Тайер подходит к моему стенду и, не глядя на меня, делает вид, что его интересуют исключительно свечи. Я с трудом сдерживаю улыбку.
– Вы их сами изготавливаете? – Он прикидывается дурачком.
– Все сделано вот этими маленькими ручками. – Я поднимаю руки и шевелю пальцами. Стоическое выражение его лица слегка подрагивает.
– Пион, да? – Он берет одну из свечей с весенним ароматом.
– Мой любимый цветок.
Его глаза встречаются с моими, от их интенсивности его взгляда по моей спине пробегает дрожь.
– Я помню. – Он отвинчивает крышку и нюхает. – Я возьму эту.
– Опять для твоей мамы? У меня есть подарочная упаковка. – Я поворачиваюсь, чтобы взять коробку и папиросную бумагу.
– Нет. – Я перестаю суетиться. – Она для меня.
– Неужели? – Я выгибаю бровь и прикусываю губу, чтобы скрыть растущую улыбку.
Он протягивает мне двадцатку, отказывается брать сдачу, и я предлагаю ему взять две свечи.
– Это чаевые, Салем.
– А я хочу, чтобы ты взял две. Выбери другой аромат, если хочешь.
Он берет одну свечу с ароматом песочного теста.
– Теперь довольна?
Я ухмыляюсь.
– Безмерно. – Я кладу свечи в маленький пакетик и передаю их ему.
– Ты упрямая девчонка.
– Кто-то должен дать тебе фору. – Я облизываю губы и интересуюсь: – Почему пион?
У меня есть много мужских ароматов, из которых он мог бы что-то себе подобрать. Нет, я не классифицирую ароматы по полу, но мужчины порой бывают такими чувствительными маленькими созданиями.
Он задерживается, прежде чем отойти от моей палатки, и склоняет голову набок.
– Потому что, – он оглядывает меня с головы до пят, и мне кажется, что он раздевает меня взглядом, но не грубо, нет. Он напоминает мне, что знает меня так, как другие не знают, и не только в физическом плане, – он пахнет тобой.
С моих губ срывается вздох.
– Пахнет мной?
– Да. – Он подхватывает Винни на руки, чтобы она перестала дергать его зубами за штаны. – Поэтому он мой любимый. – Моя улыбка расцветает, и он отвечает ухмылкой. – Вот и мое Солнышко. – Он кланяется, как какой-нибудь старый добрый джентльмен с юга, и говорит: – А теперь я пойду и куплю у твоей мамы кексы из песочного теста.
– Оставь немного для меня, – прошу я. Он чешет Винни под подбородком, ее голова удовлетворенно склоняется к его груди.
– Не обещаю. Они мои любимые.
Это глупо, но слова срываются с губ прежде, чем я успеваю их остановить.
– Ты мой любимый.
Он опускает Винни на землю, и она начинает возбужденно носиться.
– Ты моя любимая, – начинает он, лукаво улыбаясь, – после кексов из песочного теста.
Я хохочу. Я на втором месте после кексов. Думаю, есть вещи и похуже, в которых я могла бы занять второе место.
– Ой. – Он засовывает руку в карман. – Это тебе. – Он достает из кармана что-то маленькое и кладет в свою ладонь. А потом протягивает ее мне, показывая, что мне следует разжать его руку.
В его ладони кольцо. Серебряное, с выгравированными солнцами.
– Это для чего? – с удивлением спрашиваю я.
– Потому что ты мое солнышко.
Я улыбаюсь и надеваю кольцо на большой палец.
– Спасибо.
Он опускает голову.
– Не за что.
Я смотрю, как он уходит, и ласкаю пальцем кольцо, которое он так заботливо для меня выбрал.
Я обслуживаю еще нескольких покупателей, после чего назначаю Тельму ответственной за мой стенд и бегу через улицу, в туалет в одном из местных ресторанчиков. А когда возвращаюсь к своей палатке, там меня ждет кекс из песочного теста.
– Его принес твой симпатичный сосед, – с укоризной объясняет Тельма. – Синтия, – продолжает она, имея в виду пожилую соседку через дорогу от моего дома, – рассказывала мне, как ты пробираешься в его дом по утрам. У нее слабый мочевой пузырь, вот она всю ночь и не спит. – Я считаю, что эта информация излишня. – Она часто видит, как ты туда ходишь. Помни: он намного старше тебя.
– Я не знала, – язвлю я и снимаю обертку с кекса.
