Но ведь потом опять было темно? Или луна мне только привиделась? Или это снова гроза закрыла небо полночными тучами, сотрясая мир громом, оглушительным, но все же неспособным перекрыть наши крики?..
В пространстве больше не было ориентиров. Потолок и пол так часто менялись местами, что все вокруг кружилось каруселью наслаждения, заставлявшей меня парить в воздухе…А может, так и было?
Потерявшись во времени, я засыпала в прохладных объятиях Кристофа только, когда не оставалось сил пошевелить мизинцем. И во сне снова видела его горящие желанием глаза, слышала его тигриное рычание, дышала его запахом…
Он вонзался в мой сон со стоном «Диана-а-а», вырывая из краткого отдыха. И наполовину все еще там, в мире размытых образов, где мы так же не знали покоя, я тихо смеялась про себя: «Ненасытное чудовище!», но не загореться в его пламени было невозможно. И миллионы звезд вспыхивали перед моими так и не открывшимися глазами…А ненасытное чудовище ревело в ответ: «Ты моя-я-я!..», счастливо выдыхая вслед: «…наконец-то…».
Мое тело принимало его как часть себя. Будто давным-давно мы уже были одним целым и теперь после разлуки длиной в вечность мы соединились вновь. Это было как откровение, как возвращение, и вспоминая его слова: «Ты создана для меня», я понимала — это правда…
Больше не было запретов. Все, что когда-то выглядело ненужным, глупым, постыдным, с ним обрело смысл — стало желанным. И я исследовала его так же жадно, как и он меня. Передо мной открылась другая сторона жизни, о существовании которой я даже не подозревала…
— Никогда не думала, что может быть… так…
— Хорошо? Восхитительно?
Я отрицательно мотала головой, смеясь.
— Нет, …я не могу найти слов, Кристоф. Ни в одном известном мне языке таких слов нет.
— Ну, я же обещал, помнишь? — и он снова целовал меня, пробуждая резервы, казавшиеся неисчерпаемыми…
…Наконец, я поняла, что за окном утро. Вот только, утро какого дня? Это был серьезный вопрос.
Я вздохнула.
— Что?
— Мне надо бы в душ… — еще один вздох.
— Ну, не хочешь — не иди, я не возражаю, — и он слизнул каплю пота с моей груди, — между прочим, ты очень сладкая…
Я засмеялась.
— Дело не в этом, …просто я не уверена, что еще умею ходить!
Он рассмеялся вместе со мной.
— Так как я еще не разучился — помогу тебе! Задержи дыхание, Диана.
И спустя миг ураганного ветра мы были в ванной. На мое пораженное «ах-х-х!» Кристоф только самодовольно усмехнулся — мелочи.
— Теперь я понимаю, как ты оставался невидимым, — сказала я обличительно.
Его усмешка стала шире, и мне чисто из вредности немедленно захотелось ее «пригасить».
— Ты хоть в туалете оставлял меня одну?
Но он лишь засмеялся в ответ.
— Ну, разве что там, Диана.
Я покачала головой.
— Когда до меня дошло, что ты все время находился рядом, — и закрыла горящее лицо руками, вспоминая свое состояние, — я… я была…
— О, это — один из самых забавных дней в моей жизни, — его громкий смех множился, отражаясь от стен ванной, — видела бы ты себя тогда, в библиотеке!
— А тебе не казалось, что, …э-э-э, …нехорошо подглядывать? — трудно было удержаться и не кольнуть его, пусть даже сегодня то, что он следил за мной, казалось весьма …интригующим.
Кристоф вздохнул и, улыбаясь, подступил вплотную. Мое сердце ускорило ход.
— Ах, Диана…если бы ты знала, скольких сил мне стоило ограничиваться только …тем, что я себе позволял, — неожиданно он ухватил мое ухо зубами — осторожно, бережно, посылая миллион мурашек по телу, прижимая меня к стене душевой и медленно проводя пальцами от шеи вниз. — Например, — жарко шептал он, — когда ты купалась, мне всегда так хотелось …помочь тебе…
И в этот раз он так и сделал…
Когда мы, в конце концов, добрались до спальни, мой желудок громко напомнил, что есть в жизни и другие потребности. Никогда прежде я не была так зверски голодна. Кристоф распорядился, чтобы нам принесли завтрак, и спустя целых четыре минуты вернулся в нашу постель.
Теперь это была наша постель.
Я улыбнулась тому, как непринужденно поселилось это слово в моих мыслях. Мы.
— Что? — он играл моими волосами — укладывал блестящие спирали на ладони, а затем отпускал их на волю распрямляться.
— Ты так умен, Кристоф — разыграл все это как по нотам, — и я указала на нас с ним. — До сих пор не могу поверить, что тебе это удалось!
Сомневаться в данный момент было очень глупо, но Кристоф не засмеялся — наоборот, отвел глаза, нахмурившись. После долгой паузы он, наконец, тихо произнес:
— Будь я хоть вполовину так умен, как ты говоришь, в первый раз сделал бы все правильно. И ты не ненавидела бы меня так, и не сбежала бы в ту глушь… — и после краткой паузы закончил с тоской: — Ты провела бы эти два года здесь, со мной, в этой постели…
Он посмотрел мне в глаза и сказал:
— Прости меня, Диана.
Как же нелегко дались ему эти слова! Это было видно. Но даже теперь, после немыслимой близости, что, казалось, спаяла нас воедино, я смогла ответить ему лишь тяжелым вздохом.
А он, не сводя с меня озаренного надеждой взгляда, все ждал, ждал…, пока не понял, что я не собиралась отвечать. В попытке скрыть обиду он криво улыбнулся и шутливо пожурил меня:
— А будет ли твое прощение более вероятно, если я скажу, когда говорил эти слова в последний раз?
— Когда?
— Никогда.
Я выдавила улыбку.
— Ну, это …давно.
Он печально кивнул, и в этот миг я решила.
— Я постараюсь, Кристоф. Я буду работать над этим каждый день, — и я знала, что буду. — Просто, это …нелегко, понимаешь?
** ** **
Внизу послышался стук — принесли завтрак.
Услышав, как Кристоф приказал подать его сюда, в спальню, я беспокойно заерзала — мы сидели обнявшись. Для него человек, со страхом поднимавшийся сейчас по ступенькам, почти не существовал и потому не вызывал никаких мыслей. Мне же, напротив, хотелось немедленно встать, одеться и, главное, быть …подальше от постели с Кристофом.
Я попыталась подняться, но ничего не вышло — разжать его объятия было невозможно. Звук шагов приближался, и позвякивание посуды на подносе становилось все четче с каждой секундой, увеличивая мое замешательство. Я уже почти лягалась.
— Диана, — его спокойный голос урезонивал меня, как малого ребенка, — успокойся, ну же, перестань…Это же только прислуга.
— Кристоф, пусти! Я не могу… — бормотала я, пыхтя от бесполезных усилий.