русло, как будто ничего и не произошло. Как можно горевать по несуществующим отношениям? Мы же с Антоном никогда не были парой. Мы не просыпались в одной постели, не проводили вместе вечера, у нас не осталось общих друзей, фотографий или на крайний случай завалявшихся открыток, на которые можно наткнуться и часок-другой пореветь, вспоминая былое счастье, а потом, напившись, набрать его номер и попросить напомнить, почему мы расстались. Более того, у меня даже номера его нет. Вроде бы ничего не мешает его забыть, не зря говорят: " С глаз долой – из сердца вон", но Антон это знает не хуже меня. Что удивительно, он придерживается моей просьбы – не подходит и не заговаривает. Вместе с тем каждый вечер я заживо сгораю под прицелом его глаз. Иду ли с колледжа, возвращаюсь ли с работы, он незримой тенью едет за мной – провожает. Терпеливо ждёт, пока я включу на кухне свет, заварю себе чай и уже с ним в руках подойду к окну. За три месяца, Антон не пропустил ни одного такого "свидания". Задумчиво курил, глядя как в моих руках медленно пустеет кружка. Это был самый вкусный в мире чай.
Его одинокий силуэт терзали морозы, и засыпало метелью, но он оставался на месте, каждый раз уступая мне право уйти первой. Так, глядя друг на друга с расстояния в три этажа, мы вместе встретили новый год. Сначала жгли бенгальские огни, затем пили шампанское, я из бокала, а Антон прямо из горла, в результате чего пол ночи обменивались пьяными улыбками под недоумевающие взгляды снующих по двору соседей.
В ночь дня всех влюблённых он задержался дольше, чем обычно. Я бы так и не вспомнила про этот праздник, если бы выйдя из душа, не услышала стук в окно. Это Бес закидывал его снежками, чтоб я пришла полюбоваться его сюрпризом – огромным, выложенным горящими свечами сердцем. В ту ночь я впервые призналась себе, что безумно, бесконечно по нему скучаю, но выйти, всё-таки не решилась. Страх к тому времени прошел, но чем больше я затягивала с полноценной встречей, тем сложнее становилось на неё решиться. Моя неприступность обрела несколько иные мотивы, такие в которых немного стыдно признаться даже себе – мне понравилось доводить парня, по которому я столько лет убивалась. Так и боролась сама с собой, с одной стороны готовая выпрыгнуть к нему хоть в окно, а с другой мелочно припоминающей каждый грешок, коих у Беса набралось вагон с тележкой.
Постепенно в город пришла весна. Бурные потоки талого снега уносили старые обиды, капелью утекало недоверие, забывались колкие слова. Антон не просто дал мне время исцелиться, он оставался рядом, неторопливо приучая к себе, как пугливого зверька. И я с нетерпением спешу домой, чтобы скорее увидеться с человеком, без которого не мыслю своей жизни.
Но сегодня он впервые не появился.
Весенняя сказка с певучими птицами и ароматом набухающих почек, врываясь в распахнутое окно, не вызывает привычной радости, вчерашнее журчанье ручейков на глазах превращается в обычную вязкую грязь под ногами прохожих, звёзды больше не напоминают самоцветы и чай на вкус всего лишь чай. Без Беса мой мир угасает.
"Страшнее всего потерять друг друга", пообещал он доказать. Что ж, доказал. Жестокий получился урок.
Первое время я злюсь на Антона, то и дело выглядываю в окно, и, не обнаружив его на месте, мысленно крою мерзавца последними словами. В апогее своей ярости даже подумываю поджечь его машину, и тут же ловлю себя на мысли, что подбираю десятки оправданий его опозданию, от завала на работе до высокой температуры, но часики тикают, а Антона всё нет и нет. И меня парализует паническим страхом: вдруг с ним что-то случилось? Что-то страшное, непоправимое?
Накинув поверх домашней футболки клетчатую рубашку, вдеваю ремень в норовящие сползти с бёдер широкие джинсы, завязываю шнурки на простеньких кедах и, быстро пройдясь расчёской по волосам, отпираю дверь. Поеду к нему, мне нужно знать, что с ним всё хорошо. Пусть и совсем не в таком виде я мечтала предстать перед Антоном, хотелось поразить его женственностью и стилем, но планы, на то они и планы, чтоб смешиваться самым неожиданным образом.
– Ого... – потрясённо выдыхаю, едва не уткнувшись носом в огромный букет роз.
– Кира... Милая... Ты прости, что без спроса... Можно? – Антон кивает вглубь квартиры, а я хлопаю ресницами, пытаясь собрать в одну кучу его невнятный монолог и путаница, царящая в моей голове, никак этому не способствует, а уж состояние Беса и вовсе вгоняет в полнейший ступор. Он весь какой-то взъерошенный, дыхание сбито, а на скулах алеет слабый румянец.
– Это что, сам Бес сейчас смутился? – мой голос предательски хрипнет, а он кивает, улыбаясь до самых ушей.
– Как сопливый пацан.
– Где ты был? – требовательно заглядываю в искрящиеся весельем глаза, чувствуя, как трещат по швам остатки моего самоконтроля. – Я волновалась! Ты в своём уме так меня пугать?!
– Сущая мегера, – выдыхает он сквозь смех, протискиваясь в прихожую, и, скинув охапку роз на тумбу, подхватывает меня на руки. – Но я люблю тебя больше жизни.
– Я чуть с ума не сошла, а тебе смешно? – мой голос дрожит сквозь назревающие слёзы, я беспорядочно стучу по его плечам, понимая, что пала жертвой своей первой настоящей истерики, но ничего не могу с собой поделать, и соленые капли градом сыплются из моих глаз.
– Нет мне не смешно, довольна? – бормочет он, обжигая быстрыми поцелуями мокрые веки. – Не прогоняй меня больше, слышишь? Не могу без тебя... Чуть не сдох. Своими зубами вскроюсь, если ещё раз обижу. Кира. Боже... просто крышу рвёт без тебя. Прости. Прости...
– Давно простила.
Антон вжимает меня спиной в стену, а я ногами обвиваю его бёдра, мечтая лишь о возможности просочиться ему под кожу, чтоб никогда больше не расставаться. И чувство такое тягучее, обволакивающее, будто нити невидимые наши души сшивают.
– Я не хотел тебя напугать, – голос низкий, с придыханием, постепенно сходящим на хрип, Бес и в правду кажется безумным, ошалело сминая губами мои губы, забираясь руками под футболку, жадно вдыхая запах рассыпанных по плечам волос. Его рука скользит вверх по моей талии, останавливаясь на груди, и там замирает. Я чувствую её тепло, стук собственного сердца и понимаю, что как бы я ни противилась, оно признаёт только его. –