Читать интересную книгу Современный Английский детектив - Чарльз Сноу

— Ну, допустим, — вставил Уильям.

— С другой стороны, — сказал Финбоу, — Кристофер — хороший гребец. Поэтому трудно представить себе, чтобы тот или другой опрокинул лодку случайно. Когда я наблюдал, как Беррелл управляет моторкой, мне пришла в голову мысль, что эпизод с перевернувшейся лодкой был, скорее всего, инсценирован умышленно… Кристофером.

— Но зачем? — перебил Уильям. — Ведь он не сумасшедший.

— А у меня в результате этого, — продолжал Финбоу, — снова всплыли пять вопросов, которые я поставил себе в день убийства. В этих вопросах, с моей точки зрения, заключалось все существо дела. Вот они. — И он показал листок бумаги, на котором делал свои заметки в то первое утро, когда мы сидели в саду.

— На пятый вопрос — какие чувства скрываются за внешним спокойствием Уильяма — я уже давно дал ответ, — объяснил он. — Как-нибудь я расскажу вам об этом, Уильям. Сейчас могу сказать одно: будь я на вашем месте, я бы не ставил свою судьбу в такую зависимость от Роджера. Вопрос четвёртый — почему Филипп и Тони так демонстративно ищут общества друг друга после убийства — в целом не представлял больших трудностей. Я твёрдо знал, что Филипп вне подозрений, а поведение Тони продиктовано какими-то осложнениями в их взаимоотношениях, это почти не вызывало у меня сомнений. — Он поднял глаза и улыбнулся им обоим. — Не обижайтесь, что я говорю о вас, как о подопытных кроликах. Но могло оказаться так, что странное поведение Тони трудно было бы объяснить одними сердечными переживаниями; однако тут нас выручил случай: мы с Иеном стали невольными свидетелями разговора между Тони и Филиппом в лодке на озере. Глаза Тони гневно сверкнули.

— Значит, вы подслушивали? — возмутилась она. — Что же именно вы услышали?

— Достаточно, чтобы быть более или менее уверенным, что для вас предпочтительнее видеть Роджера живым, чем мёртвым, — ответил он. — Если вы желаете, чтобы я подробно проанализировал ваше отношение к Роджеру, я не премину сделать это как-нибудь в другой раз, с глазу на глаз.

На лице Уильяма было написано полнейшее недоумение.

— Погоди, но ведь Тони же не знала Роджера раньше! — воскликнул он.

Та пропустила его вопрос мимо ушей и продолжала возбуждённо наседать на Финбоу:

— Что ещё вы знаете обо мне?

— Довольно много, — улыбнулся Финбоу. — Вполне достаточно, чтобы у меня были основания держать язык за зубами… и чтобы проникнуться к вам ещё большей симпатией.

К этому времени ко мне окончательно вернулась трезвость мышления. Я заметил, что Тони была так поглощена своим романом с Филиппом, что её чувства заглушили в ней всякие другие эмоции, даже убийство Роджера оставило её безразличной. И для самого Филиппа, который с тревогой следил за допросом, который Тони учинила моему другу, все, что касалось его невесты, было во сто крат важнее, чем раскрытие преступления Кристофера. Такова уж человеческая природа… и это, должно быть, в порядке вещей.

— В тот день к полуночи мои сомнения по поводу четвёртого и пятого вопросов были рассеяны, — продолжал свой рассказ Финбоу. — Правда, это ещё не привело к раскрытию преступления, но все-таки сузило круг проблем… а кроме того, позволило мне увидеть Роджера в истинном свете. В то время как Иен вёз меня по реке домой, я начал постепенно понимать, какой ответ можно было бы дать на третий вопрос: почему Эвис и Кристофер избегают друг друга после убийства? Он долго не давал мне покоя. Некоторое время я пытался объяснить охлаждение, наступившее между Эвис и Кристофером, сложными душевными переживаниями: Эвис, возможно, любила Роджера и теперь, после его смерти, оставалась ему верна и поэтому не подпускала к себе Кристофера… Но скоро я понял, что это не так.

— К вашему сведению, Кристофер сам все время сторонился меня после убийства Роджера вплоть до поездки в Горнинг, — тихо заметила Эвис.

— Вот оно! — воскликнул Финбоу удовлетворённо. — Так я и думал. Одно время я полагал, что Эвис принадлежит к типу людей, которые глухи к чужому горю, — такие не располагают к откровенности. Но потом я увидел, что ошибался. Словом, в трудную минуту молодой человек, влюблённый в Тони или Эвис, несомненно, кинулся бы к любимой девушке за поддержкой. Но он с каждой из них вёл бы себя по-разному. С Тони он бы попытался найти забвение в любовных утехах. А с Эвис стал бы говорить о чем угодно, только не о том, что его тревожит, он постарался бы успокоить её, будто это она нуждается в поддержке, а не он сам.

