Нет.
Нет, он не мог умереть.
Еще слишком рано. Еще совсем не время. Я ведь даже не успела ему сказать. Ничего из того, что должна была.
— Дей... Ты не можешь вот так уйти…
Слова ударялись о звонкую пустоту, не находя ответа. Магия не действовала, а кровь все продолжала окрашивать руку и пол.
Перед глазами заплясали пятна слабости, замыленный взор никак не мог сосредоточиться на его лице, падал то на губы, то на закрытые веки, то на рану. Пальцы дрожали, но я продолжала гладить ими по щеке, изредка замирая и сжимая их в кулак до легкой боли.
Кожу на запястье зажгло, и я увидела, как тоненькая вязь тлеет и становится похожей на выжигаемое на теле клеймо.
Вязь.
Еще одно напоминание, начавшее бить по мне кулаками. Напоминание о том, что он действительно мертв.
Как же больно. Внутренности словно разрываются на части…
— Прости.
Глубоко вздохнув, притупляя новый поток слез, прижалась лбом к его лбу и прикрыла глаза.
Он возненавидит меня, когда поймет, что я приняла такое решение. Но передо мной маячила возможность, которую предоставляла наша связь, и я не смогла ее проигнорировать. Не смогла не поддаться искушению, ведь на плечи давил такой груз, какой я буду не в силах вынести в одиночку.
Но он сможет. Он сильнее.
— Я отдаю тебе свою жизнь, Дей, — шепнула едва слышно. Коснулась губами лба, задержалась, жмурясь и сдерживая слезы, обжигающие глаза до красноты. — Отдаю все годы, которые могла бы прожить.
Слова, имеющие несоизмеримую, неведанную мне раньше силу, сдавили сердце в тиски, и я в ту же секунду ощутила, как горло стиснуло невидимыми пальцами. Страшная слабость нахлынула на все мое существо, и я больше не смогла себя удерживать — плюхнулась на пол.
Тьма заполнила собой сознание, и в голове пронеслась одна-единственная, последняя мысль.
Он будет жив.
56. С возвращением. Диана
На Этой стороне было холодно.
Ужасно холодно. Холоднее, чем в Ледяных Пустошах, но в отличие от них здесь не так пусто. Безликие души и монстры, каких не встретишь в мире живых, будоражащие сознание своими горящими глазами и оскалом, сопровождали меня на пути к пропасти.
Я была одной из тысячи душ, следующих по последней тропе к полосе, за которой мы потеряемся навсегда.
В детстве Церрия рассказывала мне об этом месте. Ад в настоящем своем проявлении. Неудивительно, что я попала сюда, ведь по своей сути я чернокнижник, приверженец темных сил, с первых дней жизни пользующийся энергией темных богов. За такое не попадают в райские леса.
За такое горят и сгорают. И возрождаются вновь спустя столетия, если руки приговоренного чисты. Я не убивала людей со злым умыслом, но не видела себя очищенной. Мне не нужен был шанс на возрождение, вместо него я желала получить возможность повернуть назад. Позади осталось нечто важное, что-то так и тянуло вернуться, только…
… я не знала,чтоименно.
Часть воспоминаний словно осталась там, за Этой стороной. Я не понимала, почему хочу воротиться, но чувствовала, что это важно.
Очень важно для меня и для кого-то, кто, возможно, остался там. Кого я оставила по своей же воле.
Так горько стало внутри, непривычно и тягостно, что я встала посреди темноты как вкопанная. Мимо проплывали сизые дымки, проходили насквозь, пуская холодок по коже, а я изо всех сил заставляла себя обернуться. Тело не слушалось, налившись чем-то тяжелым. Сердце стучало — а разве должно было? — и его стук перемежался с мужским голосом, идущим откуда-то извне.
Шепот становился громче, но по-прежнему оставался неразборчивым. Усиливался, вынуждая сердце биться сильнее. Секунда, вторая. И еще одна…
Это продолжалось бесконечно — я не могла пошевелиться. Но что-то вдруг толкнуло в спину, прошло сквозь меня, и я, резко обернувшись, бросилась назад. Бежала быстро, как только могла, подальше от пропасти и зовущих душ, прямо на голос, не утихающий, ставший неким маяком, который помогает таким же непокорным духам выбраться из этого проклятого места.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мрак расступался передо мной, пропуская ослепительный свет, распахнулся настежь, подобно громадным дверям, и я замерла, сощурившись и уловив, что мужской голос стал четче и тверже.
