Они прошли уже довольно большое расстояние, когда наступил вечер, заставивший их сделать привал. Но едва только они разложили костер из сухого перекати-поля, как откуда ни возьмись белый разъезд.
Они уже давно считали себя в безопасности, за линией красных, но, очевидно, рыбак ошибся, или красные за последние дни отступили, но только на самом деле они попали в полосу между враждующими армиями.
Белые окружили ребят и начали их обыскивать.
— Не иначе, как шпиончики, — решили они. — Ведем их, братцы, в деревню.
Как ни уверяли ребята, что они местные, идут на родину, — им никто не поверил, так как они не знали даже толком ближайших сел. Горькая обида волновала их, когда они брели под конвоем. Что могло быть хуже! Попасться теперь, когда пройден такой великий путь, полный всяческих приключений и опасностей! Попасться с письмом к Ленину, зашитым в поясок брюк! Судьба злобно подсмеивалась над ними!
Их привели в деревню, где стояла кавалерийская часть белых, выславшая разведку, и притащили к хате, в которой поместился командир эскадрона.
Через минуту оттуда вышел молоденький офицер и направился к ребятам, жавшимся возле завалинки.
— Откуда вы, ребята? — обратился к ним офицер, — и вдруг поперхнулся, да так и остался стоять с разинутым ртом.
— Юрий! — вскрикнула Любочка, кидаясь к нему.
Макар ахнул: действительно, перед ними стоял Любочкин брат!
Дело немудреное: Перекопский перешеек не так велик, а кавалерии у белых вовсе немного; вот и натолкнулись на старого знакомого.
Юрий сразу смекнул, что дело тут серьезное. Он сказал солдатам, что знает этих ребят, что они — здешние, и тотчас освободил их, а потом пошел с ними до околицы деревни, слушая рассказы Макара и Любочки об их странствиях.
— Куда же вы теперь направляетесь? — спросил он наконец.
— В Москву! — отвечали ребята.
— А если я вас не пущу? Долг службы велит мне вас задержать.
— Зачем мы тебе? — удивилась Любочка.
— Как зачем? Ведь вы — наши враги, красные.
— Слушай, Юрий, — спросила она порывисто. — Неужели ты думаешь, что Россия там, за твоей спиной, а не впереди?
— Нет, я этого не думаю, — тихо отвечал Юрий, опустив голову.
— Так зачем же ты борешься против родины? Зачем ты продолжаешь вести эту отчаянную, бессмысленную борьбу? Пойдем с нами! Ведь вас осталась только кучка… и вы обречены на смерть.
— Пойдем, — подхватил Макар. — Ты парень неплохой, и наши тебя пальцем не тронут. Ты нам пригодишься, нам ведь тоже комсостав нужен. Мало ли у нас бывших офицеров служит! Что, в самом деле, каких-то спекулянтов своей шкурой покрывать!
— Скажи, Макар, — ответил задумчиво Юрий. — Ушел бы ты от своей роты, если бы знал, что спасешься один только ты, а все остальные погибнут?
— Никогда! — вскричал Макар, так и вспыхнув. — Разве я трус? Как ты можешь так думать?
— Я знал, что ты так ответишь: ты ведь солдат… Ну, а как ты можешь думать, что я уйду от своих солдат, обреченных смерти? Милый друг, я отлично знаю, что Россия — там, у вас. Когда кончится эта проклятая война, я, если ваши пули не убьют меня до той поры, первый приду служить в нашей русской Красной армии. Но пока война продолжается — не изменяет солдатское сердце, а умирает.
— Эх, ты! — отвечал Следопыт и с досадой махнул рукой. — Да ведь неправому делу и изменить не грех… Чудак ты, братец!..
Он помолчал с минуту.
— А впрочем, делай, как знаешь… Прощай!
Они вышли уже далеко в степь. На западе догорал закат. Сизые туманы плыли над землей. Все застыло, замерло в ожидании ночи, светлые звезды уже горели в высоте.
Любочка обвила руками шею брата и поцеловала его в лоб.
— Дай бог уцелеть тебе, милый, — сказала она. — Я верю, я знаю, что и тебе, как нам, откроется дорога в новую жизнь.
— Буду верить и я, — грустно откликнулся офицер, — будем любить страну будущего, сестренка!.. А пока… пока у меня одна дорога — дорога к смерти!..
Он расцеловался со всеми ними и быстро, не оглядываясь, пошел обратно в деревню. Ребята двинулись в путь. На глазах у Любочки блестели слезы. Сморчок крепился, Следопыт сурово хмурился.
— Да, тяжелая это штука — война! — сказал он наконец.
Они оглянулись. Далеко-далеко, на холме темнела фигура обреченного офицера, четко вырисовываясь на багровом пламени заката. А еще дальше чуть видной линией чернели последние укрепления, последние твердыни старого, умирающего мира.
Но с другой стороны, с востока, из необъятных степей тянул радостный ветерок. Свежо и вольно обвевал он головы наших ребят и звал их неодолимо, властно к прекрасной и лучезарной, как весенняя степь, стране.
Примечания
1
Цуцик — щенок.
2
Мо́ва — речь, язык.
3
Освободительное агентство белой армии.