Это было мучительное занятие для него и не менее мучительное зрелище для всех остальных. В частности, для меня.
Он пыхтел, он сопел, он хрипел так, что его было слышно с другого края стадиона. Он был весь красный, он вспотел так, что оставлял на земле мокрый след. Все остальные пацаны уже прибежали и переговаривались между собой, а ему оставался еще почти целый круг.
И при всем при этом он вполне укладывался по времени, чтобы получить честную тройку. Я решил, что если он добежит, то добавлю ему балл.
А ведь вырастет, получит хорошее образование, заработает кучу денег и часть из них по настоянию молодой красивой жены потратит на личного фитнес-инструктора… Хотя тоже не факт.
Кто его знает, что там произойдет в этом будущем.
Мысли мои сами по себе вернулись к Седьмому, как главному потенциальному источнику достоверной информации. Не так уж важно, был ли это один человек или два разных, просто похожих друг на друга. Я пытался найти в его действиях систему. Он появлялся дважды и дважды пытался меня убить, но ведь должно же быть хоть что-то еще…
Макаров добежал.
— Молодец, четыре, — сказал я, даже не глядя на секундомер.
Одноклассники принялись хлопать его по плечам. До конца занятий оставалось еще минут двадцать, так что я выдал им футбольный мяч, чтобы они заняли себя сами, а сам присел на скамейку и принялся вносить оценки в журнал, чтобы потом время на это не тратить.
Чего же такого я должен сделать в начале следующего года, если сидящие в будущем кураторы отдела Х настаивают на моей ликвидации? Что вообще может сделать обычный школьный физрук?
Может быть, кто-то из моих учеников — историческая личность? Фамилии, вроде бы, незнакомые… Или наоборот, кто-то из моих учеников может стать исторической личностью, и я могу этому либо поспособствовать, либо помешать, а кураторам этого не надо? Или я просто должен на новогодней вечеринке соль кому-то передать?
В задумчивости я закончил вести занятия, в задумчивости я переделал все бумажные дела в учительской, в задумчивости я вышел из школы, развернув свои стопы в сторону дома, намереваясь в задумчивости зайти в магазин, обстоятельно поужинать и пораньше лечь спать, терзаемый сомнениями.
Из задумчивости меня вырвала сцена ссорившихся Артема и Ирины. Они стояли друг напротив друга и разговаривали на повышенных тонах. Обычная, в общем-то, ситуация, в которую посторонним лучше не вмешиваться. Потому что они-то потом помирятся, а ты навсегда останешься крайним и лезущим не в свое дело.
А мне-то тем более лучше пройти мимо, я и так не в настроении. Точнее, в том настроении, в котором я могу сломать кому-нибудь что-нибудь важное, о чем потом даже не пожалею.
Так что я сунул руки в карманы куртки и ускорил шаг. Мне оставалось сделать всего десяток шагов, чтобы перестать видеть их даже периферийным зрением, после чего этот случай окончательно перешел бы в разряд «не мои проблемы», когда он ударил ее по лицу.
Тыльной стороной ладони, наотмашь. У нее аж волосы от удара взметнулась.
Она бросила ему короткую резкую фразу, развернулась и пошла прочь, и, в общем-то, я все еще мог пройти мимо и сделать вид, что ничего не заметил, как он догнал ее, схватил за руку и развернул лицом к себе.
Я резко повернул в их сторону.
— Это все, — сказала она ему.
— Ни хрена, — сказал он. — Я с тобой еще не закончил. Все будет, когда я решу…
— Эй ты, ушлепок, — дипломатично сказал я, подходя ближе. — Убери грабли, садись в свою машину и тихонько вали отсюда.
— А то что? — спросил он.
— А то будет плохо, — сказал я.
— Не вмешивайтесь в это, Василий, — попросила Ирина. Как будто это в принципе было возможно.
— Слышал ее, Вася? — ухмыльнулся Артем. — Не вмешивайся в это. Мы сами разберемся.
— Нет, — сказал я. — Я твои методы уже видел, дальше ты будешь разбираться с человеком твоей весовой категории.
— Ты хоть знаешь, на кого прешь? — спросил он.
— В сортах ушлепков не разбираюсь, — сказал я.
