Читать интересную книгу Комбат не ждет награды - Андрей Воронин

Логика генералов была проста и понятна Гапону. В случае чего вину свалят на Иваницкого и Борщева, мол, они и торговали спиртом, получая за это все деньги. За что их убили?

С бандитами не поделились! А куда уж девались баснословные суммы, это не так важно.

Есть трупы – нет подсудимых, нет и преступления.

Единственный выход, который сейчас виделся Гапону, это законсервировать ситуацию.

Не позволить дергаться Борщеву, заставить Иваницкого исправно нести службу и дальше.

Теперь план у Гапона выкристаллизовался.

Он не раз уже поступал подобным образом…

Прикрыв глаза, Супонев представлял себе воображаемый разговор с Борщевым, которой, как он знал, морально подавлен и не готов к сопротивлению.

– Ну что же ты, сука! – скажет Гапон. – Виллу себе купил, квартиру, девочку завел, которая тебе не по карману. Мы же договаривались, никаких покупок, никакой роскоши, пока не кончится товар.

Борщев естественно начнет просить прощения. И тогда он предложит ему довольно мягкий вариант полюбовного соглашения.

– Знаешь что, дорогой, – скажет Гапон, и Борщев замрет, ожидая решения своей дальнейшей судьбы. – Нет, убивать я тебя не стану, а наказать – накажу. У меня другого выхода нет, представь: приедет проверка и спросит у тебя, где ты взял деньги на кипрский дом и на квартиру. Со своей подполковничьей зарплаты такие суммы тебе собирать – пару веков потребуются. И вот тогда тебе потребуется бумага, чтобы оправдаться?

Не мне, Борщев, потребуется, а тебе – возразить на это будет нечего. Придется мне на тебя оформить кредит в банке. Распишешься в его получении, а денег, естественно, не увидишь. Если кто-то хватится, что живешь ты не по средствам – вот они, документы на основание липовой фирмы, кредиты, полученные для закупки товаров, но использованные не по назначению. За такие дела много не дают, Борщев. Отсидишь ты на поселении пару лет и вернешься к активной жизни.

Гапону явно понравилось то, что он придумал. Знакомых банкиров у него хватало, имелся с десяток своих нотариусов, бумаги можно было какие угодно оформить, да и левые деньги списать на Борщева, оформленные под видом кредита. А когда подполковника не станет, то и спрос с мертвеца не велик. Нет человека и нет денег, забрал с собой в могилу.

Супонев подозвал к себе одного из охранников и распорядился тут же отыскать нотариуса и управляющего банком Якова, который был многим обязан Гапону. Ему пришлось ждать минут двадцать, пока наконец нотариус и банкир не прибыли в клуб, захватив с собой нужные документы и печати.

Гапон, предчувствуя скорую победу, сел в автомобиль и приказал следовать к дому Борщева.

* * *

Борис Иванович Рублев держал в руках карточку, на которой почерком полковника Бахрушина был написан московский адрес квартиры, в которой проживал Борщев. Бахрушин уверял, что подполковника можно отыскать сегодня именно здесь, во всяком случае, другого места он не знал. И Рублев решил рискнуть.

Он оставил свой «форд» в соседнем дворе, проехав через ту самую подворотню, в которой скрылись старик со старухой после крика Анжелики о помощи, вышел на тротуар и пересек улицу. Он даже не знал толком куда выходят окна квартиры, сколько их. Комбат предпочитал не просчитывать свои действия в деталях, а поступать по наитию.

– Главное – направление, в котором двигаешься, – любил говорить Комбат, – а мелкими или гигантскими шагами ты его преодолеваешь, это никого не интересует.

Быстро, но в то же время не торопясь, Комбат поднялся, и остановившись у двери квартиры, еще раз сверил номер. Он нажал кнопку звонка и ждал, когда ему откроют.

Подполковник Борщев уже было спустивший ноги с кровати, тут же вновь лег, поняв, что опоздал с попыткой побега. Охранник проснулся, повертел головой, пытаясь понять, приснился ему звонок или же прозвучал в действительности. Ведь так бывает, когда чего-то сильно ждешь, оно приходит во сне.

Гигант сунул пистолет за пояс, запахнул куртку и грозно приказал Борщеву:

– Лежи и не рыпайся! Без глупостей! А не то по стенке размажу, – и вышел в прихожую.

Комбат позвонил во второй раз. Охранник, будучи в полной уверенности, что это приехал Гапон, даже не стал спрашивать, кто там, распахнул дверь и тут же встретился взглядом с Рублевым. И Рублев, и охранник поняли одновременно, что разводить разговоры ни к чему. По их лицам было видно, эти люди не привыкли разговаривать, а привыкли действовать.

«С такой рожей можно быть только бандитом», – мелькнуло в голове Комбата, и он резко, почти без замаха, саданул охранника кулаком между глаз.

