— Что Клодий сказал в свою защиту?
— Твердил, что ему до сих пор стыдно за то, как он поступил с этим рабом во время свадебного пира. Что у него, мол, не было причин причинить ему еще какой-нибудь вред. Кроме того, заметил Клодий, у самого Одо было куда больше причин желать смерти Клодию, чем наоборот. Даже прикончить его. Что тут же навело всех нас на мысль, что, возможно, Одо сам напал на Клодия. А у парня, как назло, нет ни одного свидетеля. Пристыженный, он ушел с пира и до утра пропадал неизвестно где. Во всяком случае, его никто не видел.
Я задумчиво разглядывал Фалько. Честен… но при этом весьма практичен. Сдается мне, эта его порядочность подкреплена железом, решил я.
— Тебе жалко было потерять этого раба?
— Я бы мог получить за него не меньше трех сотен динариев.
— Именно поэтому ты настаивал, чтобы виновный понес наказание?
— Я хотел, чтобы виновный возместил мне ущерб, — пожал тот плечами.
— И что же решил Марк?
— Как обычно, ничего. — Фалько, сообразив, что выболтал нечто важное, мгновенно прикусил язык. Видимо, вспомнив те несчастные времена, он уставился куда-то в сторону.
— Стало быть, новый префект был человеком не слишком решительным? — подытожил я.
Центурион заколебался, явно прикидывая про себя пределы своей верности командиру. Потом, похоже, вспомнив, скольких уже нет в живых, тяжело вздохнул:
— Префект был… м-м… осторожным. Мы тут недавно узнали, что в свою бытность младшим трибуном во время кампании в Галлии он однажды совершил грубую ошибку. Потом, уже много позже, его предательски подставили, он совершенно случайно оказался замешанным в громком скандале, где главную скрипку играл его начальник. Под его руководством торговая компания отца оказалась на грани банкротства. Так что он волей-неволей научился осторожности. А от излишней осторожности до трусости, как известно, один шаг.
— Мне говорили, что он человек книжный.
— Ваша правда. Его книги заняли целых две повозки. Не совсем то, к чему мы тут все привыкли.
— Вы имеете в виду Гальбу? — осторожно спросил я.
— Старший трибун, возможно, человек резкий, зато не боится принимать решения. Эти двое — разной породы.
— Разной породы… Как интересно! Солдаты воспринимают своего командира, словно табун лошадей — вожака, тем самым кое-какие черты его личности становятся общими для всех. Любая смена руководства приводит солдат в волнение, и должно пройти какое-то время, прежде чем они привыкнут к новой руке, которая теперь будет держать их в узде.
Если вообще привыкнут.
— Как они ладили?
— Отвратительно. Вернее, с трудом. Знаете, увидев Гальбу впервые в ванне, я насчитал на нем двадцать один шрам. И это только спереди — ни одного на спине! А на поясе у него висит цепь с кольцами…
— Я уже достаточно наслышан об этой цепи.
— В отличие от него Марк еще ни единого разу не побывал в настоящем сражении. А после его женитьбы на этой любопытной девчонке все стало только хуже.
— Мужчины невзлюбили Валерию?
— Они восхищались ее красотой, даже при том, что весь гарнизон разом перестал спать по ночам. Солдаты буквально изнывали от похоти. Но… Да, из-за нее в крепости возникла напряженность. Эта девушка заставляла людей чувствовать себя неловко — даже Люсинда была поражена. Во-первых, Валерия постоянно рыскала по всей крепости, словно какой-то декурион. И потом, ее страшно занимали бритты, она даже потребовала, чтобы девчонка-посудомойка взялась учить ее и ее рабыню-римлянку языку кельтов. Она забавлялась как ребенок. И постоянно задавала вопросы о тех вещах, о которых не положено знать женщинам.
— О чем, например?
— О войне. О мужчинах, об их привычках и образе мыслей. О том, как формируется легион петрианской кавалерии. Спрашивала, как работают кузнечные мехи, как ковать наконечник копья, чем обычно болеют солдаты. Любопытство ее поистине не знало пределов. А Марку явно не под силу было заставить ее держать рот на замке. Она вечно сбивала его с толку. Он не понимал ее, а мужчинам обычно это не нравится. К тому же ни для кого не было тайной, что Марк получил этот пост исключительно благодаря ей. Вернее, влиянию ее отца.
— А что Гальба?
— Ну, он стойко перенес свое унижение. Однако если он молчал, это не значит, что ему было безразлично. Внутри у него все кипело от злости. Ведь именно Гальба, а не Марк, знал в крепости каждый камень, и именно к нему по-прежнему шли со всеми вопросами. Кстати, и сам Марк тоже. И однако, этот спесивый римлянин, боясь за свой авторитет, на людях старательно третировал фракийца. Плохо, когда у полка нет головы, но еще хуже, когда их две.
Я нахмурился. Да, похоже, ситуация вырисовывалась весьма сходная с теми, которые уже не раз встречались мне прежде. Нет ничего хуже, особенно в армии, чем отсутствие твердой руки.
— А герцог… неужели он ничего не сделал?
— Герцог ведь был в Эбуракуме, так что прошло немало времени, прежде чем весть о том, что происходит, достигла его ушей. А потом начались волнения на континенте, и ему вообще стало не до нас.
Он замолчал, ожидая вопросов о том, что было дальше. Но мне хотелось прояснить ситуацию до конца. А тут оставалось еще немало неясностей.
— Наверное, эти трения создавали немало трудностей в легионе?
Фалько заколебался. Да и неудивительно — ведь сейчас я спрашивал его не о каких-то конкретных людях. Речь шла обо всем легионе, стало быть, и о том отряде, которым командовал непосредственно он. Отряде, чьему штандарту с орлом когда-то поклялись в верности все его солдаты.
— Напряженность чувствовали все, — наконец с неохотой проговорил он. — И всем это не нравилось. А ситуация все ухудшалась, и все только и мечтали о том, чтобы она изменилась к лучшему. Иногда лучшим выходом является война. Одни погибают, другие получают повышение. Успешная карьера иной раз требует экстремальных ситуаций. Какого-то взрыва. Хаоса, я бы сказал.
Хаос. Всю свою жизнь я делал все, лишь бы предотвратить этот самый хаос, в который ввергают нас честолюбцы. Что ж, люди иногда сами готовы накликать на себя беду. И тут уж ничего не поделаешь.
— И тут как раз убили этого Одо?
— Да. Для Гальбы убийство было своего рода шансом.
— Он мог воспользоваться им, чтобы избавиться от Клодия?
По губам Фалько скользнула тонкая усмешка.
— Брассидиас привык смотреть далеко вперед. К тому же к этому времени он уже вернул похищенный у Бракса скот и в качестве награды получил нужные ему сведения. Их принес кельтский шпион по имени Каратак.
— Каратак?! — Это имя заставило меня вздрогнуть — так звали одного из самых непримиримых бриттских вождей, который никак не мог смириться с владычеством Рима. Преданный своими же людьми, он попал в плен и в цепях отправлен в Рим, но благодаря хорошо подвешенному языку вскоре выговорил себе жизнь.