Сэр Адам запрокинул голову и раскатисто захохотал.
— А может, вы заодно расскажете им всем веселую историю про сифилисную невесту? Или, может, подсобить вам в этом — поведать миру о том, как самая знатная карга и уродина во всей Англии ловко обвела вокруг пальца достойного дворянина и ему ничего не оставалось, как с этим смириться? Учти, если ты поднимешь руку на меня, то я тут же подниму руку на графа Морнбьюри!
Магда с трудом говорила — ее душил гнев.
— Господи, столько времени прошло, а вы остались таким же гадким и злобным!
Он переменил тон разговора.
— Ну ладно, давай не будем ссориться. У тебя, случайно, нет каких-нибудь драгоценностей? Нет ничего такого, что я мог бы продать, у меня ведь кончились деньги, моя цыпочка, — заскулил он.
— Моя жена не имеет привычки делать подарки мужчинам, — раздался вдруг из-за двери властный голос. — Тем более типам такого сорта, как вы.
Магда обернулась, а вместе с ней и отчим. Оба стояли в дальнем от двери конце комнаты. В запале разговора они не услышали, как во двор въехала вторая карета, а затем тихонько открылась входная дверь. Это был уже второй ночной гость Морнбьюри-Холла.
Магда закричала:
— Эсмонд! Эсмонд!
Она не верила своим глазам: это был он — грязный, уставший, в шапке военного образца и с повязанной головой. Как он похудел! И как постарел… Глубокие морщины пролегли возле рта. Глаза запали, веки распухли. Но было ясно одно: он видит. Она заметила множество мелких порезов и царапин у него на лице, но, главное, глаза его были зрячими.
Спотыкаясь, Магда бросилась к нему.
— Эсмонд! Муж мой! — снова воскликнула она.
Сэр Адам весь сжался, стараясь остаться в тени, и вид у него был довольно испуганный. Меньше всего он рассчитывал, что граф вернется домой именно в эту ночь. Однако пока что Эсмонду было не до сэра Адама — он поедал глазами свою обновленную жену. Обняв ее правой рукой, Эсмонд нежно притянул ее к себе и прошептал:
— Магда! Ну наконец-то! Как видишь, с Божьей помощью я вернулся живой и даже могу взглянуть на твою красоту.
Задыхаясь от радости, Магда схватила его большую ладонь и изо всех сил прижала ее к своей щеке.
— Ах, Эсмонд! Эсмонд! — только и могла сказать она.
Как зачарованный, смотрел он на ее нежные, точно нарисованные, губы.
— Давай побыстрее все решим… — шепотом сказал он и увлек ее за собой по направлению к сэру Адаму.
— Вы не слышали, как я вошел сюда, сэр Адам, — сухо сказал он, — а я вот кое-что слышал. Слышал, какие гадкие, ядовитые слова вы изрыгали тут своим поганым ртом.
Сэр Адам испуганно хихикнул.
— Но я же только шутил, Эсмонд, дорогой зятек… — начал он.
Но Эсмонд его оборвал:
— Да нет, ты был вполне серьезен, жалкое отродье, и если бы не я, то неизвестно, как бы все это кончилось для Магды — возможно, так же плачевно, как это случалось в ее далеком детстве… Да-да, теперь я обо всем знаю и собираюсь заклеймить вас позором.
Сэр Адам ничего не ответил, а только шумно сглотнул, при этом его свинячьи глазки забегали по сторонам, будто он искал лазейку, в которую можно улизнуть. Пусть даже с бинтами, пусть раненый, но Эсмонд совсем не походил на инвалида войны… Походка его осталась такой же пружинистой, а правая рука, как всегда, покоилась на рукояти шпаги.
Эсмонд продолжал:
— Я весь день провел в дороге, чтобы приехать в Годчестер засветло. Значит, я ехал по вашим следам. Еще на заставе мне сказали, что в Морнбьюри направляется карета. Я так торопился, так предвкушал — вот сейчас приеду домой, в родные стены… И тут вдруг выясняется, что здесь вы.
Неожиданно вмешалась Магда:
— Эсмонд, милый, твои глаза… Твой лоб — тебе еще больно?
— Это все терпит, — с усмешкой сказал Эсмонд. — Мне просто нужно немного отдохнуть, но сперва я должен разделаться с этим ублюдком.
Сэр Адам скороговоркой забормотал:
— Ну что ты, ей-Богу, зятек, ну, не бери в голову, ну, погорячился я немного, с кем не бывает?..
— Не смей меня так называть, — взорвался Эсмонд. — Пока я жив, я ни за что не признаю родства с тобой, жалким ублюдком. Ты не отец моей жены. Пока я был за границей, наслушался рассказов о твоих «подвигах». И как только сразу не догадался, на что пойдут денежки, которые я тебе ссудил…
Сэр Адам опять что-то залепетал и указал пальцем на Магду:
— Она тебе что — не нравится? Я ведь оказал тебе услугу, а не подложил свинью, как ты думал раньше…
Эсмонд оглянулся и бросил быстрый взгляд на Магду. Да, долгие месяцы и искусные руки Дика сотворили с ней настоящее чудо! Жалкая худенькая калека превратилась в чистейшей воды красавицу. В обрамлении тонкого шарфа ее лицо выглядело обворожительно. И снова эти золотистые, как мед, глаза! А какая округлая линия груди, какая тонкая талия под синим шелком! Только теперь он понял, как соскучился по ней и какими близкими друг другу стали они за этот год разлуки, переписки и ожидания…
Сэр Адам, подумав, что Эсмонд отвлекся, решил этим воспользоваться.
Одним прыжком он достиг боковой двери, которая вела в гостиную. Этой дверью редко пользовались, но, на его счастье, она оказалась открытой. Проскользнув, он сразу же ее захлопнул.
Эсмонд метнулся следом за ним. Магда крикнула:
— О Боже, осторожнее! Ты же ранен! Оставь его!
— Я убью его за все, что он тебе сделал, — сказал Эсмонд.
Задыхаясь, она побежала за ним.
— Нет, Эсмонд, нет. Хватит уже смертей. Ты же поклялся. Адам Конгрейл не стоит того, чтобы пачкать из-за него руки и душу.
Эсмонд скинул дорожный плащ. От злости он даже скрежетал зубами. Глаза его сузились в щелочки. Это был тот, прежний Эсмонд, забияка и гордец.
— Теперь я не могу дать ему уйти просто так, теперь-то я знаю, как он обошелся с тобой тогда…
— Ну пожалуйста… — рыдая, сказала Магда.
— Жди меня здесь, — оборвал он ее и, выбежав из библиотеки, закрыл за собой дверь.
В ту ночь ярко светила луна. Тяжело дыша, Эсмонд оглянулся по сторонам и тут же увидел одинокую фигуру, сбегающую по террасам к озеру. Издав злобное рычание, он бросился за своим врагом.
— А ну, иди сюда, трусливая шавка! — крикнул он на ходу. — Что — не хочешь со мной драться?
Нет, конечно, нет, Адам Конгрейл совсем не хотел с ним драться. Это с ним-то — с лучшим дуэлянтом во всей Англии? Он все бежал и бежал, пока не добежал до стены, после чего попытался влезть на нее и упал. Когда он поднялся, Эсмонд был уже рядом. И все-таки Конгрейл отпрыгнул и побежал дальше, теперь уже не разбирая дороги, — полы его плаща развевались, как крылья летучей мыши… При этом он вопил: