А левой продемонстрировал ей пистолет.
— Еще есть вопросы?
Вопросов не оказалось. Она заметно побледнела, возможно даже, слегка протрезвела, с третьей попытки открыла дверцу машины и на нетвердых ногах выбралась наружу.
— Деньги на такси есть? — спросил я.
Она демонстративно повернулась ко мне спиной. Ну что ж, не хочешь, как хочешь. Я предлагал.
Девица, конечно, видела меня в лицо, но это черт бы с ним. Кирилл тоже видел.
Эта пьяна, тот по голове получил, кто знает, что они вообще могли запомнить.
Я потянулся, чтобы закрыть дверь и ехать дальше, пока пассажир не проснулся и не начал задавать дурацких вопросов, типа, кто я такой, почему мы еще не в номерах и куда подевалась его мадемуазель, и в этот момент пуля калибра 7.62 пробила лобовое стекло. И, если бы я не дернулся, она пробила бы и мою голову.
Вместо этого она прошила спинку водительского сиденья и угодила моему пассажиру в грудь.
* * *
Жанна (не будем называть здесь ее фамилию) на самом деле была начинающей проституткой, но события той ночи, демонстрация пистолета и последовавшая за ней стрельба, показали ей опасность выбранного жизненного пути и заставили в нем усомниться. В конечном итоге это спасло ей жизнь, потому что до этого вмешательства ей было суждено погибнуть от рук пьяного клиента в девяносто третьем году, а тело ее нашли бы в подмосковных лесах только в девяносто пятом, и то по чистой случайности.
Вместо этого она разорвала все отношения с прежним миром, устроилась на работу санитаркой в стоматологической клинике, а после успешно сдала экзамены в медицинский институт, где на втором курсе познакомилась со своим будущим мужем.
Который о ее бурном прошлом так и не узнал.
Они были счастливы в браке и стали родителями троих мальчиков, любой из которых мог бы изобрести лекарство от рака.
Но не изобрел.
АФС. «Влияние физрука на пространственно-временной континуум и вот это вот все. Том второй.»
* * *
В экстремальных ситуациях я действую быстро, отчасти оттого, что этому учили меня мой старик-отец и инструкторы во время подготовки, а отчасти потому что я сначала делаю, а уже потом начинаю думать. Это далеко не идеальный способ и я никому не советовал бы применять его на практике, потому что он и у меня только в половине случаев срабатывает.
В том смысле, что ситуация с равной степенью вероятности может улучшиться, а может и стать еще хуже.
Я выжал сцепление, воткнул вторую передачу и утопил педаль газа в пол, отчего задняя дверца закрылась сама по себе, а второй выстрел пришелся уже куда-то в район багажника.
Отверстие в водительском стекле было прямо перед моими глазами, и мне удалось примерно определить угол, под которым в меня стреляли. Высота второго-третьего этажа, значит, стрелку понадобится кое-какое время, чтобы спуститься и последовать за мной.
Если, конечно, здесь только один стрелок.
Виляя задним мостом, машина набирала скорость, а я начал соображать. Если это Седьмой, то, пока он здесь, он не может знать, к чему привела его привычка шмалять по малознакомым людям из СВД. Он видел, как я уехал, значит, он должен понимать, что его миссия здесь не закончена. И пока он не вернется к свое время, он так и не узнает, чего мы с ним совместно натворили.
Если, конечно, у него нет постоянного канала связи.
Петруха был прав, все это вилами по воде.
Но теперь обратного пути у меня уже точно не было.
Я наконец-то выбрался из спального района на радиальное шоссе и рванул в сторону области. Меня, вроде бы, никто не преследовал, по крайней мере, пока.
Я чуть сбросил скорость, и, одной рукой придерживая руль, повернулся назад, пытаясь нащупать у моего пассажира пульс. Может быть, нанесенный ущерб велик, но не неотвратим, и я успею доставить его в больницу…
Пульс не прощупывался. Сложно, конечно, ставить диагнозы на ходу, но останавливаться было нельзя. Прошлая остановка это вполне наглядно продемонстрировала.
Пуля вошла ему в грудь, в район сердца, это очень фиговое ранение для любого времени, и я не уверен, что в восемьдесят девятом году с этим в принципе можно что-то сделать. Но исключать вероятность того, что он жив, все равно было нельзя, и когда на моем пути попался туннель, я включил аварийку и аккуратно остановился, взяв максимально вправо, чуть ли не притираясь боком машины к стене.
Здесь хотя бы сверху на меня никто не нападет.
Пульс по-прежнему не прощупывался, дыхания не было, зрачки не реагировали на свет, и по всем известным мне признакам мой пассажир был окончательно мертв, что уж точно должно было изменить историю, как сказал бы майор Сашка, к хренам.
История, в общем-то, уже пошла по бороде, что в корне противоречило принципам отдела Х, озвученным мне майором Савельевым, и никто, за исключением неизвестного мне снайпера, так и не попытался меня остановить. А я только-только начал осознавать масштабы того, что натворил.
В соавторстве, конечно, но все же. Если бы не мой гениальный план по выманиванию хронодиверсанта, этого рокового выстрела вообще бы не было. Целились-то в меня, а попали в него…
Конечно, для восемьдесят девятого года это была фигура малозначимая, широкие народные массы узнали бы о ней еще очень нескоро. Поэтому его и не охраняли, поэтому к нему было так легко подобраться. Выбери я кого более влиятельного здесь и сейчас, мне пришлось бы пробиваться к нему с боем…
Я вернулся за руль, выключил иллюминацию и тронулся с места.
Чем дольше я думал об этом вот всем, тем больше у меня возникало вопросов к бездействию отдела Х и молчанию его кураторов. Они настаивали, что меня нужно ликвидировать до Нового года, а до Нового года ведь еще довольно далеко. Я тут такого могу успеть за это время натворить…
Или это все-таки был их стрелок? Нет, на комитет не похоже. Это миссия для одиночки, находящегося в чужом городе и стесненного в средствах. Когда за твоей спиной стоит вся машина госбезопасности, ты действуешь с гораздо большим размахом.
Вплоть до плана «перехват» или как он тут в восемьдесят девятом году назывался…
На выезде из города правое переднее колесо попало в яму, и машину тряхнуло так основательно, что тело на заднем сиденье упало на пол, а лобовое стекло покрылось паутиной трещин, расходившихся от пулевого отверстия во все стороны. Это здорово затрудняло мне видимость, что сыграло свою роковую роль чуть позже.
Уже въехав в Люберцы, я слишком поздно заметил загоревшийся красный, не успел затормозить и выскочил на перекресток. Движение в столь поздний час было, мягко говоря, не слишком оживленным, и в девяти случаев из десяти я должен был проскочить вообще без проблем и последствий.
Но это случай оказался десятым и проблемы возникли, пусть и не у меня. Я невольно подрезал совершающий правый поворот оранжевый «москвич» с каким-то бодрым пенсионером за рулем. Уходя от столкновения с «волгой», он врезался в столб. Хорошо хоть, что перед поворотом он сбросил скорость, так что удар был не очень сильным, от которого пенсионер должен был отделаться легким испугом.
Ну, или парой сломанных о рулевое колесо ребер, если он не пристегнулся.
* * *
Бодрым пенсионером, сломавшим о рулевое колесо три ребра и получившим вывих запястья, оказался маньяк и серийный убийца Геннадий Тимочкин. После столкновения он пытался завести заглохший автомобиль, но не сумел сделать этого до приезда очевидцев. Тогда он попробовал покинуть место происшествия пешком, однако, внимание неравнодушных граждан привлекли звуки, доносящиеся из багажника автомобиля, где находилась очередная жертва Тимочкина, которую он вез к месту расправы.
Девушка была спасена, а Тимочкина задержали до приезда милиции.
В девяностом году суд признал Тимочкина виновным по шести доказанным эпизодам и приговорил к расстрелу.
Если бы не спровоцированное физруком ДТП, Тимочкина бы так и не поймали, он умер бы от сердечной недостаточности в тысяча девятьсот девяносто шестом году, и на его счету было бы еще полтора десятка отнятых жизней.