Я попыталась заглянуть в его глаза и удостовериться в своей ошибке, но он решительно повернулся и повлек меня в сторону прогулочной тропы, прихотливо петлявшей по саду и лесу.
Сколько раз мы с ним гуляли по этой тропе! Освещенная уютными фонарями, сегодня она казалась мне зловещей. От каждого поворота я ждала коварного сюрприза. Но мы остановились у бурлящего водопада, которым обрывался широкий ручей, вытекавший из озера далеко в лесу. Спрятав руку за водяной завесой, Кристоф нажал что-то, невидимое мне, и поток остановился. На месте, где только что пролетали тонны воды, зиял вход.
Без промедления он потянул меня внутрь, и гости последовали за нами. Очень скоро шум воды возобновился, удивив меня громкостью — ход действовал как резонатор.
Перед нами лежал туннель, едва освещенный тусклыми лампочками. Древние стены, сложенные из крупных камней переходили в изогнутый свод. На сочащихся влагой глыбах росла бледная плесень, но чем дальше мы углублялись, тем суше становилось.
Сзади доносились невнятные, искажаемые акустикой этого места разговоры. Слишком тихие для такой огромной толпы, они были все же слишком громкими — выдавали необычное возбуждение говоривших.
Что это могло быть, будоражившее их?
Я почувствовала нарастающий страх, тем более непреодолимый из-за того, что одновременно с ним усиливалось отчуждение, исходившее от Кристофа. Он шел впереди так же уверенно, как и прежде, но, казалось, каждый его шаг отдалял меня от него на расстояние трех…
Долгий путь под землей привел нас в округлое помещение, не уступавшее размерами бальному залу в доме Кристофа. На себя обратил внимание едва уловимый странный запах. Вначале я не могла понять, каким образом туда проникал серебристый свет луны, но, присмотревшись, пораженно ахнула — потолок был прозрачным. Рябь, пробегавшая по нему время от времени, говорила, что, судя по всему, мы были под озером, из которого вытекал ручей.
Слабое естественное освещение поддерживали сотни крохотных лампочек, равномерно покрывавшие стены таинственной паутиной. Благодаря этому тени почти отсутствовали. Под потолком темнели многочисленные отверстия, вероятно, вентиляционные.
Предназначалось это помещение явно не для танцев — посреди него в углублении ниже уровня пола лежало озеро. Над его поверхностью была натянута тонкая веревка.
Оглядываясь по сторонам, я не заметила, как зал заполнился. Каждый занимал определенное место вдоль стен и замирал неподвижно. Вокруг озера расположились победители прошлых …игр.
Непонятная тревога побуждала меня презреть условности и спросить Кристофа, стоявшего на шаг впереди, что все это значило. Но, когда я уже почти сдалась, он вдруг внимательно посмотрел на меня, заставляя слова исчезнуть, и пошел к озеру.
Кто-то коснулся моего плеча, и сердце встрепенулось раньше, чем я успела его сдержать.
— Это я, Диана, не бойся, — тихо сказала Мойра, становясь рядом. В длинном черном платье, своей строгостью напоминавшем балахон отшельника, она была непохожа сама на себя — как никогда раньше были видны ее годы. Жестом матери, дающей опору испуганному ребенку, она взяла меня за руку.
Только теперь я поняла, что еще не видела ее сегодня на балу.
— Обычно я в этом не участвую, — ответила она на мой невысказанный вопрос, — но Кристоф попросил меня сделать исключение в этот раз. Он хотел, чтобы я помогла тебе справиться со страхом.
— Тогда объясни мне, что происходит — мне станет легче. Неизвестность хуже всего!
Но мудрая Мойра лишь вздохнула.
— Я в этом не уверена.
Она отпустила на мгновение мою руку и коснулась своего массивного браслета. Тонкий, как игла, звук пронзил мои уши. Непроизвольно я скривилась, заметив то же выражение на лицах тех, кто находился рядом с нами. В ответ Мойра наградила их мрачным взглядом, в который раз напомнив мне, что она не та, кем кажется. Вдруг все звуки исчезли. Мойра снова взяла меня за руку и приблизилась к моему лицу.
— Теперь нас не услышат, — ее голос звучал глухо, будто сквозь многие слои толстой ткани.
Хоть она еще ничего мне не объяснила, я видела, что стоявшие вокруг озера к чему-то готовились. Об этом свидетельствовали их замкнутые лица, неподвижные фигуры, обращенные внутрь взгляды…Кристоф готовился наравне с ними. И в этот момент я почувствовала, что он в опасности.
— Они будут сражаться… — мой голос был на удивление спокоен, в отличие от сердца, сдавленного жестокой рукой тревоги.
Мойра кивнула.
— Да…но есть одно обстоятельство. Это озеро, — и она указала на гладь воды посреди зала, — особенное. Таких в мире всего четыре, и все они тщательно охраняются, так как представляют для нас опасность.
— Опасность… — автоматически повторила я, неспособная оторвать взгляд от Кристофа.
— Жидкость в нем — не вода, а особое вещество, разъедающее нашу плоть. Для людей оно безопасно, — я вспомнила необычный запах, встретивший нас на входе. — Конечно, убить нас быстро, как может сильный яд убить человека, это вещество не в состоянии. Реабилитация возможна, но занимает долгое время — месяцы, даже годы, в зависимости от длительности воздействия. Кроме того, как ты, наверное, понимаешь, это очень больно.
Ее голос дрогнул, и я подумала, какой же должна быть боль, пугающая Мойру, пережившую века боли. И тут ее рука указала на веревку, натянутую над озером.
— Они будут сражаться на ней.
Я пораженно взглянула на Мойру.
— Победивший в охоте знает, что ждет его впереди. Иные из нас этого боятся, другие мечтают об подобном шансе годами. Кристоф всегда принимал участие в бою…
— Но в этот раз он даже не охотился, — мне хотелось немедленно схватить его и оттащить от этого проклятого озера, — он не должен …не должен…
От волнения я начала задыхаться.
— Он сильнейший и должен подтверждать это каждый год, — отрезала Мойра, а после паузы продолжила, всматриваясь в мое лицо: — Но в этот раз все иначе. Из-за тебя, Диана…В случае падения его лицо и тело будут изуродованы надолго — может, даже на годы. Он боится упасть…
— Он боится, что я не смогу принять его таким, — закончила я за нее, наконец, узнав все грани его страха перед сегодняшним днем. Мойра молча кивнула. Ее глаза были встревожены не меньше моих.
— Но… зачем? Зачем другие делают это? — я не могла понять.
Лицо Мойры осветила странная улыбка.
— Видишь ли, Диана, у нашей необыкновенно долгой жизни есть темная сторона — наши эмоции мертвы…Вспомни, как в детстве мир ослеплял тебя красками, как все в нем поражало твой разум. Каждая травинка, букашка на ней, каждый цветок заставляли тебя застыть в изумлении. Сейчас все по-другому, не так ли? А ты представь, что со времени твоего детства прошли сотни, тысячи лет…Ничто не может удивить тебя новизной, все уже было …сотни раз…Мир вокруг удручающе сер.