Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако поскольку святые отцы не учат нас не есть совсем, поэтому если мы получим и эту благодать и узнаем, что можем жить и без пищи на самом деле, а не в мечтах, то и тогда мы должны есть и сыр, и яйца, и молоко, если оно у нас окажется, и рыбу. Понемногу и все из того, что нам разрешает устав монашеского звания, — для двух целей. Во–первых, чтобы мы сокрушали корень возношения и гордости, попирая всякое мудрование, возносящееся против Бога, а во–вторых, чтобы мы выглядели похожими на всех, чтобы никто не знал нашего делания пред Богом и мы избегали бы человеческой славы и похвал. А еще для того, чтобы мы не думали, что эта малая еда, со знанием и рассуждением употребляемая, лишает нас божественной благодати и что если бы мы постились, то имели бы большую благодать. Нет. Ибо Бог не смотрит на количество наших подвигов, а испытывает цель и рассуждение, с которыми мы их совершаем, и соответственно изливает Свое благо, великую и богатую милость.
Емуже подобает всякая слава, честь и поклонение всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
11 О трех состояниях естества, до которых поднимается и нисходит человек: естественном, противоестественном и вышеестественном. И о трех образах божественной благодати, которую он может получить, понуждая человеческое естество: очистительной, просвещающей и совершенной
Итак, послушай, чадо, и о трех образах естества, через которые восходит и нисходит человек. И мы скажем, что естественное состояние человека, после того как мы преступили заповедь Божию и отпали от рая, — это божественный закон, который был нам письменно дан после оного изгнания. И всякий человек должен, если желает своего спасения, понуждать себя и вести брань со страстями, нанося удары и сопротивляясь, сражаясь и защищаясь, побеждая и терпя поражения. И вообще должен подвизаться, чтобы пребывать в рамках божественных законов естества.
И когда мы находимся в рамках божественного закона, данного нам Святого Писания, и когда мы не блудники, убийцы, воры, обидчики, лжецы, гордецы, клеветники, тщеславные, чревоугодники, многостяжатели, сребролюбцы, завистники, оскорбители, хулители, гневливые, ропотники, укорители, лицемеры и тому подобное, тогда мы пребываем в естественном состоянии после случившегося преступления.
А противоестественное состояние — у того, кто находится вне божественного закона и, как скот, уподобился бессловесным, у которых нет закона. И о нем говорит пророк: «И человек, в чести сый, не разуме, приложися скотом несмысленным и уподобися им». [183] Итак, тот, кто ходит вне божественного закона, валяясь в различных, как мы сказали, грехах, — такой пребывает в противоестественном состоянии.
А вышеестественное состояние — это бесстрастие, которое было у Адама, прежде чем он преступил заповедь Божию и отпал от этой божественной благодати и незлобия.
Вот, чадо, таковы три образа, через которые мы, если преуспеваем, то восходим от противоестественного к вышеестественному. А если живем в бесчувствии, не радея о нашем спасении, тогда мы пасем свиней и стараемся насытиться рожками, как блудный сын. [184]
А три образа божественной благодати, как мы сказали, которую может получить человеческое естество, когда у человека доброе произволение, и он понуждает себя, таковы: очистительная, просветительная и совершенная.
И когда человек сперва придет в покаяние от своих прежних грехов, старается следовать божественному Закону и подъемлет великие подвиги и суровые труды из‑за привычки к страстям, тогда божественная благодать тайно дает ему утешение и радость, плач, наслаждение и сладость от божественных словес, которые он читает, и силу и дерзновение для духовного подвига. Итак, эта благодать называется очистительной. Она тайно помогает кающемуся подвижнику очиститься от грехов и устоять в пределах естественного.
Если же он устоит там, в пределах естественного состоянии, и не прекратит подвигов, не обратится вспять, не вознерадит, не упадет со своего места, а терпит, понуждая себя творить благие плоды, сохраняя великодушие и принимая непрерывные перемены естества, ожидая милости Божией, тогда ум принимает божественное просвещение и весь становится божественным светом, в котором он умно видит истину и различает, как он должен идти, пока не достигнет любви, которая есть сладчайший Иисус.
