Читать интересную книгу Полная гибель всерьез - Юрий Пивоваров

Перед Эйнштейном стояла проблема разрешения противоречия между общими законами механики Галилея — Ньютона и открытиями 60-80-х годов XIX столетия, сделанными Максвеллом и Майкельсоном. Согласно второму закону Ньютона, в принципе нет ограничений для скорости, которую можно придать телу. Это — в конечном счете — означает, что время всюду течет одинаково. Вообще, в ньютоновской механике выполняется принцип относительности Галилея: законы механических явлений одинаковы по отношению ко всем инерциальным системам. Но Максвелл, анализируя электромагнитные явления, не нашел этому подтверждения в области электродинамики. Еще большие сомнения посеяли опыты Майкельсона. Он не обнаружил ожидаемой зависимости скорости света от направления его распространения по отношению к направлению движения Земли.

Эйнштейн в частной теории относительности заимствовал ряд положений из классической теории и одновременно опирался на данные опытов Майкельсона. В результате возникла принципиально новая картина мира, в рамках которой пространство и время зависят от системы отсчета, по отношению к которой они определяются. То есть Эйнштейн не отбросил старые представления, он включил их в новый контекст, где они и обрели новое содержание. Или, точнее: стали элементом нового знания, не утратив при этом своей адекватности.

Ленин сделал то же. Он примирил классический марксизм с ново-русским революционным опытом. Ввел его в русский контекст. Показал, что в русском пространстве время течет с иной скоростью, а также — принципиальную значимость системы отсчета, точки зрения наблюдателя. Думаю, что для складывания ленинизма неоценимыми оказались опыты Желябова — Нечаева; во всяком случае, они сыграли не менее важную роль, чем опыты Максвелла — Майкельсона для формирования воззрений Эйнштейна.

В 1915 г. приходит время для общей теории относительности, которая отныне служит основой представлений о мироздании. Признается, что массы материи, определяя структуру пространства-времени, определяют через это и свое собственное движение. Тогда же Ленин создает общую теорию ленинизма — «ленинскую теорию империализма». «Русский» (частный) вариант включается в новую универсальную и универсалистскую концепцию. Фактически она гласит: социальные массы, определяя (воздействуя, меняя) структуру исторического пространства-времени (в ленинизме, как и у Эйнштейна, время и пространство суть разные измерения одного и того же; это гениальное открытие в политике), определяют (воздействуют, меняют) через это и свое собственное движение (свое собственное историческое бытование).

Да, Ленин конгениален этим трем гениям. И в своей гениальности близок, родствен гениальности каждого из этой тройки. В этом отношении мне некого поставить с ним рядом.

Конечно, Ленин — центральная фигура русского коммунизма (т. е. истории России XX столетия). В диспозиции коммунистического мира у него несколько символических ролей: пророк, герой, учитель, образец, первоисточник власти и пр. Все последующие вожди (Сталин, Хрущёв, Брежнев, Горбачёв) черпали свою легитимность именно в Ленине. Он — без всяких там метафор — был демиургом этого порядка. Обо всем этом очень неплохо более четверти века назад писал американский исследователь Фредерик Баргхурн. По его словам, Ленин сделал главное: а) разработал коммунистическую теорию и создал партию нового типа; б) привел эту партию к власти; в) заложил основы советской системы: «однопартийную демократию» и полностью управляемую государством экономику.

Но это, так сказать, совокупная оценка Ленина. С определенной же точки зрения было (есть) два Ленина — до революции и после революции. До 1917 г. Ильич показал себя величайшим в мире редукционистом.

Графически этапы его предреволюционного пути можно изобразить следующим образом (схема представляет собой не редукцию революционного движения вообще, но его редукцию по Ленину, т. е. виденье и полагание этого движения самим Ильичом; и несмотря на всю однобокость и экстремизм такого полагания, оно совпало с историей страны):

Поясню некоторые условные термины. «He легальные» марксисты — это все те, кто боролся со Струве и К°, т. е. и Ленин, и Мартов, и Плеханов и др. «Традиционные большевики» — это все те, кто шел с Лениным с 1903 г., поддерживал его линию в первой русской революции: «традиционные» в целом (были и исключения) остались с ним или вернулись к нему в 1917 г. и в период Гражданской войны, но, как правило, уже не играли самых главных ролей. «Необольшевики» — это те, с кем он захватил власть в Семнадцатом, те, которые будут с ним в десятилетие между революциями, те, с которыми у него возникнет конфликт сразу же после возвращения («Апрельские тезисы» и споры вокруг них в партии), будет тлеть вплоть до Великого Октября и в конечном счете приведет его к полному одиночеству. Но это уже произойдет в иную историческую эпоху. При этом следует заметить, что трагическое завершение его личной (ульяновской) судьбы было «запрограммировано» логикой жизненного пути Ленина-редукциониста.

