Дэймон медленно снимал один покров за другим, словно под ними таились бесценные сокровища. «Она просто чудо», – думал он и дрожал от желания, когда Соланж целовала его проворно снующие руки.
И вот уже она стояла перед ним обнаженная, совершенно не стыдясь своей наготы. Спокойная и доверчивая, Соланж не сводила с мужа сияющих глаз, когда он не терпеливо срывал с себя одежду. Дэймон опустился перед ней на колени. Она протянула руку, и пальцы ее утонули в его густых черных волосах. Ладони Дэймона обхватили ее бедра, с нежностью скользя по шелковистой гладкой коже. Затем его рука скользнула между бедер, к потаенному треугольнику темных мягких волос. Ловкие пальцы ласкали самое естество Соланж, ласкали до тех пор, покуда она не выгнулась, задыхаясь от страсти.
Не отнимая руки, Дэймон покрывал быстрыми нежными поцелуями ее округлый живот, дивясь ее девической стройности, зачарованно вслушиваясь в прерывистое дыхание любимой. Затем губы его скользнули ниже, отыскали влажный, уже набухший бутон потаенной плоти и тогда Соланж вцепилась в его плечи, умоляя остановиться.
Дэймон не послушался. Он упивался ее пряным, сладостным, божественным вкусом и хотел одного – чтобы это мгновение длилось вечно. Вновь и вновь ласкал он губами и языком любимое тело, все теснее прижимая его к себе.
Она закрыла глаза, страстно желая, чтобы эта сладкая мука прекратилась... и еще больше страстно желала, чтобы она длилась вечно.
– Дэймон! ? сорвалось с ее губ вместе с тихим стоном. Наслаждение с такой силой сотрясало все ее тело, что Соланж едва держалась на ногах...
Дэймон встал, поднял Соланж на руки и подошел с ней к столу. Он больше не мог терпеть ни секунды.
Усадив Соланж на край стола, он встал перед ней. Плоть его отвердела и пылала нестерпимым огнем. Он резко, почти грубо, раздвинул бедра Соланж и одним сильным ударом вошел в нее, проник в жаркую, манящую глубину.
Соланж выгнулась, принимая его в себя. Они двигались в могучем, едином ритме, сотрясавшем их тела. Она закинула голову, глаза закрылись. Дэймон любовался ее лицом, волнующими холмиками грудей, слышал ее пре чистое дыхание, видел, как она облизывает пересохшие губы, отдаваясь его страсти. И не было больше ничего кроме древнего, как мир, любовного слияния плоти.
Еще миг – и он излился в нее, упиваясь неземным, не постижимым восторгом. Соланж вскрикнула, и он ощутил, как дрожь экстаза сотрясает ее...
Они замерли, не в силах разжать объятий, и лишь когда Дэймон заметил, что Соланж дрожит от холода, он, нехотя оторвался от нее.
– Ты просто чудо, – шепнул он, вновь привлекая ее к себе и целуя. Она ничего не ответила, лишь смущенно улыбнулась.
– Ты замерзла, любовь моя. – Он уложил Соланж в постель и укрыл мягкой пушистой шкурой, а сам принялся собирать ее одежду. Лицо Соланж, пылающее от неги, казалось совсем юным. Глаза светились, и сейчас она напомнила ему ту девочку, которой ничего не стоило ночью выбраться из спальни, чтобы посмотреть на звезды. Или забраться на самую высокую башню, или... Да мало ли какие причуды приходили тогда в ее хорошенькую головку.
Теперь Соланж – прекрасная женщина. И она принадлежит Дэймону, только ему. Никто не в силах разлучить их, один лишь бог... Но господь видел, как он страдал без Соланж и не откажет им в своем милосердии.
– Вот, возьми. – Он протянул Соланж смятую одежду, и она залилась смехом.
– О боже! Мне придется сказать, что заснула одетой.
– Так переоденься, если это так важно.
– Да, пожалуй, я именно так и сделаю.
Но Соланж не двинулась с места, лишь смотрела на Дэймона. Он понял, что она ждет, когда он уйдет или хотя бы отойдет подальше. И понял, почему. С тех пор, как он обнаружил шрамы на теле Соланж, она старалась, чтобы он не увидел ее нагой, по крайней мере, при дневном свете. Только ночью Соланж забывала об этом, поглощенная страстью. Правда, у кровати всегда горела хотя бы одна свеча, но в зыбком ее пламени трудно было что-то разглядеть, а потом Дэймон, истомленный наслаждением, гасил ее.
На миг ему стало мучительно стыдно. Это его вина. Как он мог допустить, чтобы Соланж таилась и пряталась, вместо того, чтобы полностью ему доверять.
Дэймон вздохнул и лег на кровать рядом с Соланж.
– Спасибо тебе за все, – сказал он тихо.
Она покраснела и покачала головой.
– Не стоит благодарить меня, милорд.
– Ты не права, – возразил Дэймон. – Любовь прекраснейшей женщины в мире – это великий дар, за который нельзя не благодарить.
Соланж не могла понять, шутит Дэймон или говорит серьезно.
– Неужели твое молчание означает, что ты усомнилась в моих рыцарских достоинствах? – продолжал Дэймон. – Хотя многие согласились бы с тобой, все же я полагаю, что моя жена способна разглядеть за грубой оболочкой мое золотое сердце – сердце истинного рыцаря.
Лицо Соланж прояснилось, но в глазах мелькнула тень разочарования.
? А, так ты шутишь! Значит, ты в шутку называешь меня прекраснейшей в мире.
? Нет, дорогая женушка, позволь мне заметить, что ты опять не права. – Дэймон испытующе смотрел в глаза Соланж, всем сердцем желая, чтобы она поверила ему. ? Я сказал, что ты – прекраснейшая в мире, и, клянусь честью, имел в виду только это. Ни одна женщина во всем свете не сравнится с тобой, Соланж.
Он увидел, что губы ее задрожали, а глаза наполнились слезами.
– Ты смеешься надо мной, – прошептала Соланж. – Я не хочу, чтобы надо мной смеялись.
Она попыталась встать, выскользнуть из-под шкуры, но Дэймон удержал ее.
– Соланж! Погоди! Я вовсе не хотел смеяться над тобой! И как это могло прийти тебе в голову? Как ты могла так подумать! Ты – моя жизнь, мое счастье, все, чем я дорожу! Ты – само совершенство в этом несовершенном мире! Неужели не понимаешь? – Дэймон крепко сжал ее руки. – Когда я называю тебя прекраснейшей в мире, я говорю истинную правду, но, видно, говорю плохо, если ты поняла меня так превратно. Накажи меня за это!
И Дэймон схватил с ночного столика украшенный драгоценными камнями кинжал. Он вложил рукоять кинжала в ее пальцы и направил острие в свою грудь.
– Прекрасная Соланж, честью и жизнью своей, любовью к тебе клянусь, что сказал истинную правду. Ни разу в жизни я не нарушил своего слова. Для меня ты самая прекрасная в мире, и ни время, ни люди, ни сам господь бог не заставят меня думать иначе. Твое тело – часть твоей красоты, и я обожаю его безмерно. Я с ума схожу от счастья, лаская тебя. Я не могу ни есть, ни спать, когда тебя нет рядом.
Но самое ценное, самое редкостное в тебе – твоя душевная красота, которой наделены немногие. Эту твою красоту, любовь моя, я ценю превыше всего, ибо она – наилучший, драгоценнейший дар. Твоя нежность, доброта, величие озаряют меня, поскольку я связан с тобой. Моя жизнь навсегда сплелась с твоей, Соланж. И я любил, люблю и буду любить только тебя.