Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А дитя куда? – Антонина играет роль заботливой няньки, коей она, впрочем, и является. Что бы я без неё делала?
– Сударыня, не извольте беспокоиться, – такое обращение ввергло мою подругу в состояние, близкое к шоку. – Мальчика мы определим в тихий уголок. Что он предпочитает кушать? – вопрос обращен не ко мне, и это естественно. Прокл провел меня к столику у стены, галантно усадил, и они ушли. Отчего я ничуть не волнуюсь? Это мой ребенок, а мне спокойно. Почему так? Оттого, что с Толиком ушла Антонина? Но такого покоя я не испытываю, когда ухожу на работу, оставляя с сыном её. На дню звоню раз десять, а то и больше.
Пока Прокл и Антонина устраивали моего ребёнка, ко мне подошел официант. Судя по его поведению, он прошел инструктаж у Прокла. От его «Чего изволите?» пахнуло чем-то старорежимным.
– Изволю, чтобы вы вели себя достойно. Вы официант в советском ресторане, а не половой в кабаке. Принесите мне чего-нибудь попить. Все остальное мы закажем позже. – Смутился парень, но без возражений пошел исполнять заказ.
От нечего делать – какое непривычное для меня состояние – я стала смотреть в окно-стену. У обреза берега пруда сидят двое спинами ко мне. Спинами-то спинами, но как они выразительны. Широкая спина мужчины напряжена, сквозь тонкую ткань платья женщины видны полоски лифчика и проступают лопатки. Мне кажется, они дрожат. Затылок мужчины стрижен под полубокс, у его подруги прическа типа «я у мамы дурочка». Что их связывает? Молодого человека спортивного вида и, судя по прическе, легкомысленную девицу. Ответ прост – эротическое влечение. При этой мысли я встрепенулась: не такое же ли чувство я испытываю к возвращающемуся Проклу – и почему-то без Антонины?
– Где моя подруга? – не дав ему сесть, спрашиваю.
– Она с ребенком. Няня должна быть с ним.
– Да как Вы посмели? – с меня слетел флёр. – Она моя подруга, халдей вы неотесанный. Проводите меня к ним.
– Зачем Вы так? – Он ещё и обижается. – Сейчас я приведу вашу подругу с ребенком.
Глядя на широкие плечи Прокла, его узкий зад и крепкие ноги, я осознала, что у меня случился приступ обыкновенной похоти. Если тебе, тётка, захотелось переспать с мужиком, то не впадай в любовную истерию.
Официант принес бутылку обыкновенной газированной воды, на дне бутылки была видна ржавчина. Это вызов: пить хотела – пей.
– Вы сами эту воду пьете? – Ко мне вернулась присущая мне нетерпимость к хамству, каким бы образом оно ни выражалось.
– Какую воду я пью – это мое дело.
Не начавшийся практически мой визит в ресторан «Восток» на этом был закончен.
– Зовите метрдотеля, – негромко, но отчетливо говорю я.
– Метрдотель заболел, а замдиректора Вы отослали куда-то.
Что же, поговорю с Проклом. А вот и он. Антонина с коляской, и он позади.
– Ирина, Толик проснулся, его покормить надо.
Подруга права, но в мои планы входит устроить разнос им, и потому я отвечаю ей так:
– Если тут человеку, который попросил попить, приносят ржавую газировку, то вряд ли они смогут предложить что-то съедобное ребенку.
– Товарищ Переверзев, – тон официанта раболепствующий, – эта гражданка попросила попить, я и принес, а она требует жалобную книгу.
– Товарищ Переверзев, – говорю я, – ваш официант – обыкновенный врун. Я потребовала, чтобы ко мне пришел метрдотель.
Все перипетии нашего с Антониной посещения ресторана в Приморском парке Победы передавать не стану. Сына мы все-таки накормили в нем: на кухне нашлась манная крупа и цельное молоко. Мы же с Антониной ограничилась двумястами граммами водки и приготовленными дома бутербродами. Антонина поддержала меня.
– Я вижу, тут покушать – все равно, что разрывную пулю в живот получить.
Прокл Переверзев и его сатрап отошли к стене-окну и молча смотрели на пруд.
Обратную дорогу мы молчали. Толик, насытившись манной кашей, спал, а мы с подругой просто смотрели в окно. У дома Антонина произнесла:
– Больше с ребенком в парк я не поеду.
Она в этот момент выступила пророком. Анатолий никогда больше не побывает в Приморском парке Победы. Но об этом мне говорить тяжело.
В Канаде прошла Олимпиада, официально провозглашена Социалистическая Республика Вьетнам. На этом фоне странно было читать, что в Египте принят закон, запрещающий продажу алкоголя в общественных местах.
