– Так, так, стоп, – запротестовал Смушкевич, увидев, как майор вытаскивает из «сейфа» картонную папку, – давай вкратце, своими словами самое основное.
Не спеша убрав папку обратно, майор чуть пожал плечами, как бы извиняясь перед сопровождающим.
– Зато ноги размял, – улыбнулся в ответ Борис.
Дождавшись, когда боец вернется на место, майор повернулся к Якову.
– Первое. Дисциплина. Дураки должны отсеяться, а предатели и лентяи, если таковые окажутся, должны бояться не выполнить приказ.
– Так понимаю, ты не сомневаешься, что и первые и вторые будут. И как же я их заставлю эти приказы выполнять? Сейчас, как мы видим, с этим не очень.
– Если необходимо, направь своего человека в штаб каждого корпуса, каждой авиадивизии, и пусть там знают: малейший саботаж или трусость закончатся трибуналом. Если надо, с Берией согласуй.
– Не слишком ли круто забираешь, товарищ майор? – Смушкевич поежился, начиная нутром осознавать, что Виктор ему не врет и не запугивает. Если весной количество аварий увеличится, то дело и для него, и для Павла Васильевича Рычагова реально может кончиться скверно. А с чего бы им не увеличиваться, если самолеты зимой практически не летали. А каков реальный налет летчиков, он знал лучше Самойлова и без всяких справок и комиссий.
– То есть жалованье получать, летную пайку жрать да кожаные регланы носить – это мы можем, а ответственность нести нет? Один пропущенный к городу вражеский бомбер – это же целый квартал! Или цех, или мост! Нет у нас времени миндальничать, как ты не понимаешь?! Палкой! И по башке!
– Хорошо. Понял я твою мысль. Не скажу, что вот сейчас ее полностью разделяю, но дисциплину нужно укреплять, это однозначно. И если понадобится, то меры будут жесткие. Дальше.
– Второе. Создание воздушных армий по принципу «один фронт – одна армия».
– Это мы с тобой обсуждали, я не против. Но, сам понимаешь, не мне это решать.
– Но ты должен поставить вопрос ребром и давить. Как компромисс – можно создать сначала пробную армию в одном из особых округов. Да и опыт есть.
– Армии особого назначения, которые в прошлом году переформировали в авиацию дальнего действия?
– Да.
– Хорошо. Кстати, помнишь в Монголии к штабу ВВС был приписан летчик, который на «Дугласе» летал?
– Весьма смутно.
– Александр Голованов, здоровенный такой. Его фото даже на обложке «Огонька» опубликовали, как «летчика-миллионера»!
– Голованов? Слушай, я же хотел с ним поближе сойтись, да все руки не доходили. Потом ранение это. Ну и что с ним?
– Не поверишь! Очень башковитый мужик оказался. Работал до недавнего времени в Москве в управлении ГВФ. Так вот, он настаивал, что обучение летчиков дальней бомбардировочной авиации совершенно недостаточно.
– А сейчас не настаивает? Почему?
– Так я ему посоветовал письмо лично товарищу Сталину написать.
– И?
– И теперь он командир 212-го полка дальнебомбардировочной авиации в звании подполковника.
– Вот оно что. Надо с ним незамедлительно познакомиться.
– Познакомишься. Что у нас дальше?
– Дальше у нас унификация авиадивизий. Никаких смешанных, только специализированные.
– Координировать совместные действия таким дивизиям будет сложнее.
– В рамках воздушной армии самое то.
– Когда эти армии еще будут? Короче, я твое мнение услышал, пока отложим. Давай дальше.
– Звено из двух «двоек».
– Согласен.
– Радиофикация. Нормальная рация должна стоять на каждой машине. На каждом мало-мальском аэродроме радиоузел с рацией. Что у нас сейчас, ПАР?[66]
– Да. Только где их напастись на все аэродромы-то?
– Требуй! Кроме аэродромов, посты ВНОС должны быть оборудованы радиосвязью.
– Всё, всё, всё! Хватит! Я уже понял, что ты смерти моей хочешь!
– Да знаю я, какая в стране напряженка со связью. Провода плетеного и того нет. Яков, ты должен костьми лечь, но авиацию связью обеспечить.
– Это нереально. Летчики сами не включают рации, там же сплошной треск.
