клетки, в которых Татарин, надо полагать, держал своих пленников. На дверях висели замки. Внутри клеток ничего не было – ни лежака, ни столика, ни параши, только в стены, на разной высоте, вмурованы железные кольца. Если придут с обыском, то всегда можно сказать, что подвал предназначен исключительно для хранения корнеплодов и банок с соленьями.
В противоположном от меня углу, слева, за клетками, на полу что-то лежало.
Что-то?!
Почему – что-то? Я сразу понял, что это мертвец. Не было крови, не торчал топор из спины. Но одного взгляда хватило, чтобы понять: я вижу покойника.
Не первого в своей жизни. И, надо полагать, не последнего.
Он лежал лицом вниз, раскинув руки симметрично, под углом в сорок пять градусов к туловищу. Как будто перед смертью пытался изобразить самолетик. Я видел коричневые подошвы ботинок, и что-то странное на ноге: правая брючина задралась почти до колена, открывая темное кольцо, опоясывающее икру. В первый момент я подумал, что вижу протез, потом – что это какие-то кандалы, и лишь затем разглядел, что от кольца протянулись вниз две резинки. Подтяжки для носков? Точно! Такие штуковины я встречал только в магазинах. И никогда бы не надел их на себя. Стыдно представить, какие шутки станут отпускать в морге, раскладывая на столе клиента в этаких причиндалах… Вы бы думали о такой ерунде на моем месте? А я почему-то подумал.
Я подошел ближе. Оказалось, что в пол, верхними краями заподлицо с ним, была вмурована ванна. Обычная чугунная посудина, с драной эмалью, на две трети заполненная ржавой водой. Голова трупа почти свешивалась в нее.
Поверхность ржавой воды подрагивала, расходилась кругами. Наверное, дом вибрировал от проходившей мимо электрички – железнодорожная ветка пролегала всего в полусотне метров от границы участка, и я вроде бы слышал какой-то характерный для электропоезда шум.
А вот запах я слышал не «вроде бы» – он буквально шибанул в нос, стоило мне оказаться в полутора метрах от трупа. Характерный такой запашок…
Как это называется поприличнее? Непроизвольное опорожнение кишечника? Короче, в момент смерти, или непосредственно перед ней, покойник обделался.
Что тут сказать? Со многими это случалось, я знаю. Не все в наших руках, есть вещи, которые случаются неожиданно, каким бы ты ни был героем, пока не посмотрел в бездонный зрачок пистолета.
Но помочи для портянок он бы лучше не надевал.
Я присел рядом с трупом на корточки.
Его убили выстрелом в затылок. Пуля оставила небольшое входное отверстие, почти незаметное в густых завитках седоватых волос, но в лицевой части черепа пробила дырень размером с кулак. Так что вода была бурой не только от грязи и ржавчины…
А перед тем как застрелить, его жестоко избили, переломали на руках пальцы и душили удавкой. На шее осталась видна борозда от петли, и широкие царапины от ногтей – от ногтей его собственных переломанных пальцев, которыми он пытался эту петлю разорвать.
Она, кстати, валялась поблизости – удавка из грубой волосатой веревки. Целехонькая, – ничего он не разорвал, ему просто дали пожить лишние две минуты.
Наверное, исключительно для того, чтобы он смог позвонить…
В застенках подпольной тюрьмы, с полными штанами дерьма – вот, значит, как закончил свой жизненный путь продажный полковник милиции…
Мне не было его жаль!
Мне не было его жаль, хотя он и сделал для меня много полезного.
Как говорится, каждому свое…
Не думаю, чтоб Лев Валентиныч рассчитывал, что его похоронят на Серафимовском под залпы автоматного салюта, а вокруг гроба будут тесниться бывшие сослуживцы, сжимая пудовые кулаки и клянясь отомстить. Он давно стал чужим в той, ментовской, среде. И не стал своим в нашей. Конечно же он понимал, что его уход в мир иной мало кого озаботит. Даже жену. Но и к такому финалу себя не готовил…
– Засмотрелся?
Я, насколько мог неторопливо, повернул голову. И остался сидеть, как сидел – на корточках, опираясь предплечьями на колени.
Рамис, с пистолетом в руке, стоял на нижней ступени лестницы.
Улыбка у него была широкой и нервной.
Что-то слишком часто за последнее время в меня стали целиться те, кого я привык считать своими друзьями.
– Ты зачем убил моих людей, Саид?
Кажется, если бы я плеснул в Татарина кислотой, его реакция не была б такой острой, какую вызвала фраза из «Белого солнца…». Его лицо отобразило целую гамму чувств: торжество сменилось настороженностью, которую вытеснило удивление, а потом, надо отдать ему должное, он все очень быстро прочухал, и в его черных глазах мелькнуло разочарование:
– Так ты знал?..
Я опять-таки как мог равнодушнее пожал плечами:
– Конечно. Он меня предупредил, а ты этого не заметил.
– Как?
– У нас были оговорены кодовые слова…
Ничего у нас не было оговорено! Не шпионы, чтобы такой конспирацией заниматься. Просто я поверил своей интуиции. И не пропустил мимо ушей фразу Цыгана: «Кажется, я его кончил». В нормальном состоянии он бы так никогда не сказал. Под нормальным я подразумеваю и то состояние, в котором он мог находиться, прикончив Рамиса.
– Чё ж ты тогда пришел?
– А на тебя посмотреть!
– Ну и как я тебе, нравлюсь?
– Не очень.
Я медленно встал. Теперь мне удалось разглядеть, какую волыну Татарин держит в руке. Пистолет украинского производства, который мы подарили ему на день рождения два или три года назад. «Форт 12» в наградном исполнении – хромированный, с инкрустацией и золочением отдельных деталей. Мы добавили на затвор дарственную гравировку прикольного содержания. Пистолет обошелся недорого – продавец честно предупредил, что для серьезной работы оружие не годится, из-за особенностей конструкции пистолет регулярно заклинивает. Наверное, надо почаще его смазывать салом…
– Ты с пушкой?
Я отрицательно покачал головой. И даже похлопал себя по карманам, а потом слегка развел полы куртки:
– Ты бы тоже свою положил…
– Попозже. Если договоримся.
– А если не выйдет договориться? Будешь стрелять?
– Только когда не останется выхода. Дом окружен?
– Естественно!
– Скажи своим, чтоб убрались!
– Я-то скажу, мне нетрудно сказать. А ты уверен, что все уберутся? Не боишься, что один, самый меткий, останется и продырявит твою тупую башку?
– Ладно! – Он поставил «форт» на предохранитель и сунул за ремень. – Только ты стой, где стоишь.
– Как ты смог Цыгана заделать?
Рамис презрительно скривился:
– Думаешь, он приехал со мной разбираться за Глеба? Хрен там! Он приехал со мной торговаться. Поэтому и приехал один. Я знал, что так будет. Только заждался: думал, он быстрее появится.
– Что ж вы с ним не сторговались?
– О чем? Я на твоей стороне, и