– Ага, – напевает она, ничуть не смущаясь и даже не думая освободить мой стул. – На него, конечно, приятно смотреть. Он брутальный. Мне такие нравятся. Он похож на мужчину, который перекинет тебя через плечо и растерзает. – Я выплевываю крошки кекса и давлюсь уже наполовину проглоченным куском. – Мужественный, – продолжает она, нисколько не беспокоясь о том, что я задыхаюсь и вот-вот умру. – Вот такому мужчине в пору моего расцвета я бы позволила себя обрюхатить.
– Тельма! – восклицаю я, отчаянно прочищая горло. Глаза слезятся, в горле застряли крошки.
– Я-то что? – Она невинно хлопает глазами. – Это ты бежишь к нему каждое утро ни свет ни заря. Играете в парчиси?
Она подмигивает. Я краснею.
– Я там занимаюсь на беговой дорожке. У него в подвале домашний тренажерный зал, я там тренируюсь.
– Так вот как это сейчас называется? Тренировка? – Она пытается обмозговать услышанное. – Если бы я увидела мужчину с такой задницей, я бы тоже с ним потренировалась. – Я не могу удержаться от смеха. Она медленно встает со стула и похлопывает меня по руке. – Что ж, развлекайся. Молодость бывает только раз. – Она драматично вздыхает. – О, я бы много чего могла тебе рассказать. Но в другой раз, дорогая.
Я наблюдаю, как она ковыляет к другому стенду и начинает с ходу критиковать цены, настаивая на том, что они слишком высокие и она готова предложить не больше трех долларов за все, что привлекло ее внимание.
Я сажусь, доедаю кекс и на этот раз умудряюсь не подавиться.
Сегодня я счастлива, впервые за долгое время абсолютно счастлива. Но параноидальная часть меня настойчиво напоминает, что это не может длиться вечно. Моя мама победила рак, у нас с Тайером все гладко – значит, что-нибудь да произойдет, ведь так? Моя жизнь никогда не была настолько идеальной. Психотерапевт наверняка попросила бы меня не думать в таком ключе и не притягивать в свою жизнь негатив, но я не могу избавиться от чувства тревоги и страха, которое гнездится у меня в животе.
Ничто хорошее не длится вечно. Уж это я знаю.
Глава пятидесятая
Теплая погода снова позволяет мне бегать на улице.
Как бы я ни была благодарна Тайеру за сооруженный им тренажерный зал, с пробежкой на свежем воздухе не сравнится ничто. Этим утром меня гонит за дверь не ночной кошмар, а желание ощутить землю под ногами.
А вот и Тайер, ждет меня, прислонившись к фонарному столбу. Он пристально смотрит на меня, и я знаю, что он ищет.
– Никакого кошмара. Я хочу пробежаться. Вот и все.
– Ладно. – Он потирает подтянутый живот под футболкой. – Твоя беготня поддерживает меня в форме.
– И ты даже начинаешь выдерживать мой темп, дедуля. – Я смеюсь и трогаюсь с места, отказываясь от своей обычной растяжки.
– Я тебе покажу, какой я дедуля, – бормочет он за моей спиной и смеется.
После пробежки мы возвращаемся в его дом и садимся на задней веранде. На завтрак у нас блинчики, которые испек Тайер, и мой вклад – йогуртовое парфе. Бассейн накрыт, вода в нем мутная и требует обработки химикатами. Пройдет еще несколько недель, прежде чем станет достаточно тепло, чтобы купаться.
– Теплица получится классная, когда ты ее закончишь. – Прошлым летом и осенью он успел выполнить большую часть работы, но осталось еще кое-что доделать.
– Я с нетерпением этого жду. Ты будешь возиться там со мной?
Я прикусываю губу и думаю вовсе не о растениях, а о том, как я сижу на столе в теплице и обхватываю ногами стоящего Тайера.
– Я люблю растения, – вместо этого говорю я. – Буду рада тебе помочь.
Он улыбается по-мальчишески застенчиво.
– Хорошо. – Он наклоняется и чмокает меня в губы. Это так просто, он и я, мы вдвоем, как будто так и должно было быть всегда. Я обнимаю его за шею и с улыбкой прижимаюсь к его губам.
– Я тут подумала, – вдруг вспоминаю я. – Если ты не против, я хочу рассказать маме. О нас.
Он обдумывает мои слова, и я подозреваю, что он откажется. Даже не знаю, почему мне так кажется.