– Мы обедаем здесь. Нет, погоди, Советник! Похоже, тебе не очень нравится мое решение. Ну-ка скажи, как бы ты поступил на моем месте?
– В отношении обеда? – Советник тонко улыбнулся.
– В отношении Райно и Реми!
– Я – не государь Карнагрии,– с осторожностью царедворца, пережившего двух царей, отвечал тот.
– Я приказываю тебе!
– В таком случае… Я послал бы гонца к Ладару. И потребовал бы явиться в столицу.
– Без объяснений?
– По ничтожному поводу. Или – напрямик, для разбирательства по жалобе Сарнала. Но – очень благожелательно. Ведь заяви я, что хочу покарать Владыку Реми,– и мне придется год выковыривать его из крепости!
– Я управлюсь быстрее,– заметил Фаргал.
– Вне всякого сомнения, государь! – Саконнин сделал непроницаемое лицо.– Но ведь ты спросил, как я€ бы поступил на твоем месте? Мне можно продолжать?
– Говори.
– Выманив Ладара из его земель, я послал бы туда тысячу всадников с приказом самого Ладара, он охотно напишет его сам или с помощью нашего палача. А уж тогда, если Ладар невиновен, покарал бы Сарнала за клевету! А Райно передал бы более надежному, например – ему! – Саконнин указал на Люга.– Реми же – наследникам Ладара.
Оба сокта расхохотались.
– Мне довольно моего островка! – вставил Люг.
– Ты сказал: если Ладар невиновен? Я не ослышался? – произнес Фаргал.
– Нет, мой государь! Раз он невиновен, казнить его нельзя. Думаю, его постигнет смерть от кишечных колик. Если он виновен, его ждет публичная казнь. Если нет, он умрет от естественных причин. Земли его унаследует один из племянников, потому что дочери Ладара – не замужем. А любой из племянников охотно отдаст половину владений тому, кто преподнесет ему диадему владения Реми.
– Вот! – воскликнул Кен-Гизар.– Блестящий урок имперской политики!
Саконнин кивнул.
– Ладара нельзя отпускать! – заявил он.– Ладар наверняка затаит обиду. Поверь, государь, новый благодарный Владыка намного лучше, чем старый и обиженный!
– А если я все-таки захочу выпустить Ладара, буде он невиновен? – поинтересовался Фаргал.
– Возьми заложника,– посоветовал Саконнин.– Лучше всего – среднюю дочь! Говорят, отец привязан к ней больше, чем к двум другим. И еще говорят: она очень красива, хотя и молода. Ее охотно возьмет замуж кто-нибудь из действительно преданных тебе людей.
– Например – я! – сказал Люг и засмеялся.– Если она действительно хороша.
– Ты неплохо осведомлен! – похвалил Фаргал.– Мы пошлем гонца к Ладару, как ты сказал. Но…– он сделал паузу,– не будем ждать, пока благородный владыка Ладар явится во дворец. Мы поедем ему навстречу! Что скажешь, Саконнин?
– Если Ладар будет предупрежден, он сможет выставить около двух тысяч всадников и столько же пехоты. И еще тысячи три – ополчения.
– Семь – против шести! – заметил Кен-Гизар.
– Сотни две Алых разгонят тысячу всадников Реми. И еще полсотни – остальной сброд,– отмахнулся Фаргал.
– Половина разбежится сама, когда пройдет слух, что идет сам царь Фаргал! – вставил Саконнин.
– С ремийцами мы управимся. И крепость возьмем, если потребуется,– проговорил Люг.– Чародейство и Древние Силы, если они действительно проснулись,– вот главная проблема.
– Вот теперь,– сказал царь,– пришло время послать за Верховным магом! И еще, Саконнин… Вели подавать обед!
27
Улочка, по которой в час четвертой стражи, заступающей сразу после заката, пробирались тысяцкий Кайр и его юный родич, только выигрывала от темноты. Кэр, которому эта сторона Великондара была внове, с интересом изучал помойку, где скапливались человеческие отбросы столицы. Сумерки не были ему помехой. Как всякий уроженец Ашских гор, сын вождя неплохо видел в темноте.
Жизнь в трущобах Великондара пробуждалась от спячки именно в это время. Но крысы еще не расползлись по своим ночным делам, и юноша имел возможность пронаблюдать обитателей трущоб во всем разнообразии: от беглых рабов и спившихся проституток до местной «аристократии» – поигрывающих ножами вожаков мелких банд и их молоденьких раскрашенных подружек, которыми они менялись чаще, чем мылись.
Законники Великондара никогда не посылали стражников в это забытое Ашшуром место. Пусть преступники убивают преступников! Лишь бы не тянули руки за пределы помойки. Но руки эти все равно тянулись к сытым и законопослушным гражданам столицы. И тогда топор палача отсекал их. Если успевал. Раз или два в год, после особенно дерзкой выходки, стражники Совета шерстили южную окраину до самых вонючих подвалов. Тогда тюремная яма наполнялась доверху, кровь заливала плахи, а трупоносы неделю работали не покладая рук.
Но проходил месяц-другой – и убыль восполнялась. Как всегда, самые крупные крысы успевали ускользнуть.
Любой чужак, очутившийся здесь, должен был чувствовать себя весьма неуютно под пристальными взглядами местного отребья. Но выказывать свой страх не рекомендовалось ни в коем случае.
Кэр, разумеется, никакого страха не испытывал. Тем более когда о его бедро терлись ножны «скорпиона».
Кэр озирал черные, грозившие рухнуть стены, вдыхал смрад отбросов с тем интересом, с каким ребенок разглядывает выброшенную на берег, полуразложившуюся тушу огромного кита. Но при этом сын вождя не забывал запоминать дорогу.
Кайр с неменьшим интересом наблюдал за юношей. И пока оставался доволен. Высокомерная брезгливость – вот то, что испытывает воин, глядя на изнанку великолепной Карнагрии. Такие вот трущобы – гниль в сердцевине яблока. Кэр должен помнить об этом, когда смотрит на вызолоченные крыши дворцов или грозные ряды имперской конницы. Такова жизнь в Четырех Империях: будь то Самери, Эгерин, Фетис или Карнагрия. Войско движется впереди, а позади, в шлейфе пыли волы тащат повозки с ранеными и умирающими.
Сегодня утром Кэр пожелал сообщить своему тысяцкому нечто важное, ни в коем случае не предназначенное для посторонних ушей. И Кайр, воспользовавшись поводом, повел юношу на южную окраину, место, куда стекала слизь из дубильных чанов столицы. Туда, где наверняка нет ни слухачей, ни законников, ни соглядатаев. Хотя, признаться, Кайр не слишком верил в то, что сообщение Кэра – настолько тайное. Молодость склонна преувеличивать.
Когда совсем стемнело, тысяцкий решил, что ознакомительную прогулку можно закончить. Прямо перед ними возвышалось трехэтажное, довольно крепкое по местным меркам здание с обширным двором. Со двора густо пахло навозом. Можно было предположить, что перед ними – постоялый двор. Поглядев на мятую бронзовую табличку, скудно освещенную фонарем, заправленным жиром, Кайр убедился в этом окончательно. «Тихая Радость» – было намалевано на табличке.