жил? – поинтересовалась Агата.
– На этой квартире годов семьдесят.
– Мне всегда было интересно, а как вы коммуналку платите? – добавил я. – Или ремонтируете что-то, если ломается?
– Иногда сами. Иногда специальные человеки помогают, – фыркнул лис.
– Рейнеке, покажи, где его нашли.
Он провел нас на кухню. Это была комната, которая выглядела самой обжитой. Виднелись пакеты с луком и картошкой, рядом с мойкой сушился набор острых японских ножей. Посреди комнаты, завалив при падении простой четырехногий стол, лежала туша Казимира. В его голове виднелось два точных отверстия – в виске и во лбу. Тело было полуразвернутым, одна из лап как бы вскинута в защите, что, вероятно, говорило о том, что атаковали его со спины, когда тот стал оборачиваться. На пол натекло немного крови. Красной, похожей на человеческую.
– Кто его нашел?
– Подруга.
– У вас и подруги бывают?
– У некоторых.
Агата присела у трупа и начала рассматривать отверстия.
– Ну, это от пуль, точно. Но если вы хотите что-то узнать, мы должны прислать своих экспертов. Их же надо извлечь.
– Мы скажем, когда и куда, – Рейнеке кивнул.
– А где значок Кочеткова? – вспомнил я.
Лис неуклюже засунул лапу в карман плаща и повозился там, пока наконец не извлек значок, и протянул мне его на открытой лапе. Неприметный маленький коричневый жетон без всякой геральдики и военной символики, чтобы, если потеряется, у нашедшего не возникало ненужных вопросов. На обратной стороне имя владельца.
– Вот.
– Подожди, ты хочешь сказать, что вы трогали и двигали улики? Все отпечатки залапали?
– Мне не нужны отпечатки. Нужен запах. Пахнет человеком. Мне нужно понюхать вашего Ко-чет-кова. Пахнет странно. Как будто двумя людьми одновременно.
Я посмотрел в прищуренные глаза:
– А нам нужны улики, у нас не такой нюх. А вы нам их уничтожаете. Где значок лежал?
– У двери. Наверное, выпал.
Сзади раздался тяжелый вздох Агаты.
– И вы предлагаете вам верить? Вы главную улику в кармане таскали и отпечатки шерстью с лапы затерли. Может, это вы Кочеткова убили и сюда значок принесли?
– Нужно поверить, – прищурился он. – Нет у вас выбора.
Я покачал головой и пошел смотреть другие комнаты, пока Агата в перчатках, держась за края, рассматривала жетон.
Ванная была пустая, кроме неожиданной коробки морской соли для релаксирующих купаний. В спальне на полу лежал голый продавленный матрас, видимо, хозяин не был чужд человеческих удобств. На стене висел выцветший на солнце плакат с группой «Король и шут», судя по всему, из какого-то древнего подросткового журнала типа “COOL” или «Все звезды». Интересный выбор для декорирования интерьера.
В гостиной же обнаружилось кресло с драной обивкой, стопка старых, судя по корешкам, книг и лакированный стол с разбросанными на нем листами бумаги. Я подошел и взял один из них в руки.
– Он вами интересовался, человеками, – раздался за спиной голос лиса, казалось, с нотками горечи. – Пытался понять. Читал.
Рейнеке пнул стопку книг.
– Даже стихи пытался писать. Вы его застрелили.
На бумаге размашисто и коряво, словно писал ребенок, танцевали неуклюжие четверостишья Казимира. Агата подошла к столу и взяла еще один лист. Ее лицо изменилось. Мы переглянулись. Мы знали этот почерк. Почерк из письма-анонимки.
* * *
«…аналогичным образом разбивается и миф о якобы скульптурном изображении богини Кали в Тбилиси, где некоторые конспирологи находят ее следы в советских статуях „Мать Картли“, „Муза“ и „Победа“. Помимо уже знакомого нам натягивания совы на глобус, когда „маски Мельпомены“ у „музы“ с легкой руки фантазеров превращаются в черепа, а патина в „черную кожу“, мы снова видим попытку обосновать присутствие Кали путем разбивки ее ключевых визуальных признаков на несколько скульптур. Раз у одной из статуй есть меч, а у другой округлые груди – значит, из них мы можем собрать суровый образ. Подобная разбивка объекта поклонения по разным статуям не только противоречит индуистской традиции, но и здравому смыслу: ни одно из изваяний не имеет открытого рта или высунутого языка, каноничного для изображения богини.
Отдельно хотелось бы остановиться на позднесоветской и раннекапиталистической архитектуре на территории СНГ. Здесь „фантасты“ превзошли себя и начали в каждой кубической или пирамидальной конструкции, столь полюбившейся не особо одаренным архитекторам того времени, видеть культ Луны или культ Исиды и смешивать его с культом Кали. Не спрашивайте, какая тут логика, я не знаю. Надо полагать, в каждом московском доме с „башенкой“ или „пирамидкой“, построенном в лужковские годы, живут жрецы культа Кали, они же ходят на работу в Администрацию Лукашенко. Нет, я не шучу, они об этом прямым текстом пишут, в Минске у правительственных зданий тоже что-то якобы оккультное нашли.
Поиски богини по географическим названиям не менее смехотворны – следы Кали ищут на оставшихся в стране улицах Калинина, ареалах произрастания калины, на улицах Калининграда и, мой персональный фаворит, в Калиновском поселении Серпуховского района, думаю, жители этого подмосковного городка немало удивятся божественному происхождению названия их города. Все это давно стало шуткой, как говорит молодежь, мемом, среди моих коллег-филологов и востоковедов, но весьма печально, что подобная задорновщина и фоменковщина проникает и в умы, казалось бы, образованных людей. Все это следствие глубокого кризиса гуманитарных наук и образования…»
Профессор Видья Владленович Май дописал строчку и удовлетворенно откинулся в кресле. Еще пару абзацев написать – и готово. Статью под названием «Культ Кали в советской архитектуре: правда или вымыслы?» через пару дней опубликуют в авторитетном научном журнале «Востоковедение», и вновь поползшие ненужные слухи и инсинуации про Великую мать навсегда останутся уделом интернет-конспирологов.
Он перенесся мысленным взором в их укромный подземный храм, где вблизи от бурлящего коллектора, озаряемый тусклым светом сотен свеч, черный гранитный куб ждал и жаждал новой живительной влаги.
Скоро, скоро. Видья Владленович развернулся и открыл дверцы шкафа, располагавшегося за письменным столом. На верхней полке стояли два новых жертвенных кувшина с кровью. Добротная кровь, не плебейская.
Едва касаясь их пальцами, он аккуратно проверил герметичность сосудов.
А затем с благоговением прошептал: «ОМ САРВАМ АДЙА-КАЛИКАРПАНАМ АСТУ».
Глава VIII. Шуб-тур
Константин кутался в плащ от вьюги, разглядывал заснеженную столицу с балкона на пожарной лестнице своей многоэтажки и размышлял о точке в жизни, в которой оказался. Многое, многое привело его сюда, иначе, наверное, и быть не могло.
Еще маленьким ребенком, не понимая ничего о мире, в котором оказался, он обожал русские сказки – зачитал до дыр книжки про Бабу Ягу, леших, русалок, серого волка и Соловья-разбойника. Подогревала его интерес бабушка в деревне, рассказывавшая чудные истории, знавшая непонятные травки и корешки и