Читать интересную книгу Выражение монашеского опыта - Старец Иосиф Исихаст

И когда снова придет божественное посещение, он, как младенец, начинает кричать: «Ах, ах! Как же ты меня оставила — бесы чуть не задушили меня! Не уходи больше! Ах! Что мне сделать, чтобы тебя удержать?» Думая, как младенец, что благодать приносят подвиги, и о том, что ему сделать, чтобы ее удержать. А Бог, когда тот снова достаточно ее вкусит, сразу уходит. Но мало–помалу она приходит скорее и больше. А младенец по разуму и ведению начинает привыкать и смелеть, думая, что она уже дана ему как плата за его труды.

И в течение трех или четырех лет подряд он видит Божию благодать, постоянно упражняющую и умудряющую его, и свои страсти умаляющиеся, и бесов, не могущих долго воевать с ним благодаря защите божественной Божией благодати. И если он бодрствует, то имеет как утешение слезы и когда ходит, и когда трудится. Если же он молится умно, имеет умное ощущение светлого облака, которое иногда его посещает. Если, опять же, спит, пусть и немного, видит прекрасные сны — рай со сверкающими, как золото, цветами и царские дворцы, несказанные и ярче солнца сияющие, и многое другое и разное, вокруг чего, когда он проснется, вращается его ум и что подвигает его к горячности и ревности, — дивясь красоте вечных благ и тому, что когда‑нибудь удостоится стать их наследником.

Однако, чадо, и здесь нужны внимание и рассуждение, чтобы он не верил некоторым снам, но знал бы, от Бога они или от бесов. Но так как не все имеют такое рассуждение, то пусть он не верит снам вовсе. Впрочем, сновидения от Бога распознаются. Иногда он видит их в глубоком сне, иногда в тонком, как спящий и при этом не спящий, и в течение короткого времени. А когда просыпается, то полон радости, они увлекают ум и вызывают у него созерцание. И он целые годы их вспоминает, и они остаются незабываемыми. А сны от бесов наполняют душу смущением. И когда человек просыпается и ум хочет вспомнить виденное, то наполняется страхом. И сердце этого не принимает. Но и когда он это видит во сне, видения не останавливаются, но изменяются в видах и образах, в местах и способах, в поступках и движениях. И по этим изменениям, и по смущенности и отвратительности, ты можешь узнать, откуда они. Бывают и другие сны, от мечтания ума и от многоядения, впрочем, нет нужды о них рассказывать. Но сердце подвижника, когда он спит, непрестанно занято молитвами, как мы сказали в другом месте.

Итак, младенец, видя все эти блага и не имея необходимого ведения, чтобы безошибочно узнать и различить промысл Божий, ибо пока еще ест молоко и не приобрел еще чистых очей, но до сих пор источает свет и тьму вместе и дела его смешаны со страстями, начинает поэтому помышлять, что за его подвиги и скорби вот что дарует ему Бог. А злой бес тайно сеет отраву, как когда‑то Еве. И младенец открывает свои уши. Это происходит и по Божьему попущению, чтобы он научился смирению.

И начинает лживый бес говорить ему. «Видишь, — говорит он ему, — тех, которые говорят сегодня, что Бог не дает благодати? Видишь? Так как они не хотят подвизаться, препятствуют и другому человеку и говорят ему: „Прельстишься, упадешь, изнеможешь“».

И многому другому учит его древнее зло. А он, не ведая сети, которую оно ему плетет, ибо он неопытен в брани, окрадывается и принимает ложь за истину, а может быть, и по домостроительству Божию, как мы сказали, чтобы оно его умудрило и он не оставался бы всегда младенцем.

Слава премудрости и ведению Бога, Который многообразно устрояет исцеление нашей души. Слава и хвала всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

6 О том, как впадают в прелесть таковые подвижники, когда у них нет наставника, и каково лекарство для их исцеления

Вот ты услышал, как приходит благодать. Послушай и о том, как впадают в прелесть. И от подвижников требуется большое внимание.

Ибо многие пали прежде и сегодня падают каждый день. Так, когда кто‑нибудь примет ложь за правду, превозносясь, начинает говорить и учить, что человек хочет и не делает. Что если захочет и понудит себя, станет сосудом благодати. И, гневно споря с несогласными, такой мало–помалу впадает в прелесть и становится рабом беса, утверждая, что все пойдут в ад, ибо ни у кого нет ведения, кроме него. И прекращает слушаться тех, которые говорят ему полезное. И затворяется в уединении, исполняя волю живущего в нем беса. И если останется в затворе, бес его или утопит, или повесит, убеждая его, что он станет мучеником. А если этого и не добьется, то ввергнет такого в безразличие и нерадение, чтобы тот все оставил и только ел и упивался. И монах даже не понимает, что упал, и не просит исцеления, но думает, что хорошо подвизается и что таковы путь и истина. Человеколюбивый же Господь ожидает, чтобы тот понял, откуда упал. И если тот поймет свое падение, может исцелиться.