Тот собирался проделать то же самое, но реакция у Рублева оказалась немного быстрее, и охранник, отброшенный ударом вглубь коридора, качнулся, цепляясь, чтобы устоять, за вешалку.

Рублев резко вошел в квартиру и захлопнул за собой дверь. Но второй его удар угодил в пустоту. Охранник одной рукой отодрал от стены вешалку и бросил ее в Комбата, и тут же завалил высокую тумбу для обуви.

Пока Рублев путался в пальто и в плащах, человек Гапона успел выхватить пистолет и передернул затвор, досылая патрон в патронник.

Борщев со страхом прислушивался к звукам, доносящимся из коридора. Он понимал, происходит не то, что запланировал Гапон, пришел кто-то другой. Но кто – Друг, враг?

Еще не известно, что лучше – попасть в руки к Гапону или довериться неизвестности.

– Ни с места! – прозвучал голос охранника.

Все еще путаясь в пальто, Комбат прыгнул на него, рискуя нарваться на пулю. Раздался негромкий, ослабленный глушителем выстрел.

Пуля вошла в штукатурку на потолке, отколов изрядный кусок. Комбат перехватил руку с пистолетом и резко завернул запястье. Послышался хруст выворачиваемого сустава.

Падая на пол, Рублев ребром ладони отбросил пистолет в комнату, и пока его противник не успел опомниться, несколько раз ударил его прямо в нос, от чего тот стал плоским и из ноздрей хлынула кровь.

Пошатываясь, Борис Рублев поднялся. Охранник лежал без движения. Борис Иванович заглянул в комнату и увидел Борщева. Тот уже открыл окно и пытался залезть на подоконник. Но это было не так-то легко сделать с руками, скованными наручниками. И тут Комбат ощутил боль в ноге. Охранник, казавшийся до этого бездыханным, повернулся на бок и поджав под себя искалеченную руку, вцепился зубами в ботинок Рублева, прокусив его насквозь.

– Стой! – крикнул Комбат, бросаясь вперед.

Охранник не выпускал его ногу из зубов, впившись в нее мертвой хваткой, словно бульдог. Комбат со всей силы ударил охранника носком ботинка в голову, попал в висок. Гигант дернулся, и тело его забилось в конвульсиях.

То, что человек со скованными наручниками руками именно Борщев, Комбат знал наверняка. Перед поездкой Бахрушин дал ему его фотографию.

Но даже мертвый охранник не разжал зубов. Рванувшись, Рублев наконец высвободился и бросился к Борщеву, который придерживаясь за водосточную трубу, перебирался на карниз, идущий по периметру дома – довольно широкий, ведь дом был старый.

– Стоять, кретин! – выкрикнул Комбат и попытался дотянуться до Борщева рукой.

От испуга тот выпустил водосточную трубу и, скользя подошвами ботинок по оцинкованной жести карниза, засеменил к углу дома, цепляясь пальцами за рустовку стены.

Борис Иванович вспрыгнул на подоконник и ухватившись правой рукой за водосточную трубу, попытался дотянуться левой до подполковника. Но тот, воровато озираясь, кося на грузного Комбата безумными от страха глазами, мелкими шажками пробирался по карнизу.

Всего нескольких сантиметров не хватило Борису Рублеву для того, чтобы дотянуться до беглеца.

– Врешь, не возьмешь! – прохрипел подполковник и двинулся дальше.

Он видел, что Комбат без оружия и считал себя в безопасности. На другой стороне дома, как он помнил, была пожарная лестница.

"Доберусь до нее и быстро спущусь вниз.

А там найду что делать!"

Борщев боялся Комбата куда больше, чем охранника Гапона. В его воспаленный от страха мозг вкралось подозрение: это человек из ГРУ или из милиции. А в тюрьму идти ему не хотелось.

На самом углу дома на карнизе уже скопилась большая куча засохшего голубиного помета. Карниз никто не чистил лет двадцать. Борщев спешил, ведь Комбат уже сам ступил на карниз.

Засохшая сверху куча помета треснула под рифленым протектором ботинка Борщева, и его нога соскользнула с оцинкованной жести.

Борщев судорожно вцепился пальцами в глубокую рустовку стены, одновременно пытаясь сохранить равновесие. Но было уже поздно: одна нога зависла над пустотой, а вторая неумолимо скользила… Борщев, хоть и успел прижаться грудью к стене, сорвался-таки вниз. Его тело мелькнуло в густых ветвях дерева, следом послышался глухой удар. За ним наступила тишина, лишь покачивались в безветренный день ветви старой липы.

Где-то совсем рядом открылось окно, то ли этажом ниже, то ли в соседней квартире, и прозвучал сдавленный женский крик, а затем – причитания.