– Треск потому, что их не экранируют как следует. Надо инженеров трясти. Так, ладно, давай сейчас спорить не будем. Ты просил кратко, я тебе рассказываю. А если по каждому пункту начнем дискуссию вести, то нам нужно в Америку лететь, чтоб времени хватило.
– Хорошо.
– Какой там у нас пункт?
– Шестой вроде.
– Шестой так шестой. Развитие аэродромной сети. Маскировка, капониры, зенитное прикрытие нормальное.
– Это все понятно, только опять – где взять на все это средства, людей и время?
– Пусть не все, но что-то можно сделать и за счет ресурсов самого аэродрома. Пусть вкалывают, меньше пить будут. А для тех, кто не хочет вкалывать, у тебя есть волшебное средство.
– Аха-ха, я понял! Палка!
– Да. И вообще, не думай, что ты один будешь. Я в меру своих возможностей буду помогать.
«Знать бы эту меру», – про себя усмехнулся Смушкевич.
– Думаешь, что с танками или артиллерией у нас лучше, – усмехнулся Самойлов, – но везде мне просто не успеть. Так что я тоже сосредоточусь на ВВС.
– Почему авиация?
– На данный момент это самый современный и самый высокотехнологичный род войск. И самый важный на начальном этапе войны.
– Прям так и самый?
– Нет, понятно, что без пехоты никуда. Артиллерия – бог войны. Фронт будет прорываться механизированными соединениями. Это все ясно. Авиация сама по себе только компонента вооруженных сил, с этим не поспоришь. Но давай предположим, что я прав и немцы начинают войну внезапно и вероломно.
– Хорошо, предположим.
– Выходной день. Раннее утро, еще темно, на часах начало четвертого. Через несколько минут начнется артиллерийский обстрел. Легкая полевая гаубица калибра 105 миллиметров бьет на двенадцать километров. Тяжелая 150-миллиметровая хреначит на тринадцать, зато снаряд у нее в два с половиной раза больше. Есть в вермахте чудовищные осадные пушки, стоящие на железнодорожных платформах. Калибр 210 миллиметров, а дальность стрельбы более тридцати километров.
– Так.
– Но мы смотрим в небо и видим, что границу пересекает даже не эскадра, а одна бомбардировочная авиагруппа – тридцать шесть самолетов «Хенкель-111». Крейсерская скорость порядка трехсотпятидесяти километров в час, бомбовая нагрузка две тонны. Если, допустим, самолеты вылетели с Варшавского направления, то от границы до Минска будет чуть меньше четырехсот километров. Грубо говоря, через час после пересечения нашей границы на город упадет семьдесят две тонны бомб. Или не на город, а на мосты, заводы и фабрики. Вот, Яков, положа руку на сердце, скажи мне: смогут сейчас наша авиация и войска ПВО такой налет остановить?
Генерал-лейтенант нервно сглотнул. Яков никогда не страдал отсутствием воображения или неумением сопоставлять факты. В четыре утра в выходной день? Допустим, посты ВНОС их засекут. А вот смогут ли они оперативно донести информацию до истребительных частей? Если судить по выводам комиссии, далеко не факт. Поверят ли им там? Опять не факт. Сам бы Яков приказал поднять звено истребителей и найти эту группу. Это если бы был ранним утром выходного дня на аэродроме или в штабе. Пока истребители их найдут. Если найдут… Связи с землей нет, значит, нужно садиться. Чужой аэродром, там опять придется тратить время на объяснение ситуации. Потом истребителям нужно связываться с ним: дозвонись они до частей ПВО Минска, их бы просто послали, подумав, что пьяны. Черт, а в это же время начнется артиллерийский обстрел. Вообще такой начнется тарарам.
– Не знаю. Не уверен.
– Да и неважно. Немцы не дураки, поэтому они сначала не города за триста кэмэ от границы бомбить будут, а высыплют эти семьдесят две тонны на аэродромы Западного округа. И, сам понимаешь, авиагруппа в люфтваффе не одна. Как думаешь, после такой обработки сколько, скажем, к обеду у генерала Копца самолетов останется?
– Мрачные ты картины рисуешь, Виктор. Но в таком деле, как ты там говоришь, лучше перебдеть, чем недобдеть. Если будет так, как ты говоришь, это будет кошмар. Зенитное прикрытие, капониры, маскировка – это как раз то, что нужно. И связь! Связь даже важнее. Хорошо, я займусь этим вопросом вплотную. У тебя всё?