Потом обсудили некоторые договора, что следовало заключить, и отдельные обязательства, что надлежало исполнять; после чего граф был помолвлен с принцессой Изабеллой, дочерью короля Англии, дав слово жениться на ней.
Свадьба была отложена до того времени, когда появится больше досуга для ее устройства, и англичане вернулись продолжать осаду Кале, тогда как фламандцы отправились восвояси; обе стороны были очарованы друг другом.
Таково было положение вещей. Время, оставшееся до дня свадьбы, было использовано королем Англии лишь на приготовления, необходимые для того, чтобы придать этому празднику бо́льшую пышность и выбрать прекрасные, дорогие украшения, которыми он собирался одаривать по сему случаю.
Королева, тоже не желавшая отставать от короля, превзошла в щедрости всех дам своего времени.
Возвратившись во Фландрию, молодой граф продолжал предаваться забаве, столь любезной его сердцу, состоявшей, как мы уже сказали, в охоте на водоплавающих птиц. Он, казалось, был в восторге от предстоявшего брака и принимал его с явно бо́льшим удовольствием, чем могли бы думать те, кто советовал заключить его.
Фламандцы, поверившие в искренность своего сюзерена, несколько ослабили слежку: после всего, что произошло, она могла бы показаться оскорблением.
Наступил вторник, 3 апреля, день праздника Пасхи.
Через неделю должна была состояться свадьба.
Утром 3 апреля стояла великолепная погода, поэтому граф встал рано и послал за своим сокольничим, сумевшим быстро собраться.
Сев на коней, они отправились в дорогу. Так они ехали довольно долго, пока сокольничий, увидев взлетевшую цаплю, не напустил на нее своего сокола, что не замедлил сделать и граф.
Соколы бросились в погоню за цаплей, а вслед за ними поскакал Людовик Мальский.
— Кто ее возьмет? Кто возьмет? — повторял он, пришпоривая коня.
Он мчался вперед, оставив позади сокольничего, у которого был не такой резвый конь, как у сеньора.
Когда граф счел, что отъехал уже достаточно далеко, он обернулся и, убедившись, что стражники, сколь бы быстры они ни были, догнать его не смогут, вонзил шпоры в брюхо коню и скрылся.
Сначала стража пыталась его преследовать, но вскоре убедилась, что это бесполезно.
Граф пробрался в Артуа, где оказался вне досягаемости. Оттуда он приехал к Филиппу VI и рассказал ему, как его принуждали к браку с дочерью Эдуарда и каким образом он, ради любви к королю Франции избежал тюрьмы и брака.
Филипп VI поблагодарил его за мужество и преданность.
Что касается Эдуарда, то он, узнав о бегстве графа, легко принял принесенные ему фламандцами извинения, поскольку превосходно понимал, что они здесь ни при чем, и поскольку, кстати, его интерес заключался в том, чтобы поддерживать с ними союз; пока же он полностью посвятил себя осаде Кале.
Можно было бы смело утверждать, что король намеревался провести остаток своей жизни под стенами этого города, ибо он почти не изъявлял желания уйти оттуда и со всеми удобствами вел осаду.
Здесь он, как и в Лондоне, держал двор, и к нему с визитами являлись то рыцари Фландрии и Брабанта, то рыцари Геннегау и Германии, которых он осыпал подарками.
В это время приехал из Пруссии сир Робер Намюрский (тот, кого сир Спонтен возвел в рыцари на Святой Земле).
Робер Намюрский был молод и храбр, обожал воинские подвиги и турнирные схватки.
Помимо того, он не встал еще на сторону кого-либо из королей, сражавшихся друг против друга; но, поскольку он был племянником Робера Артуа, коего столь милостиво принял Эдуард, душевные порывы склоняли его к Англии.
Поэтому он собрал всех рыцарей и оруженосцев, какими мог располагать, и, выстроив их в сверкающую роскошным убранством колонну, двинулся в путь, как и подобало столь знатному сеньору.
Так он пришел под Кале, в осадный лагерь, где изъявил королю Эдуарду любовь, которую питал к нему из-за покровительства, оказанного Эдуардом его дяде, предложив свои услуги и услуги сопровождающих его рыцарей и оруженосцев.
Робер Намюрский стал ленным вассалом короля Англии; тот назначил ему содержание в триста фунтов, выплачиваемых в Брюгге.
Напомним, что после осады города Рен между королем Франции и королем Англии было заключено перемирие, имевшее целью прервать враждебные действия Карла Блуаского против графини Монфорской.
Когда истекли сроки перемирия, каждый с еще большим рвением взялся за дело: король Франции оказывал поддержку Карлу Блуаскому, а король Англии помогал графине Монфорской, так что оба короля снова оказались втянуты в войну.
Поэтому Эдуард послал из-под стен Кале на помощь графине двух храбрых и доблестных рыцарей — их звали Тома д’Ангурн и Жан д’Артюэль.
Двести конников и четыре сотни лучников были приданы этим двум капитанам, и этот отряд остановился лишь тогда, когда присоединился к графине в городе Энбон.
Здесь они встретили рыцаря из нижней Бретани по имени Танги дю Шатель и вместе с ним совершали конные рейды и вылазки против людей мессира Карла Блуаского и в принадлежавшие ему земли.
Побеждали то одни, то другие. Самым очевидным следствием борьбы стало то, что край этот был изгажен, истоптан, разграблен, а страдали бедные люди.
И вот пришел день, когда, чтобы лучше занять свое время, трое рыцарей — Тома д’Ангурн, Жан д’Артюэль и Танги дю Шатель — с большим количеством всадников и пеших воинов отправились брать богатый и сильно укрепленный город Ла-Рош-Дерьен; однако отпор горожан был столь мощным, что не оставил осаждающим надежды на успех.
XIV
Но судьба, как всегда, пришла на помощь англичанам.
Случаю действительно было угодно, чтобы в этом городе жило в три раза больше англичан, чем французов, и англичане, увидев, что город осажден соотечественниками, схватили капитана по имени Тассар де Гинь и открыто объявили, что убьют его, если он вместе с ними не перейдет на английскую сторону.
Тассар был храбрым, но проявлял мужество лишь тогда, когда смерть казалась ему оправданной и была его недругом на поле битвы, а не тогда, когда она, словно вор, убивает вас в ночи и отбирает у вас, мертвого, все, чего вы не отдали бы ей живым.
Поэтому Тассар де Гинь сделал так, как того хотели захватившие его люди; в награду за это англичане, снова ушедшие на Энбон, оставили его капитаном города, но все-таки не оказали ему полного доверия и укрепили гарнизон достаточным количеством солдат, дабы он не нарушал принятых им новых обязательств.
Узнав об этом, мессир Карл Блуаский поклялся, что он так этого не оставит, поэтому он разослал письма своим приверженцам, сеньорам Бретани и Нормандии, и откликнулось так много воинов, что ему удалось собрать тысячу шестьсот латников и двенадцать тысяч пехоты.