Эвис вспыхнула, а Тони рассмеялась.

— Просто в Эвис трудно искать опору, — продолжал Финбоу. — Но суть все-таки в том, что молодой человек в горе пришёл бы к ней, а вот Кристофер, наоборот, отдалился. Тогда я попытался подойти к вопросу с другой стороны, и случай с опрокинутой лодкой помог мне. Это была хитроумная уловка Кристофера, он хотел смыть с себя все следы.

Мы притихли. Уильям закурил. Когда он чиркнул спичкой, было такое впечатление, что кто-то вскрикнул.

— До этого я не думал, что можно убить человека, кое-как сполоснуться и появиться в лучшем виде в обществе — и все это в течение каких-нибудь трех минут. Но если представить, что убийца не имел возможности вымыться после преступления вообще, все выглядит гораздо проще. И в то время как вы сидели и обсуждали ваше положение в каюте, Кристофер нуждался в хорошей бане — он не мылся уже целые сутки.

— Мы просто не придавали значения подобным вещам, — возразил Уильям. — Мы все находились рядом с ним после убийства, и никто ничего не заметил.

— Справедливое замечание, — согласился Финбоу, — Я долго ломал голову, почему вы ничего не заметили. А потом вспомнил один или два эпизода, о которых мне рассказал Иен. Во-первых, когда вы всей компанией собрались в каюте, Кристофер швырнул Тони коробок со спичками, вместо того чтобы зажечь спичку и дать ей закурить. Меня это насторожило: ведь он очень воспитанный человек, кроме того, и труд-то невелик — подняться и сделать два шага. Это могло быть просто случайностью… но тем не менее натолкнуло меня на мысль: не было ли у Кристофера причины не желать, чтобы Тони видела вблизи его руки?

А потом эта ссора Уильяма с Кристофером из-за того, кому сесть на весла, когда они поехали в Горнинг. Почему Кристофер заупрямился и не хотел грести? И почему, если он отказывался грести, когда вы шли в Горнинг, ему вдруг захотелось сесть на весла на обратном пути?

Как известно, убийце, чтобы яхта не врезалась в берег, нужно было как-то закрепить румпель между рукой жертвы и телом. Последовательность его действий была, очевидно, такова: во-первых, убить Роджера; во-вторых, связать вместе пистолет, вымпел и судовой журнал и выкинуть их за борт, предварительно оставив на поручнях след от шнура; в-третьих, закрепить румпель, чтобы яхта шла более или менее прямым курсом. К этому времени на груди у Роджера должна была уже выступить кровь из раны…

Кристофер во время возни с румпелем не мог не испачкать руки в крови, он заметил это сразу, как только вернулся в каюту, — тогда все его, казалось бы, непоследовательные поступки стали вполне объяснимы. Он не мог допустить, чтобы Тони видела его руки на близком расстоянии. Он не хотел дотрагиваться до весел из опасения, что от трения и тепла на них останутся следы крови. А когда он оказался в безвыходном положении и ему пришлось все-таки грести, он не хотел, чтобы кто-либо увидел весла, пока они не будут вымыты. И вот на обратном пути из Горнинга он должен был изловчиться и во что бы то ни стало отмыть весла… и, что ещё важнее, свои руки. Он не дал Уильяму сесть на весла. Таким образом, ни одна живая душа не могла увидеть испачканные кровью весла и, кроме того, сидя на вёслах, легче перевернуть лодку и искупаться самому. Он уже тогда решил перевернуть её при первой же возможности, а тут очень кстати подвернулся Беррелл, и Кристофер легко осуществил свой замысел.

Когда я нарисовал себе картину преступления, мне даже стало лестно, что такой человек, как Кристофер — умный и, бесспорно, талантливый в своём деле, — мыслит и поступает именно так, как я себе и представлял. Итак, первый шаг был мной сделан. Это было равносильно тому, как если бы я сам себе сказал: если допустить, что Кристофер убийца, то все его поступки после совершения им преступления вполне логичны и легко поддаются объяснению.

Гораздо труднее оказалось разобраться, почему он убил Роджера. После разговора с Эвис я исключил его как возможного убийцу потому, что он был единственным, у кого, казалось, не было никакого резона убивать Роджера. Впрочем, я уже говорил Иену, что самое примечательное в данном деле — это то, что у Роджера было больше причин желать смерти любому из своих приятелей, чем наоборот. Было бы, например, странно, если бы Роджер не хотел убрать с дороги Кристофера, ведь тот был его счастливым соперником. А судя по тому, что я узнал о Роджере, он бы ни перед чем не остановился, чтобы разделаться с соперником. Исходя из этой посылки, я не исключал, что Кристофер мог убить Роджера и с целью самозащиты. Словом, я стал размышлять над возможностью и такого варианта.