Читать интересную книгу Бабочка на штанге - Владислав Крапивин

Мама Ясика в санатории — после всех своих нелегких операций. Глеб Яковлевич укатил в командировку, и Ясик на каникулах живет у нас. Иногда, по вечерам, он играет на флейте или на скрипке, и всем делается хорошо-хорошо, только почему-то немного грустно. Елка начинает осторожно покачивать ветвями, а шарики на ней тихонько звенят…

Два раза в неделю у меня и Чибиса сеанс связи (чаще нельзя — все-таки дорогое это удовольствие). Веб-камеры на мониторах показывают нам друг дружку — будто и нет между нами восьми тысяч километров… Но все-таки… все-таки это не то, как если бы мы были рядом…

Я хвастаюсь перед Чибисом. Ринка подарила мне куклу-пацаненка Витьку. Туловище у него из катушки от ниток, ручки-ножки из тростинок, головка из шарика для пинг-понга с нарисованной рожицей. Держится головка на шее-пружинке, а сверху приклеен клочок пакли — растрепанная прическа. Я научился оживлять Витьку. Потягиваю ладонь, и он выскакивает из коробки. Начинает маршировать, делать упражнения и прыгать через толстую нитку-скакалку. Неунывающая личность. А вообще-то в Пуппельхаусе кукольные актеры — все такие. Наверно, поэтому там во время спектаклей много визга и хохота и мало порядка. Ну и пусть, лишь бы не исчезало веселье!

Агейкина Улыбка светится над поселком. В самые большие холода вокруг Пуппельхауса нет снега, у стен оттаивает земля и проклевываются крохотные белые цветы…

Да, еще о Чибисе! Судя по всему, там у них дома не все складывается, как надо. Отчим, старательный служака морфлота, оказался хорошим мужем, а вот папашей — не совсем. Человек с прямым нравом, он решил, что приемный сын тоже должен жить по флотским уставам. Однако, Чибис привык слушаться тетушку Агнессу Константиновну и никого другого. Он, конечно, человек покладистый, но в случае чего, может и «локтем под ребро»… В конце концов, решили, что пусть «мамин штурман дальнего плавания» воспитывает своих матросов и боцманов, а Максима Чибисова оставит в покое.

Агнесса Константиновна в семействе с молодоженами не ужилась, сняла на соседней улице комнату и стала работать вахтером в каком-то клубе. Похоже, что Чибис и неунывающий Бумсель обитают больше у нее, чем дома…

Ну, а в общем-то унывать и правда нечего. В конце концов, для Чибиса всегда есть крыша здесь, в Тюмени-Турени. Вместо моей тахты поставим двухъярусную койку — вот и все! А если будут какие-то трудности, всегда поможет своим кнабс-лейтенантам Ян Коженёвский.

У Яна теперь прибавилось хлопот. Из-за кризиса труднее стало получать из Китая соевые полуфабрикаты. Но в общем-то Ли-Пун с этим справляется. А вот всякие «кнабсовые» дела… Сотрудники «Прорвы» обнаружили, что на берегу Андреевского озера, в районе заброшенной станции детской железной дороги, проявило себя еще одно «острие иглы». Там неизвестно откуда стали возникать на рельсах паровозики размером с бочку для бензина. И такие же вагончики. Появятся, пробегут с десяток метров и пропадают… Каждый раз после их появления индикаторы и датчики всяких разных энергетических полей в подземных комнатах кафе «Арцеуловъ» зашкаливаются и дребезжат. Резонанс между ними летит в тартарары… У меня есть на этот счет свои соображения. Думаю, что рельсовые фокусы — эхо увлечений нашего дорогого Саньчика. Он продолжает мастерить из коры паровозики и вставлять в них двигатели, которыми его щедро снабжает Железкин. Эти паровозики развелись повсюду. Бегают по Пуппельхаусу, по «Арцеулову», шебуршат в нашей квартире. Боюсь, что фокусы на железной дороге у озера — это новый этап их размножения. Но Яну пока ничего не говорю. Пусть его лаборанты и кнабс-капитаны доходят до истины своим умом…

Вермишата перебрались в Пристанской район. Там их родители купили в пятиэтажке двухкомнатную квартирку. От прежнего дома и от «Арцеулова» теперь далеко, но зато до станции Пристань — близко. А со станции — по «архивированным» коридорам — до кафе рукой подать. Во время связи с Владивостоком Саньчик и Соня появляются у меня и требуют, чтобы Чибис показал им Бумселя. Пес и Вермишата видят друг друга на экранах, и все счастливы…

Шарнирчик завел себе модные джинсы. Говорит — чтобы не застудить пораненную ногу. Оказывается, каучуковый браслет у него на щиколотке появился сам по себе, после бултыхания в колодезной воде. Шарнирчик утверждает, что этот каучук — живая органическая ткань. Она очень чувствительна к холоду, теплу и щекотке. Шарнирчик собирается весной поехать в Колёса. Там, когда тает снег, в колодце набирается много воды. Шарнирчик хочет с помощью Железкина, Якова и Серого окунуться туда с головой. Он уверен, что после купания превратится полностью в человека. Мне кажется, в этой идее что-то есть…

Сценарий отца и Садовского пустили в производство — какая-то частная студия. Чем все это кончится, никто не знает. Но сценаристы настроены бодро.

