Зажмурил глаза от всего этого счастья, морозного воздуха и ощущения полной жизни. Но безмятежное существование закончилось как-то уж совсем быстро и неожиданно.
Только отошел к сугробу, только расстегнул ширинку, чтобы хоть как-то отметить своё существование на этой грешной и прекрасной земле, как меня сзади обхватили и обмотали чьи-то руки. Обдало тысячами алкогольно-никотиновых перегаров и знакомый демонический голос, явно принадлежащий Гусарову восторженно завопил: «Держи его Федюня, счас этот предатель и фашист получит таких знатных пиз…лей, что и псам-рыцарям не снилось».
«Гусаров со своим ассистентом, пьяные в дугу и…, судя по обхвату, получалось, собираются меня бить» — совершенно неожиданная разгадка этих объятий посетила мой утративший чувство опасности мозг.
Пришлось мне, академику по вскрытию банок, подполковнику из чеки сперва вставать в боевую позу, а потом упрашивать двух пьяных уродов не прибегать к насилию. Ибо великий писатель человечества, гуманист и человеколюб — эл эн Толстый, будучи сторонником и яростным апологетом непротивления злу насилием, призывал всех избегать решения конфликтов при помощи побивания камнями несогласных.
Говорил я долго, прикладывал руки к груди, указывал ими же на небо, читал на распев, любимые молитвы Ивана Калиты и монахов Донского монастыря (когда меня туда внедряли послушником, кое-что пришлось подучить, хотя до сих пор ни бельмеса не понимаю). В финале своего горячечного плача-выступления, сообщил этим раскачивающимся из стороны в стороны алкашам, что лечу назад на Голомятный, для подготовки и дальнейшей передачи дел и «куклы-пустышки»… Закончить мысль мне не дал пьяный Леха. Расставив пошире ноги и приготовившись к насилию надо мной он противным голосом начал допрос бывшего коммуниста.
— А где? Где ты был, мерзкопакостный человек? В это же время, не снимая с предохранителя взведённой ноги, Гусаров старался наподдать мне пендаля.
— Как это, где? — Пытаясь увернуться от его ноги, пришло время искренне удивляться мне. — Грузы оформлял, а вы, сукины дети, где были, я обыскался вас, думал, что бросили меня и улетели.
Ну не буду же я им рассказывать про борщ и пампушки, и про то, что я успел побывать в стольном граде и переночевать на конспиративной квартире.
Мертвая хватка с удивлением для неё ослабла.
— Предлагаю, парни и вам, вместе со мной вернуться на Голомятный и… — Гусаров во второй раз не дал мне окончить очередную красивую байку.
С криком всех трёхсот спартанцев, как при битве за Фермопилы, он завопил: «Мы должны этому ублюдку хоть что-то, от имени патриотов России привезти», — и они начали громко обсуждать дальнейшие планы, выставления нашего заслона террористам.
* * *
Эти ребята оказались умнее меня. А ведь про Борзого-то я и позабыл. Как рассказал источник в его окружении, он уже и оплату за ампулы получил. Надо будет ему прихватить чего-нибудь из тех ящиков, которые стояли в штольне у Егора. Если Борзой ничего им не передаст, бандиты, имея неплохую идею, будут искать её решение в другом, более доступном месте.
Как не хотелось, однако пришлось вместе с близнецами идти в ресторан. Что удивляло, так это то, что обслуга знала их уже даже по именам. А уж когда началась гусаровская вакханалия по поводу заказа: «Эльза, лапушка, давай быстренько, нас самолёт дожидается». Я окончательно утвердился в мысли, что ребята, время проведенной в норильских степях и солончаках потратили недаром.
Покушали, что там Эльза Рабле принесла, выпили тёплой водки, Гусаров этим фактом особенно гордился, помянули Егора Кронштейна, для меня новость о его героической смерти оказалась неожиданной, ну, и побрели по взлётно-посадочному первопутку в сторону стоящей самолетной тушки.
Я на свои выпитые в самолёте витамины, Лёха с Федей на прошлые, как они говорили, с обеда замешенные дрожжи, приняли всего-то по 350 граммчиков настойки «Проблеск сознания», однако торкнуло нас прилично и уверенно. Бодрячком, с неведома, откуда появившимся блеском и азартом в глазах, постоянно срыгивая остатки салата «Цветы Заполярья» в состоянии близком к «в полное говно» наша троица смотрелась очень колоритно.