Однако и здесь, чадо, необходимо большое внимание. Слыша о свете, не думай, что это огонь или свет светильника, или молнии, или другой вид цвета. Прочь такую нелепость! Ибо многие, не понявшие этого, приняли вид молнии и, прельстившись, зло погибли. А умный свет божественной благодати — невещественный, безвидный и бесцветный, радостный и мирный. Это и есть благодать, называющаяся просветительной, которая просвещает ум и указывает безопасные пути духовного путешествия, чтобы путник не заблудился и не упал.
Однако, так как тело неразрывно связано с переменами и текут годы, то благодать не пребывает постоянно, а уходит и приходит. И после света наступает тьма, и снова после тьмы — свет.
И послушай внимательно, чтобы уразуметь.
Наше естественное состояние перед божественной благодатью есть тьма. Тем более когда к нам приближаются мрачные бесы, природа которых темна. И когда приходит свет благодати, все это исчезает, подобно тому как исчезает тьма, когда восходит солнце. И мы ясно видим даже мельчайшие опасности, которые до восхода солнца были сокрыты от нас. И снова, когда солнце зайдет, нас опять естественным образом объемлет тьма. И у того, кто ходит во тьме, бывают большие беды и болезненные злоключения.
Подобное случается с нами и в духовном путешествии. Когда у нас есть божественный свет, мы все видим ясно и бесы убегают далеко, не в силах устоять перед божественной благодатью. А когда уходит божественная благодать — остается тьма, наше естественное состояние. И тогда опять приходят разбойники–бесы и с нами воюют. Итак, поскольку наше естество подвержено столь многим переменам и в час тьмы мы совершаем много не освещаемых Божией благодатью дел, причиняя себе вред и часто получая смертельные раны от врагов, ибо из‑за тьмы мы не видим врагов, которые скрываются, — то мы никогда не должны впадать в самонадеянность и считать, что все, что мы делаем, угодно Богу. И не должны уповать на наше оружие и искусство. Но, призывая божественную помощь, мы должны надеяться на нее и только на нее и с великим страхом говорить как незнающие: «Угодно ли Богу то, что я говорю, или, может быть, я Его огорчаю?» И в час изменений мы должны терпеть.
Итак, если мы пребудем в этом состоянии и не случится с нами какого‑нибудь зла от постоянных браней и смущения страстей, тогда нам дается дар от Бога — благодать совершенная. Она делает нас совершенными и является и называется вышеестественной, ибо шествует выше естества. И в двух других прежних состояниях человек благими помыслами и духовными воспоминаниями понуждает себя держаться добродетелей: любви, смирения, воздержания и прочих. И вообще, благочестивыми и противоборствующими помыслами он дает отпор злобе страстей и держится добродетелей. Когда же придет совершенная и вышеестественная благодать, все страсти исчезают. И все добродетели удерживаются естественно, без усилий и старания самого человека. Ибо дано ему то божественное бесстрастное состояние, которое было до преступления. Потому что страсти вошли в человеческое естество после преслушания, совершенного Адамом. А естественное состояние, в котором человек был создан Богом, было бесстрастным. Поэтому и ум, когда освобождается от страстей, ходит, благодаря божественному знанию, как царь, выше естества.
Итак, когда и ты, чадо, видишь, что без ухищрений и духовных забот о помыслах все добродетели пребывают как естественные и не изменяются, то знай, что ты — выше естества. Когда, опять же, ты удерживаешь добродетели с помощью благих помыслов, а они изменяются, то знай, что ты — в естественном состоянии. А когда ты совершаешь грехи, знай, что ты — в противоестественном состоянии и пасешь чужих свиней, как сказано в святом Евангелии. И поспеши освободиться. А то, что сверх сего, ведает Премудрый и Всеблагий Бог и тот, кто пребывает в Боге, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
12 О любви
Так как мы написали уже много разного, чадо мое, то я, побуждаемый твоей горячей верой и благоговением, посчитал, что хорошо бы написать тебе немного и о любви из того, что я узнал от прежде меня бывших преподобных отцов и чтения Писаний. Но, боясь высоты этой вышеестественной благодати, побеждаюсь страхом, что не смогу окончить это слово. И все же, согреваемый надеждой на ваши святые молитвы, я это слово начинаю. Ибо как я могу, чадо мое, своей силой написать о столь великом даровании, которое превосходит мою силу? И каким языком следует мне рассказать об этой пренебесной сладости и пище святых ангелов, пророков, апостолов, праведников, мучеников, преподобных и всего сонма записанных на небесах?