Он увидел первые шрамы на ее лодыжке, все еще красные, как и новый шрам, в том месте, где недавно делалась операция. Слава Богу, заживали они нормально. При виде их он почувствовал надежду, но потом поднял подол немного выше и увидел, что нога наполовину ссохлась, что на половине икры начинается новый шрам, более широкий и глубокий, и тянется по всей ноге. На бедре, потерявшем форму от долгих часов, проведенных в этом кресле, кость искривилась. Сможет ли она вообще стоять, ходить, не поврежден ли нерв…
— Что ты здесь делаешь?!
Лизабет налетела на него так стремительно, что Шон отлетел в сторону, когда она вклинилась между ним и Сасс. Она злобно одернула длинный халат Сасс и схватила туфли, стоящие рядом с креслом. От ярости Лизабет уронила одну на пол, подняла и резко надела их на ноги Сасс. Та вскрикнула, но ничего не сделала, чтобы остановить нападение. Но тут Шон вскочил на ноги, был готов к борьбе.
— Не причиняй ей боль! — заорал он и, схватив Лизабет на плечи, резко повернул к себе. На ее лице застыла ненависть, оно побледнело, а глаза светились враждебностью.
— Не прикасайся ко мне! Убирайся от меня! — закричала она.
— Это ты не прикасайся к ней! — рявкнул Шон. — Тебя нужно гнать отсюда. Клянусь, это ты сделала с ней такое.
— Я не дала ей умереть, когда все ее бросили. И ты, и Курт, и Ричард. Где вы были все это время? Она нуждалась в вас, а вы даже не побеспокоились о ней.
— Я ничего не знал. Ты не позвонила и не сообщила мне об этом. Я услышал случайно от одной доброй души, ездившей с ней в Ирландию. Я узнал слишком поздно, но хорошо, что узнал, иначе так и не увидел бы этот ужас.
— Да, это ужасно, но мы с Сасс с этим справляемся неплохо. — Лизабет схватила одеяло и набросила на изуродованные ноги. Она обошла вокруг кресла, опасливо поглядывая на Шона, и подоткнула одеяло со всех сторон Сасс. — Ты тут нам не нужен. Уходи! Убирайся! Мы и так неплохо со всем справляемся.
— Ты называешь это «справляемся»? Ты разогнала всех и медленно убиваешь ее.
— Я никого не прогоняла. Мне пришлось всех отпустить. До последней прислуги. У Сасс нет денег, чтобы платить прислуге. А друзья просто сбежали. Смотри, как они о ней заботятся. Никто не приходит. Никто. — Лизабет увидела, что не это ожидал от нее услышать великан-ирландец. На долю секунды он онемел, и она решила его добить.
Со стальной решимостью Лизабет схватила кресло и повернула его в сторону дома. Она тряхнула головой и торжествующе взглянула на Шона.
— Сейчас не так-то просто меня осудить, верно, мистер Коллиер? У Сасс не осталось денег ни на что, кроме хирургов, ортопедов и оплату закладных за этот красивый дом. Она разорена. Она не может ни продать свои долгосрочные вклады, ни обналичить их. Я остаюсь, потому что она дорогой для меня человек, я делаю все, потому что люблю ее. А теперь убирайся отсюда, пока я не вызвала полицию.
Каблуки Лизабет застучали по камням. Она так быстро катила кресло, что Сасс съехала на одну сторону. Они уже были у первой аллеи, когда Шон их догнал.
— Оставь ее, Лизабет. Не увози ее сейчас. Она этого не хочет. Сасс! Скажи ей! — В три прыжка он оказался перед креслом и преградил им дорогу. На его лице отразились страх и надежда. Но Лизабет двинулась прямо на него, пользуясь Сасс как тараном. — Сасс, дорогая, не позволяй ей увозить тебя отсюда. Иначе ты никогда не выкарабкаешься. Никогда.
Он схватился за подлокотники и толкнул кресло назад, не обращая внимания на Лизабет. Он заговорил с Сасс, умолял ее остаться с ним, дать ему знать, что она готова бороться, что понимает, насколько ее губит эта женщина.
— Сасс, скажи хоть слово. Или моргни, или дотронься до носа. — Он засмеялся, и в его смехе звучала истерика, как будто его время на этой земле истекало, и только она могла его продлить. — Сасс, одно слово. И все, больше ничего не нужно. Просто скажи мое имя, и я клянусь, что выброшу эту паскуду через забор.
Он не находил слов, чтобы убедить ее в своей преданности. Конечно же она должна знать, что он не сбежит, как другие, и не похоронит ее заживо, как это сделала Лизабет. В этой паузе, растянувшейся до бесконечности, Лизабет затихла. Шон смотрел в отрешенное лицо Сасс, и они ждали, когда она восстанет из летаргии. И она заговорила. Как ни трудно это было, но Сасс Брандт улыбнулась и сделала почти так, как он хотел.
— Через стену не нужно. Просто попроси ее вернуться в дом.
После этого Шон взял в свои большие, сильные ладони маленькое, сиротливое личико Сасс и поцеловал ее, нежно коснувшись губами ее губ, не причиняя ей боли, лишь обещая, что теперь жизнь начнется для нее заново.
— Хочешь еще пить? — Шон протянул стакан, принесенный Мари, но Сасс покачала головой. — Устала?
На этот раз она кивнула.
— У меня болят ноги.
— Конечно они будут болеть. Но это пройдет со временем. Ты должна их тренировать. Так ты говоришь, что могла ходить после несчастного случая?
— Да, всего несколько шагов. Но Лизабет решила, что будет лучше, если я посижу в кресле. Немного.
— И сколько продолжалось это «немного», Сасс? — Шон сделал вид, что ставит стакан с водой на поднос, стоящий за спиной. Ему не хотелось, чтобы Сасс увидела признаки гнева. Пусть ему будет тяжело, но он попытается общаться с этим чудовищем, именующим себя подругой Сасс. Но всякий раз, когда он думал о том, как она держала Сасс в этом доме, отрезанной от всего мира, от всего, что ей знакомо и дорого, ему хотелось…
— Не знаю. Несколько недель. Несколько месяцев. Шон, я так устала. Я не могу думать. У меня так долго не было никого, с кем я могла бы общаться. — Голос Сасс оборвался. Рука потянулась к шее и стала играть с отросшими кудрявыми волосами.
Нежно прикоснувшись к этой беспокойной руке, он сказал:
— Ты красивая женщина, Сасс, только немного ослабевшая от болезни. Можешь не беспокоиться о том, как ты выглядишь. Все вернется. Матерь Божия, все обязательно вернется.
Сасс покачала головой и опустила глаза, и Шон увидел, как на кончике ее шелковистых ресниц повисла слеза и соскользнула по щеке. Он вытер ее, не говоря ни слова, позволив молчанию наполниться прекрасными звуками природы. Вдали шумели волны, какая-то птица возвещала об окончании дня, шелестела листва, а ветер приносил вкус соли. Шон хотел, чтобы Сасс почувствовала все это, услышала эти отзвуки жизни, которые помогут возродиться и ей. Прямо как в тот день, когда он достал ее из-под снега и наконец ощутил ее слабое дыхание и заметил краски на ее лице. И это крошечное свидетельство того, что жизнь в ней еще теплится, заставило вновь ожить и самого Шона Коллиера.
— Я так не думаю, Шон. Все позади, моя жизнь кончена.