на Кахрая, точно не способная поверить, что ей разрешили. Или спросить чего хотела.
– Я не могу принять ваше предложение, – сказал он