— Слышали, господа? Деникина три раза с английского крейсера снимали офицеры: он первый удрать норовит! — кричал кто-то.
— Вранье! — отвечали другие. — Деникин держится молодцом. Это провокация!
— «Молодцом!» Небось он уже по морю плывет, пока мы здесь подыхаем! — перебивали третьи. — Сколько народу под расстрел подвел!
Споры и шум не прекращались. Следопыт, потолкавшись в толпе, на всякий случай зашел в уборную. Конечно, он не ждал найти там условленную надпись: он привык уже к мысли о том, что потерял своих друзей безвозвратно.
Каков же был его восторг, когда направо от двери он тотчас заметил буквы Л. Б. и коротенькую надпись. Слезы волнения застлали ему глаза, и он едва различил следующее сообщение:
«Л. Б. Едем в Керчь кушать селедку. 13 января 1920 г.».
— Ах, я дурак! — вскрикнул Макар, хватаясь за голову. — И как я только мог не понять такой простой штуки! Конечно, в Керчь! Вот что значила селедочная голова! Как я забыл про керченские селедки, про знаменитые селедки! Едут туда, где много сельдей! Дурак, дурак, опростоволосился!
Совсем расстроенный и убитый вышел он из уборной, ругая на чем свет стоит свою несообразительность.
— В Керчь, в Керчь! — повторял он про себя. — Но кого же я там найду теперь? Два месяца уже прошло!.. Но неужто же бросить дело, когда след опять найден? Эх, была — не была, поеду в Керчь. Если там не найду, тогда айда в Красную армию!
Он переночевал возле вокзала и на рассвете отправился в порт. Эвакуация шла полным ходом; последние корабли уплывали, и огромная толпа не попавших на них металась в панике по берегу. Происходили ужасные сцены: раненый офицер с женой не могли попасть на пароход; долго они безнадежно пробивались сквозь толпу, но пароход отчалил. Тогда в отчаянии офицер выхватил револьвер и застрелился. Сердце Макара содрогнулось.
— Неужто легче помереть, чем красным в руки попасть? — спросил он молодого солдата, хмуро глядевшего на мертвого и на жену, бившуюся в рыданиях подле мужа.
— Как кому, — уклончиво ответил тот. — Стало быть, боялся, нагрешил супротив товарищей. Э, брат, что тут толковать: год назад здесь распевали «Яблочко»:
Пароходы идут с самоварами,Будем рыбу кормить комиссарами.
А нынче уж песня не та, нынче на другой голос поется:
Пароходы идут с колокольцами,Будем рыбку кормить добровольцами.
Стало быть, Рассея не дозволила, к себе нас не допустила: отчаливай — мол!
— С какими колокольцами? — спросил Макар.
— С деньгами ихними: на них царь-колокол напечатан. Бумаги этой — хоть пароход грузи, а какая ей цена?
— А то еще поется, — вставил другой солдат:
Пароходы плывут с минералами,Будем рыбку кормить генералами.
— Ну, этим мясом ее не накормишь, — проворчал первый отходя, — они в первую голову наутек пошли.
Однако, это было не совсем верно: очень скоро Макар столкнулся с одним своим старым знакомым; на автомобиле медленно пробирался сквозь толпу плотный старик с каменно-спокойным, упрямым лицом. Следопыт издали узнал его: это был сам главнокомандующий, генерал Деникин. Макар подивился выдержке генерала: в эти минуты он казался равнодушным, будто все происходившее вокруг вовсе его не касалось. Автомобиль утонул в толпе, но мальчику крепко врезался в память этот угрюмый седоватый человек, на голову которого сыпалось сейчас столько проклятий.
Но не одних только проклятий: все ближе и ближе грохотала канонада, и скоро на взволнованный, смятенный город стали падать тяжелые бризантные снаряды красных, увеличивая панику. Приближался конец.
Решив ехать в Керчь, Макар стал пробираться на транспорт, который, по слухам, направлялся туда. Задача оказалась далеко нелегкой. Давили так, что кости трещали и дух спирало в груди. Однако, мальчику удалось вмешаться в полк солдат, и их поток внес его прямо на большой пароход, уже переполненный свыше всякой меры. Это был один из последних транспортов.
Макар видел с борта, как отчаявшиеся уехать конные части отправлялись в горы, ругаясь и проклиная на чем свет стоит, как артиллеристы кидали в море пулеметы и орудия, чтобы не оставлять их неприятелю, а сами лезли на пароходы. Видел брошенных на произвол судьбы лошадей, которые недоумело бродили по улицам, обнюхивая покинутые двуколки и тщетно ища воды. Слышал грохот падающих снарядов, разноголосый звериный вой толпы, рвущейся к морю, — и мурашки пробегали у него по спине.