Хоть и спецборт, т.с. литер, а под свою нетрезвую ответственность, находясь между двух братьев близнецов, загружали пьяный груз в трехзвенном варианте во чрево самолета с шутками прибаутками и другими песнями. Пришлось летунам, чтобы сильно не удивлялись и не болтали лишнего спиртяжки-то отлить. Нате, пейте, не жалко.
ГЛАВА 53 Работа на Голомятном
Приземлившись в нашей гавани, удивились тому, что вертолет уже был готов к принятию трио ложкарей-балалаечников для дальнейшего перелёта на Голомятный. Однако, холодно. Пришлось факт убытия на обитаемый остров отметить традиционным способом.
Прибыли и туда.
Вдумчивые вы мои! Что удивило. Безмерно обрадовал факт выхода к самолету не голомятных коммунаров, их-то как раз и не было видно, а вот выход белого медведя, старого знакомого с ошейником-радиомаяком — это порадовало.
Гусаров, обращаясь к пытающемуся спрятаться Феде говорит, иди мол, поздоровкайся да поручкайся со спасителе нашим. Тот отказался.
Отыскали в цубике приёмов и диспетчеров, пьяного до бессознания человечка. Испытанным способом привели в чувство — налили ему спирта, он выпил и от удовольствия и кашля чуть от радости богу душу навсегда не отдал. Когда нечленораздельное мычание переросло в очертания узнаваемых слов, выяснили события последних трёх суток после нашего отлета.
Сходили к скорбному месту, туда, где в двух бочках были останки двух сожженных. Подивились тому, что никто этих ребят оттуда даже не потрудился выковорить, говорят, что ждали следователей с Диксона и вдову Кронштейна. Нам тоже было не досуг, пусть дожидаются прокурорских.
В медсанчасти, приспособленной для проведения операций и восстановительной терапии обнаружили семь теней. Дочери гор и высокогорий выглядели очень скверно.
Всю жизнь хотел быть доктором и лечащим врачом, однако страсть к наживе и жажда получения больших звезд на погоны завела меня в другую сторону, получалось, что завела она меня к смертницам-шахидкам.
Быстренько надев белый халат, вкатил им побелевшим от боли, по обезболивающему на основе героина уколу, осмотрел. Оказывается, у всех семерых были трансплантированы, вмонтированы под кожу устройства.
Покормили этих несчастных. Напоили горячим чаем. После героина, взгляд так и не разморозился. Пришлось самим одевать их в тёплое и под конвоем Феди отправлять на посадку.
Быстренько с Гусаровым метнулись к кронштейновскому складу, набрали несколько мешков ампул с просроченной аскорбиновой кислотой, в просторечии витамин С или аскорбинка. Мешки закинули за спину и на взлёт.
Не задерживаясь, переправили всех к вертолету и на Диксон.
Вертолетчики, когда мы загружались поинтересовались будем ли мы ждать своих коллег, так как в сторону острова направляется три вертушки спецназа со следователями, прокурорами, представителями ФСБ и большого количества офицеров войск противохимической обороны.
Зачем они нам. Суеты много, а лишних вопросов ещё больше. Дал команду на взлет.
Когда взлетали, опять начал читать полюбившиеся молитвы. Читал истово, бил поклоны и всуе поминал господа. Ни Гусарову, ни Войтылову о том, что мы транзитом вывозим, решил ничего не говорить. Так спокойнее. Если бы они знали, какой опасности подвергаются жизни стольких людей, прибили бы меня точно.
* * *
После приземления к своему сожалению вывели только пятерых шахидок. Две скончались. Возможно, с героином я несколько переборщил. Не выдержали дозы. Зато перед смертью ничего не болело, не разламывалось. Предупредил местных ребятишек в форме, чтобы к ним никто не прикасался.
Оставили трупы на Диксоне сами в самолет. Одели женщин в костюмы применяемые минерами при разминировании особо опасных грузов, разделили по секторам. Каждой свое особое место. И самолет взял курс на большую землю. Мои лихие действия попутчики ни как не комментировали, раз делает — значит так надо.
С дозаправкой справились.
Прилетев на Кавказ, куда именно сказать не могу, сдали местным специалистам из конторы свой груз.
Оттерли со лба пот. Продышались. Прокурились. Сняли оставшимся спиртовым запасом стресс.
Уже без особых почестей отправились в Москву. Оттуда к Борзому трио массовиков затейников добирались без особой помпы. Зато не пили, было чем заняться по прибытии. Сутки драили ампулы и ставили на них клейма, которые Борзов видел на той, которую передал Пердоватору.