Я узнала его и смогла различить слова.
— Что вы здесь делаете, принцесса?
Свет спал с глаз, представляя моему взору внутренности ветхого храма, давно забытого людьми. Они сюда забредали нечасто, а в тот день я и вовсе просидела здесь до самого вечера в одиночестве. Только когда на мир опустились сумерки и через большое окно в конце зала полился призрачный свет, божественную обитель наполнил звук твердых шагов.
Еще один гость. Еще один слабак, решившийся потревожить богов просьбами.
Это первое, что я подумала, стоило незнакомцу спугнуть мое одиночество. Но когда он сел рядом со мной на лавку, когда я встретила его взгляд и меня захлестнуло нешуточное удивление, я отбросила эту мысль как можно дальше.
Он не был слабаком. Я знала его достаточно хорошо, чтобы заявлять подобное.
— Что вы здесь делаете, принцесса? — вновь прозвучал вопрос, и мужчина склонил голову набок, будто в попытке получше разглядеть мое лицо.
Я тогда была растеряна, оттого не спешила с ответом. Выражение лица у меня было до невозможности глупое… В тот день я не видела себя со стороны, но сейчас, наблюдая из тени и за собой, и за мужчиной, как блуждающий призрак, с уверенностью могла бы сказать, что я никогда еще не выглядела такой недалекой, как два года назад, в этом самом храме, когда пришла сюда с единственной целью: чтобы помолиться за свою душу.
— А что могут делать в храме, кроме как не просить богов о милости? — сказала я с притворной уверенностью.
Мне казалось, что я выгляжу решительной и твердой. Но лишь сейчас я поняла, что и в тот раз не смогла скрыться от его проницательности. Он видел меня насквозь. Видел разбитую, отчаявшуюся и ищущую спасения в смерти девушку.
— Верно. — Он едва заметно улыбнулся и воззрился на каменный пьедестал, на котором давно потухли свечи. — И о какой милости вы их просите?
— Чтобы моя смерть была скорой и безболезненной.
Я ожидала, что он тут же посмотрит на меня, но он продолжил сверлить задумчивым взглядом одну из восковых свечей. До тех пор, пока фитиль не вспыхнул ярким огоньком. Следом за ним все свечи в помещении запылали, заливая стены, пол и широкий высокий свод теплым оранжевым светом.
Только после этого мужчина взглянул на меня так тепло и нежно, словно знал всю жизнь.
— Вы решили уйти, даже не прожив и половины времени, которое вам отведено?
Слова, как плеть, прошлись по сердцу хлестко, до боли и слез, неожиданно собравшихся в уголках глаз. Я моргнула, и они тотчас сбежали по щекам.
— Так будет лучше. Для всех, — зашептала еле слышно, но не понимала, почему вообще говорю. Почему язык развязывается сам по себе и слова вылетают, как стрелы с туго натянутой тетивы? — Я устала, Ваше Высочество.
Мои пальцы тут же накрыла широкая теплая ладонь.
— Своим уходом вы окажете недругам огромную услугу. Стоит ли приносить им такую радость?
— Но если останусь, захлебнусь в издевательствах и неоправданно жестоком отношении.
Уже тогда он знал, о чем и о ком идет речь. Он, как и многие аристократы, которые видели меня на званых ужинах и балах, был свидетелем резких слов матери в мою сторону, нещадных пощечин, отвешенных на глазах сотен людей. Он видел мои позорные шрамы на лице и прекрасно знал, что они значат для всех чернокнижников.
Но не знал, что они означают для меня.
— Вы выбираете самый легкий из путей, Диана.
Его ладонь крепче сжала мои похолодевшие, подрагивающие пальцы. Меня захлестнуло новое приятное чувство, которое я не смогла объяснить самой себе словами. Лишь понимала, что началом этого чувства и изменений послужили его близость и слова.