Ринка часто приезжает в город и заходит к нам. Когда она появляется в прихожей, я зажмуриваюсь и тихонько жду. Ринка протягивает руку над моей головой. Волосы у меня начинают шевелиться и взлетать, как от ветра, а сам я будто становлюсь легоньким — вроде бумажного актера из Пуппельхауса. Так действует Ринкина гравитация.

Но я и сам теперь кое-что умею. Не только руководить Витькой. Могу, например, угадывать в пространстве силовые линии разных полей — электрических, магнитных, гравитационных, темпоральных. Они похожи на щекочущие струны громадного инструмента. Если научиться переплетать их в нужном порядке, можно добиться многого. Не понадобятся в будущем ни компьютеры, ни звездолеты. До этого, правда, еще далеко — так говорит Ян. Но, когда я приезжаю в Колёса и смотрю на верхушку башни, на солнышко с Агейкиной Улыбкой, мне кажется, что и Время поможет нам.

Тронет пружинку стальной волосок —Десять веков промелькнут за часок…

В сентябре я пришел на занятия к отцу Борису. И после первой лекции (об Александре Невском), один на один, спросил: как могло случиться, что Грузия и Россия — две страны, где одинаковая, православная, вера — в недавние времена схлестнулись в кровавой схватке?

— Потому что кроме веры есть неверие, а кроме добра — зло, — ответил он как-то устало. И вдруг добавил. — Что поделаешь, если добро в мире так уязвимо?

— Потому что ему не хватает доброты, — сумрачно сказал я.

Он помолчал и спросил:

— Ты сегодня случайно зашел? Или решил бывать у меня регулярно?

— Наверно, регулярно. Чибис… то есть Максим Чибисов уехал, а ведь надо это… думать о наполняемости группы. Да?

Отец Борис покивал:

— Я в твои годы был такой же…

— Какой?

— Щетинистый.

Никогда не думал, что я — щетинистый. Но спорить не стал, только спросил:

— А это плохо?

— Это не плохо и не хорошо, — сказал он. — Просто… как оно есть…

Ну, что еще? А, вот… Перед Новым годом Лерка повстречала у помойки черного бродячего кота и привела домой. Назвала Пуделем и сказала, что он будет жить с нами. Мама заявила, что уедет в Биробиджан к своей двоюродной сестре тете Наде.

— «Я все поняла! Я немедленно уезжаю на Сахалин!» — сказал я слова героини Юкошкиной из сценария «Тени как шпалы».

Мама бросила в меня мокрую Леркину варежку, взяла кота на руки и стала чесать ему тощее брюхо.

Кот Пудель оказался покладистым существом. Шарики на елке не цапает, за паровозиками Саньчика не охотится. Любит сидеть на подоконнике и смотреть на луну — как она бежит среди облаков. Вечером он ложится спать с Леркой, однако среди ночи приходит ко мне и укладывается в ногах.

— Ну, чего тебе? — говорю я.

Он ложится поудобнее и начинает урчать. Загадочно так. Будто хочет рассказать что-то о параллельных мирах. Или о том, почему четыреста семнадцать галактик в скоплении М-91 никак не хотят замедлить разбег…

5 января — 22 мая 2009 г.

ПРЫГАЛКА

МЕДАЛЬ

Ночью штормило. К утру ветер угас, а к полудню сгладились и бежавшие с залива крутые волны. Однако за ночь они успели навалить на галечные пляжи под крутизной груды бурых водорослей. В этих грудах зеленели рваные лоскутки морской капусты. Горячее с утра солнце высушило водоросли, но только снаружи, а под верхним слоем они оставались влажными. Было приятно проваливаться ногами сквозь тёплую сухость в сырую прохладу.

Марко шёл и проваливался — где по щиколотку, а где и по колено. Плетёные башмаки он ещё на школьном крыльце сунул в полупустой ранец и зашагал босиком сначала по плиткам поселковой улицы, потом по нагретым каменным окатышам на берегу и наконец — сквозь мочальные пряди морской травы.

Негромко плескала задремавшая вода, низко носились чайки, на камнях белели клочья высохшей пены.

Водоросли пахли как всегда — водорослями. То есть горьковатыми стеблями, йодом, солью, рыбой, и почему-то смолёными канатами, хотя никакой пристани рядом не было…