Мы запускаем на Луну автоматическую станцию «Луна-24». Уму непостижимо – аппарат совершил полёт к Луне, спустился на её поверхность и вернулся на Землю, доставив образцы лунного грунта, взятого с глубины около двух метров. Произошло главное политическое событие – состоялся XXV съезд КПСС. В одном из отчетов я прочла, что нас больше пятнадцати миллионов. Прочла и задумалась: а сколько среди этих миллионов по-настоящему привержены идеалам коммунизма? И более того, я подумала: а не эфемерна ли цель, поставленная когда-то – построение коммунизма?
У меня на работе, а это уже конец августа, нарастает напряженность в отношениях с товарищем Шафоростовой. Она настраивает против меня моих же подчиненных. Дальше терпеть такое положение я не могла.
Председатель облсовпрофа принял меня сразу.
– Ирина Анатольевна, мы ценим Вас, – говорил он после того, как я изложила свое видение ситуации, – но и товарищ Шафоростова – ценный работник, – тут он показал глазами на потолок. – Есть мнение, что Вам надо сменить, так сказать, поле деятельности.
– Надо понимать так, что меня отстраняют?
– Да что Вы такое говорите?! – опять глазами вращает. – Вы выросли из своей должности. Вам масштаб города под силу, – не стану возражать, жду, что он предложит, – Вы когда в последний раз были в отпуске?
Вот какой ход выдумал! Я в отпуске была два года назад. Даже положенный после родов отпуск я не отгуляла полностью. Так и ответила.
– Езжайте куда-нибудь на море, отдохните, покупайтесь, загорите.
– У меня сын маленький. Куда же я от него?
– Совсем забыл. – Я ему верю. – Тогда возьмите путевку в санаторий для матери и ребенка. У нас в области есть превосходные места.
Я уже стояла в дверях, когда он сказал:
– Вы не торопитесь из отпуска, но связи со мной не теряйте.
Такое его заявление обнадеживало. В тот день я больше в кабинет к себе не заходила. Я переживала сказанные председателем слова: «Вам масштаб города под силу». Что он имел в виду? Машину я не вызывала и теперь шла по бульвару Профсоюзов в сторону Манежа. Скоро закончится его реконструкция, и на месте гаража Горисполкома откроется Центральный выставочный зал.
Там, говорят, готовят выставку полулегального-полупризнанного живописца Ильи Глазунова. Живописью я увлеклась недавно. Случай свел меня с женщиной, закончившей Институт живописи, который по старинке называют Академией художеств, по специальности искусствовед. Женщина занялась созданием секции дизайна при Союзе Архитекторов в Ленинграде. Спросите, с какого бока-припека в этом деле я? Сама не знаю. О том, что существует такая специальность – дизайнер, – я до встречи с ней не знала. Встретились мы с ней в ресторане как раз Союза архитекторов. Тогда наша столовая, – я имею в виду столовую во Дворце Труда, – встала на ремонт и наш местный профком – у нас есть свой союз – договорился с этим рестораном, чтобы мы там могли обедать. Было немного накладно, но другого выхода не было.
Для нас отвели малый зал и определенное время. Не упомню, в какой день недели произошла наша встреча, но было это почти сразу после нашей с Толиком и Антониной поездки в Приморский парк Победы. Была я зла. Зла той злостью, что дает мне силы. Шафоростова донимает, отвести душу не с кем. Пить в одиночку я не могу. А тут она.
– В большом зале все места заняты, а мне только перекусить. Разрешите к Вам?
Стоит передо мной миниатюрная женщина, ладно скроенная, с густой копной кучерявых темных волос, с личиком куколки.
– Да, садитесь, – несколько грубо ответила и получила в ответ добрую улыбку. Мне стало неловко за свою грубость, и я попыталась исправить это.
– Советую заказать окрошку, она у них хороша.
– Окрошку у нас готовят на кислом молоке.
– У вас – это где?
– Я с Украины. Не слышали такой город – Тараща?
– Что-то знакомое. – Прокрутила винтики в голове и вспомнила: Таращинские ярмарки.
– Я там прожила до семнадцати лет. А школу окончила и уехала.
С совместного поедания окрошки началось наше знакомство. Я и раньше обращала внимание на тот факт, что совсем незнакомые мне люди вдруг начинают делиться со мной своими проблемами. Так и она – Нина Туренко – начала разговор.
– Какие все ретрограды. Дизайн признан во всем мире. У нас в Союзе тоже есть свои дизайнеры. Своя школа. А они говорят, что создавать секцию дизайна нет оснований. Мало их, мол.
- Большая свобода Ивана Д. - Дмитрий Добродеев - Современная проза
- Сын - Филипп Майер - Современная проза
- Женщина и обезьяна - Питер Хёг - Современная проза
- Людское клеймо - Филип Рот - Современная проза
- Боже, помоги мне стать сильным - Александр Андрианов - Современная проза