Николя закашлялся, ослабляя ворот рубахи:
— И она не пыталась сопротивляться?
— Ни разу. Должно быть, ей нравилось.
— Ну да, а раковину ты так ей и не вернул? — скептически хмыкнул Николя, но покойник иронии не заметил.
— Все случая не было. А потом родители за меня Палантину посватали. Уж и свадьбу назначили. Надо было с разгульной жизнью кончать. Вот я и сказал мельниковой дочке, чтобы больше не приходила.
— Но раковину не отдал?
— Заладили вы с этой раковиной! Нет, не отдал, иначе кто бы смог поручиться, что потаскуха бы не ославила меня на всю округу? Знаю я этих баб! Еще представила бы все, будто я ее снасильничал. А так молчала. Делала, что говорю. Пока про ребенка не узнала. А там ее будто подменили. Сразу из послушной мышки в мегеру превратилась. Еще батю своего натравила. Предательское бабье племя!
— Мастер Николя, я больше не могу! — взмолилась Майли. По горлу уже тянулся кислый привкус дурноты. Малейшее шевеление могло разорвать желтую нить, связывающую янтарь с покойником. Но она же вытягивала из Майли все силы.
— Потерпи, последний вопрос, — попросил Николя и снова обратился к утопленнику: — Скажи, у тебя ни разу не возникало чувство, что ты делаешь что-то предосудительное?
— А что такого-то? Она ведь сама пришла. Сама! — остервенело оправдывался покойник. — Вы ведь отомстите? Отомстите! Вы должны! Я ведь человек!
Николя махнул Майли рукой, и та спешно разорвала нить. Покойник обмяк, потеряв связь с душой. Майли приложила руку к груди, пытаясь унять бешено колотящееся сердце.
— Хорошо, а теперь разрушь сигил и упокой душу, — устало отдавал распоряжения Николя.
— Не могу. Я без сил! — чуть не плача, ответила Майли, с трудом справляясь с дыханием.
— Прости, но это я за тебя сделать не смогу, — настаивал Николя, не восприняв всерьез ее истерику. — Если не упокоишь его сейчас, он привяжется, и избавиться от него будет намного сложнее.
Майли собрала остатки воли в кулак, подняла посох и принялась вытирать символы внутри сигила: вначале стихийные, потом смерть, и, наконец, душу. Надо было произнести еще одну формулу, но Майли снова забыла слова и полезла в карман за подсказкой.
Николя безнадежно покачал головой:
— Ты должна относиться к учебе серьезней и посвящать ей больше времени. Кто знает, как жизнь повернется? Когда-нибудь ни Финиста, ни меня рядом не окажется. Только твой дар будет с тобой всегда. Он сможет тебя защитить, но для этого ты должна полностью им овладеть. Иначе из друга он превратится во врага. Ты же прекрасно это знаешь.
Майли повела плечами. Обидно. Он что ее совсем за дурочку держит? Да, наверное, так и есть. Даже Герда не стала бы так ныть и жаловаться. Майли развернула лист с формулой и зачитала, четко проговаривая каждой слово:
— Дух неупокоенный, странник стороны, вернись к себе, отчаянный, оковы разорви, — Майли второй раз ударила посохом в звезду на лбу покойника и принялась стирать остальную часть сигила, не переставая читать формулу: — Пройди путями тайными, обряды соверши, от скверны отмщения свой Атман отдели. Ступай в чертоги времени и круг свой заверши…
Николя вскинул руку, приказывая остановиться. Тело покойника содрогнулось и издало утробный звук. Изо рта вырвался столб желтого света и ударил в ставшее пасмурным небо.
— И в образе младенца обратно поспеши, — выдохнула Майли последнюю фразу.
— Не следовало открывать ему путь обратно, но… — Николя тяжело вздохнул. — В конце концов, кто мы такие, чтобы судить мертвых. Тут хотя бы с живыми разобраться.
Майли без сил распласталась на земле. Николя поднял покойника и отнес обратно в телегу, а потом вернулся.
— Выносливости у тебя еще меньше, чем у Герды, — заметил он, помогая подняться. — Сними обувь. Надо босыми ногами по земле походить — так быстрее восстановишься.
Майли нехотя послушалась: стянула сапоги и несмело поставила босые ступни на землю. Она была непривычно холодной и жестокой настолько, что каждый шаг причинял боль, особенно если под ноги подворачивались мелкие камушки. Через несколько минут мучений Майли решила надеть обувь обратно.
— Потерпи, — остановил ее Николя, сочувственно улыбаясь. — Надо просто привыкнуть, и станет легче.
Он снял собственные сапоги и, размяв пальцы на ногах, бодро пошел вдоль берега озера. Майли пришлось торопиться следом. Слишком боялась оставаться здесь одной, особенно после рассказа покойника.
— Не пора ли нам возвращаться? — спросила она, с трудом нагнав Охотника. — Иначе мы не успеем до темноты.
— Поэтому мы и не спешим, — усмехнулся Николя. — Не хочу, чтобы упсальцы видели тело в таком состоянии. Иначе они потребуют от меня поспешных действий, на которые я пойти не могу.
— Не уверены, что «чудище из лужи» заслужило наказание? — Майли его в этом поддерживала.
— По законам Стражей преступление против будущей матери и собственного ребенка считалось самым тяжким грехом. За это человека голым привязывали к столбу и оставляли медленно умирать от палящего зноя или холодного ветра. А с падением ордена люди, кажется, забыли, что хорошо, а что плохо.
— Знаете, а ведь у единоверцев материнство тоже считается священным. Человеку, взявшему на душу такой грех, уже никогда не заслужить прощение перед лицом Единого, — задумчиво сказала Майли. Она все время искала и не находила, что в ее вере было такого ужасного, из-за чего ее новые друзья так недолюбливают всех ее приверженцев.
— Это от того, что единоверцы во многом переняли Кодекс Стражей и продолжили исполнять основные положения, поменяв лишь имена некоторых вещей, чтобы в глазах людей их вера казалась более истинной.
— Вы хотите сказать, что они — воры? — возмутилась Майли.
— Чтобы управлять людьми, нужно создать ядро, которое не позволило бы обществу потонуть в анархии. Вера со своими строгими догматами и есть это ядро. Стражи ее утратили, а следом потеряли и власть, став в глазах людей тем самым злом, с которым Стражи сами сражались. Возможно, когда-нибудь Голубые Капюшоны совершат ту же ошибку, и тогда сжигать будут уже их. Это извечные законы бытия, суть которых должна оставаться неизменной, чтобы не наступил конец света. А имя лишь пустой звук, даже эхом не отдающийся в вечности.
— Вы сейчас говорите прямо как наш священник из монастыря, — тепло улыбнулась Майли, впервые за долгое время чувствуя себя легко и непринужденно. Как будто снова вернулась домой, где все просто и понятно. И даже перестала замечать впивающиеся в ноги камни и промозглость выхоложенной за зиму земли. Мучительное ощущение пустоты внутри приглушалось и пропадало.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});