Наконец, транспорт отвалил от мола. Город с его страшной картиной человеческой растерянности и ужаса стал медленно удаляться, будто погружаться в морские волны.
Макар стоял на палубе и, оглядывая невеселые, усталые лица своих врагов, думал с усмешкой:
«…Эх, яблочко, куда котишься? За моря попадешь — не воротишься!..»
X. О том, куда привела селедка
Каких только рассказов не наслушался Следопыт на транспорте «Екатеринодар», куда его завлекла прихотливая судьба и его упорство в достижении своей цели!
Он не возбуждал ничьего подозрения: на огромном пароходе толклось много всякого люда, и бедно одетый крестьянский мальчик не привлекал к себе внимания. Солдаты при нем не стеснялись выражать свое негодование, возмущение и злобу на белых командиров. Офицеры просто не замечали его, когда он сидел неподалеку от них, прижавшись к мотку каната, и жадно слушал их болтовню.
Всех занимал вопрос, куда их везут. Пароход шел в Керчь, но никто верить не хотел, что война продолжается и Деникин намерен укрепиться в Крыму.
— Подумаешь, крепость какая! — говорили офицеры. — Посмотреть на карту, так смешно становится: одна губерния против всей России! Не пора ли прекратить эту возню?
— Да и в Крыму неспокойно, — подхватывали другие. — Еще месяц назад там капитан Орлов поднял восстание.
— Против кого?
— Против деникинцев. Орловцам надоело быть пушечным мясом для англичан и французов. Чтоб они лопнули, эти союзнички!
— Да, кроме гнилого белья мы от них ничего не получили.
— Да еще френчи ты забыл…
— А башмаки в полпуда весом?
— Но ведь они нам и танки присылали!
— Да, эти танки теперь все покраснели, нашего брата давят.
— Вольно ж было их большевикам отдавать!
— А как воевать при такой дурацкой политике? За дурной головой и спине достается!
Спорам положил конец щеголеватый офицер, пришедший откуда-то из кают парохода. Все окружили его.
— Ну, что? Куда едем?
— Едем мы в Крым. Генерал Врангель принимает командование армией. Война продолжается.
Наступило подавленное молчание. Офицеры хмурились и перешептывались, пожимая плечами.
— Антанта обещала нам поддержку, — продолжал офицер. — Крымский фронт неприступен. Польша переходит в наступление на Северную Россию. Не надо падать духом. Мы еще повоюем!
«Повоюете вы! — думал про себя Макар. — Нет, братцы, с этаким воинским духом вам нашего брата не одолеть: раздавит он все в яичницу!»
Пароход шел всю ночь, а на утро показался Керченский пролив: крымский и кубанский берег близко сошлись в этом месте, Тамань и Керчь глядели друг на друга из-за воды. С парохода хорошо видны были оба берега.
«Да тут ничего не стоит и в лодке переплыть, — думал Макар. — Вот и ладно: не найду своих, — айда через пролив: Тамань чай, уже красная!»
Транспорт причалил, и началась выгрузка войск. Здесь порядок до известной степени поддерживался, и Макару с большим трудом удалось втиснуться в ряды. Мальчика гнали, он едва упросил солдат взять его с собой:
— Тятьку потеряю, — врал Макар, — коли от вас отобьюсь.
— Тятьку? Ну, чорт с тобой, иди! — махнул рукой офицер.
С беженцами Следопыту смешиваться не хотелось: в своем рваном платьишке он мог бы показаться подозрительным контрразведке. С солдатами же он проскользнул за милую душу.
Сойдя на мол, он остановился, созерцая картину высадки: длинной лентой тянулась по сходням пехота, казачьи части сводили лошадей в поводу. За армией двинулись частные лица; их на транспорт набилось порядочно. Сейчас же к ним слетелись со всех сторон какие-то босяки, татары, греки с предложением донести вещи. Макару кинулся в глаза мальчишка, ухвативший большой чемодан: что-то знакомое показалось ему в этом мальчишке. Подойдя ближе, он так и вскрикнул от радости: это был Пронька, верный «черногорец», выслеживавший Любочку.
— Пронька! — крикнул Следопыт, кидаясь к нему. Тот оглянулся, и дикое изумление отразилось на его лице.
— Макар! Ты?! — едва смог он произнести.
— Я, я! Остальные здесь?
Пронька нахмурился и махнул рукой. Сердце Следопыта сжалось.
— Э, какое! Разве этого прыгуна поймаешь! Дальше поехали.