А вот так выглядит историческое движение Ленина после революции 17-го года:

Поясним термины и в этом случае. «Ленинцы» — это те, кто собирается вокруг него с весны-лета 1917 г. и будет играть решающие роли в решающие моменты существования нового режима (Троцкий, Свердлов, Дзержинский, Сталин и др.). Но быть «ленинцем» не означало личной и политической преданности Ильичу. В иных ситуациях они могли и выступить против Старика, и даже предать его. Это их — в основном — усилиями (в паре со смертельной болезнью) и произошло его насильственное удаление от дел. «Партия» — это уже не партия нового типа, но хребет и (одновременно) прообраз становящегося Порядка. «Коммунистическая диктатура» — система коммунистической власти; это шире «партии», поскольку предполагает некоторые другие властные и привластные формы. «СССР» — реализация коммунизма в определенных (неуклонно расширяющихся) территориальных пределах. «Мировая социалистическая система + коммунистическое движение» — динамично развивающаяся и экспансирующаяся в различных видах и различными способами «теория и практика» коммунизма. «Коммунизм-во-всем-мире» — целеполагание, мечта, надежда, упование.

Следовательно, после революции Ленин выступает как величайший расширитель и «объединитель». Хотя способ его жизнедеятельности остается прежним. Во-первых, раскалывать любую организацию (движение), в рамках которой и с помощью которой он добивается своих целей. Сначала раскол, затем, на основе оставшейся верной ему части, создание новой организации (движения), и все заново. Известный бакунинский девиз «pars pro toto» - «часть вместо целого» — он модифицирует в «часть как целое». «Частичность», его «частичность» выдается за целое, заменяет и подменяет собой целое. Парадоксальность здесь в том, что такой способ вполне укладывается в логику Ленина-до-революции, но вроде бы внешне противоречит интенции Ленина-послереволюционного, Ленина-расширителя. Отметим эту — согласитесь! — «странность», однако оставим ее объяснение для других наших работ…

Во-вторых, Ленин остается гениальным упростителем. Это его качество поистине новаторское — как в реальной политике, так и в политической мысли. Упростить ситуацию до абсурда, многообразие и сложность свести к элементарному, принципиальную поливариантность истории к прямой — как полет пули, — линии. Вот он — Ленин, вот он — ленинизм! В этом смысле Ильич антиисторичен и антикультурен. Если, правда, исходить из презумпции неуклонного — несмотря ни на что и в общем и целом — усложнения истории и культуры во времени … Все эти Сталины, Гитлеры, Муссолини и прочие, говоря языком Томаса Манна, взбесившиеся неотесанные плебеи XX в. вышли из «шинели» Старика: его циничной, безжалостной, бездушной ухмылки-усмешки, которая — на фотографиях — таится в уголках рта, скрывается за усами и гарцует в его текстах и речах.

История человечества знает, конечно, и других классиков упростительства. И сам Ленин возник не на пустом месте. Вспомните хотя бы тутошних чернышевских-добролюбовых или тамошних марксов-энгельсов. Но … Но лишь гений Ленина сделал упростительство универсальным и единственным способом решения всех вопросов. При этом смысл самого упростительства сводится исключительно к ставке на низменное, на слабости человека или социоисторической общности, на больное и наболевшее. Эксплуатация всего этого и есть ленинизм. Да еще прибавим невероятное упорство и последовательность (будто бы внутренняя необходимость) в стравливании и натравливании друг на друга как ближайших сподвижников, так и миллионные социальные группы. Да еще полный отказ от критерия «совесть». Ленинизм — это учение и практическое воплощение бессовестного устройства жизни.