Обычно я не стесняюсь бить первым, но сейчас мне почему-то было важно, чтобы начал он. Наверное, я не хотел выглядеть агрессором в глазах Ирины, это иррациональное.
По счастью, Артем был не из тех, кто заставляет себя ждать. Он выпустил ее руку и попытался двинуть мне в челюсть, и стало понятно, что определенную технику ему поставили, а вот скорости не довезли.
Я легко уклонился от удара, а потом съездил ему по носу. Судя по ошеломленному выражению его лица, для него это стало полной неожиданностью. Но я считаю, что это был полезный жизненный урок. Каждый раз, когда человеку прилетает в нос, он должен задаться вечным вопросом, а не заслужил ли он этого своим поведением?
— Ты… — сказал он. — Тебе конец.
— Люди в твоем положении удручающе неоригинальны, — сказал я. — И любят сыпать угрозами, которые не в состоянии привести в исполнение.
Он бросился к своей машине, но это была отнюдь не разумная попытка отступления, он просто перегруппировывался и вооружался для следующего этапа конфликта. Баллонный ключ — неплохой выбор, если ты ничего специфического в багажнике не возишь.
Он, видимо, не возил.
— Артем, не надо! — попросила Ирина, но Артем ее уже не слышал.
Глаза Артема налились кровью, лицо Артема исказилось от ярости, Артем уже шел калечить и убивать.
Ключ просвистел в воздухе. Я уклонился, перехватил его запястье и слегка вывернул. Он выронил оружие на землю и тут же попытался достать меня второй рукой. Я блокировал удар, а потом просто оттолкнул его от себя.
— Не надо, Артем, — попросил я.
Мне не хотелось его бить, потому что я боялся, что если начну, то уже не смогу себя контролировать, и все может закончиться тяжкими телесными. Но он не внял доводам разума и не остановился.
Пришлось сломать ему руку и аккуратно уронить на асфальт. И я таки горжусь своей выдержкой, я даже по ребрам его ни разу не пнул.
— Ах ты… — сказал он и добавил непечатное.
— Если созреешь для реванша, ты знаешь, где меня найти, — сказал я и повернулся к Ирине. — Вот вам один из ответов, и это было не сорок два.
— Да, понимаю, — сказала она. — Спасибо, Василий.
— На моем месте так поступил бы каждый, — сказал я, галантно подавая ей руку. — Позвольте я провожу вас до места, где менее намусорено.
— Жизнь круглая, — прошипел Артем откуда-то из района асфальта. — Мы еще встретимся, Василий.
— Жизнь круглая, земля квадратная, люди не меняются, — сказал я. — Приходи, поговорим.
* * *
Мы отошли от школы на два квартала, когда Ирина остановилась, достала из кармана пудреницу и принялась осматривать лицо в маленьком зеркальце.
— Сильно заметно? — спросила она. — Только не лгите мне, Василий. Скажите, как есть.
— Изрядно, — сказал я. Место удара покраснело и уже наливалось синим. — Может, в травмпункт?
— Думаете, стоит?
— Голова не кружится? В глазах не двоится? Тошноты нет?
— Нет.
— По правде говоря, тогда в травму не надо, — сказал я. — У меня большой опыт в такого рода делах, если сотрясения мозга нет, то для жизни это не опасно. Надо просто приложить что-нибудь холодное, чтобы меньше болело….
— А скажите мне, как человек с большим опытом в такого рода делах, сколько оно проходить будет?
— Пару недель, — сказал я.
— Ох.
Я развел руками.
— И как я в таком виде домой пойду? Сестру и племянницу до смерти пугать?
— Я тут недалеко живу, — сказал я. — И у меня дома есть тональный крем.
— Вы полны сюрпризов, Василий.
— Я пытался использовать его в сходной ситуации, — сказал я.
— И как, сработало?
— Не очень, — сказал я. — Но всегда может быть, что проблема не в креме, а в неумении им пользоваться.
— Значит, вы приглашаете меня к себе?
— Похоже на то.
— И что вы обо мне подумаете, если я соглашусь?
— Что вы прагматичны, — сказал я. — Впрочем, я не настаиваю. Если хотите пугать сестру и племянницу, а также давать соседям повод для сплетен, то, как говорится, флаг вам в руки.