Вот, чадо, один из видов прелести. И лекарство от него — чтобы человек узнал, что прельстился, и со слезами обратился к опытному врачу, способному его спасти, дать подходящее лекарство для безопасности его души.

А мы давай вернемся к тому, на чем остановились. И скажем: если человек не уйдет от братьев, как тот, о котором мы сказали, но хоть и пребывает в неведении и думает, что он сам приобрел благодать, и спорит о том, что человек может, если захочет, понудить себя и приобрести благодать, то все же есть у него и страх и он говорит с естественным рассуждением: «Как я могу осуждать других, думая, что ни у кого нет ведения и только я оказался просвещенным?» И сражается с помыслами, нанося и получая удары. А благодать Божия мало–помалу удаляется и попускает ему впадать в искушения, чтобы он научился смирению. Он же, не терпя ярости помыслов и боясь прельститься, уходит, ища опытного старца, чтобы тот исцелил его рану.

И хотя все отцы хорошие и святые, и каждый из них высказывает свое мнение, однако он не исцеляется, потому что не пришло еще время, чтобы Бог открыл врача и лекарство. И поэтому он не получает извещения. И потому, что ему необходимо слово от делания того, кто выше его, чтобы его смирить и низвергнуть превозношение. И, не находя того, что ищет, — ибо нет у него терпения ждать, чтобы оно пришло, когда того хочет Господь, — еще больше надмевается. И тогда он оставляется немощи естества. Уходит благодать. Немоществует тело. Не может он, как когда‑то, исполнять обычные обязанности. Его душат нерадение, уныние, тяжесть тела, безмерный сон, расслабление членов, помрачение ума, безутешная печаль, помысел неверия, страх прелести. И не в силах терпеть, он бежит искать помощи. Но, как мы уже много раз говорили, трудно найти сегодня деятельного наставника. Поэтому кто‑то говорит ему есть молоко, яйца, сыр, мясо, чтобы поправиться. И он, не в силах сделать иначе, слушается. Ибо потерял терпение и охладели в нем ревность и пыл веры, и потому, что от слов всех отцов он стал как безумный. Одни ему говорят: «Ты впал в заблуждение». Другие: «Ты впал в прелесть, так и другие погибли». И каждый, в согласии со своим ведением, по любви говорит ему то, что знает. И он начинает есть, пить, копать и прочее. И становится прежний делатель трезвения торговцем, виноградарем и садовником.

И он не довольствуется даже тем, чтобы оставаться на общем пути отцов. Но или совсем оставит монашеский образ и женится, или станет, как мы сказали, рабом плоти и врагом других подвижников. И если от кого‑нибудь услышит, что тот постится, бодрствует по ночам, плачет, молится, то гневается, возмущается, говоря: «Это все прелесть, ты прельстишься. В наше время Бог этого не хочет. И я это делал, и меня чуть ли не связывали цепями». И так и сам он совершенно пренебрегает своими духовными обязанностями, живя в великом бесчувствии, находясь в преддверии ада из‑за грехов, в которых он ежеминутно утопает. И для других становится препятствием ко спасению. И хочет, чтобы все стали такими, как он, который прежде был пламенным подвижником, а теперь — раб бесов.

Такова, чадо, другая прелесть, которая похищает подвижников. А лекарство от нее — смирение сердца и то, чтобы он возвратился туда, где был, и с терпением ожидал милости Божией. И если придет Божия помощь, то хорошо, в противном же случае пусть он подчинится послушанию, смирится, шествуя общим путем отцов. Мы же возвратимся опять к своему.

И скажем: если тот, о котором мы сказали, выдержит подвиг, с терпением ожидая милости от благоутробия Божия, смиряясь… то, когда сперва испытает немного наставления отцов и увидит, что не происходит никакого исцеления, ибо то, что они ему дают, — лекарство неподходящее, не то, которое нужно, но должно быть какое‑то другое, которое, конечно же, у кого‑нибудь есть, — начинает со слезами, смиряясь, просить этого у Бога и у людей.

А Святой Бог еще больше скрывает Свою благодать и оставляет его искушениям, пока совершенно его не смирит и не научит хорошенько тому, как он должен мыслить, ибо пока у него все еще есть гордость. И здесь уже самый большой подвиг, и испытывается чистота намерений подвижника, как золото в печи. Ибо потому, что он полон страстей, а более всего — гордости, он и предается в руки малодушия, уныния, гнева, хулы и всякой другой злобы врага. И вкушает каждое мгновение душевное удавление, и пьет от вод ада, и все его страсти возбуждаются бесами днем и ночью. А Господь стоит поодаль, не укрепляя его, как прежде.