остальные демонстранты, повернув ладони в сторону аргентинской политической Мекки. Слоган, будто мантра, набирал силу от повторения к повторению, и Альсада закричал уже в полный голос. И ощутил странное облегчение. Ощутил боль всех и каждого вокруг. Злость, какой прежде не ведал. К глазам подступили слезы, – безо всякой причины, а может, по всем мыслимым причинам, он так и не понял. Но ему было хорошо. – ¡Las manos arriba! – воскликнул Альсада и наконец опустил затекшие руки – на радость колотящемуся сердцу, уставшему бороться с силой тяжести. Одну ладонь он положил на плечо молчащему Соролье и тут же почувствовал, как тот съежился. Он обернулся: тот был бледен.
А вот это плохо.
– Дыши, gordo, дыши, – твердил Альсада Соролье.
Какого черта я отвлекся на всю эту чушь? Нельзя было терять бдительность, ни в коем случае! И не скандировать хором, как последний идиот. Он остановился. Сейчас на это точно нет времени. Нужно срочно выбраться из толпы и, что куда важнее, найти место, где племянник сможет прийти в себя, если потеряет сознание. Сколько у нас еще времени? Такое лицо Альсада видывал не раз: если двадцать лет жизни бок о бок с племянником чему его и научили, так это тому, что вопрос не в том, упадет ли Соролья в обморок, а в том, когда это случится. Он схватил парня под руку. Теперь точно тебя не выпущу. Внимательно огляделся. Влево, вправо, затем опять влево. Резко обернулся, отчаянно высматривая местечко поспокойнее. Но повсюду были толпы. Западня!
А, вот же! В двадцати метрах от них показалась дверь черного хода пекарни. На навесе в зелено-белую полоску Альсада различил надпись Pastelería Jerónimo[62]. Соролья тяжело повис на его руке. Чтобы выбраться из толпы, надо пройти еще метров двадцать. С учетом его состояния медлить нельзя. Альсада снова взглянул на племянника. Лицо отрешенное, до обморока всего ничего. Альсада в ужасе представил себе, что не успеет вывести Соролью.
– Disculpe. Permiso. Permiso[63]. – Альсада стал пробиваться сквозь толпу. Упрямо, но мягко. Последнее, что сейчас нужно, – это создать панику и спровоцировать массовое движение. Одной рукой он обхватил племянника за плечи, а другой за грудь, чтобы не дать ему упасть. Рубашка инспектора промокла от пота. Их пропускали неохотно – никому не хотелось уступать лучшие места с видом на революцию. На нескольких лицах мелькнула тревога. Соролья уже едва волочил ноги, а рука, обвивавшая шею дяди, обмякла. Оставалось метров десять. Каждый шаг отдавался глухим стуком – плечи Альсады нетерпеливо сталкивались с чужими. Он пошатывался под весом племянника. Я справлюсь. Должен справиться. Должен справиться.
Альсада поднял взгляд к небу – не моля о божественном вмешательстве, а чтобы привести мысли в порядок и продумать все варианты. Файеры, зажженные демонстрантами от избытка чувств, окрасили ночь дымно-алым. Остановимся прямо здесь. Придется положить Соролью на землю и охранять его, пока паническая атака не кончится. Больше ничего сделать нельзя. А потом посмотрим.
– Lo siento, gordo[64], – извинился он перед племянником и стал осторожно его опускать. Но тут парня подхватил какой-то незнакомец. Одних лет с инспектором, но еще жилистый и крепкий. Не говоря ни слова, он поднял Соролью как пушинку. Оглядел толпу, как еще совсем недавно Альсада, тоже отметил кондитерскую как оптимальное убежище и деловито понес туда Соролью. Альсада, собрав остаток сил, помог ему пристроить племянника в укромном уголке у входной двери. Это что на земле, засохшая кровь? Выпрямившись, инспектор собрался поблагодарить незнакомца, но тот уже исчез.
– Ну что ж, выбрались! – объявил Альсада в надежде, что его слова успокоят племянника.
Он повернулся спиной к Соролье, который прислонился к железной решетке, защищавшей ход в лавочку. Выбрались, как же: в самом центре хрен пойми чего.
– Соролья? – позвал Альсада, но голос потонул в возбужденных, крепнущих криках позади. «¡Ladrones!»[65]
Парень не ответил. Альсада опустился на корточки рядом с племянником, бросил взгляд на толпу и снова спросил:
– С тобой все хорошо?
Что за идиотский вопрос?
Хоакин подвинулся ближе и прижал два пальца к трепещущей артерии на шее Сорольи. Но попробуй прощупать пульс посреди такого хаоса! Инспектор и себя поймал на том, что дыхание у него участилось и стало поверхностным. Хоакин, запомни: от панических атак еще никто не умирал. В конце концов Альсада все-таки нащупал биение под кожей. Он осторожно высвободил другую руку и начал отсчет, сверяясь с часами на запястье. Сто пятьдесят. Такая частота означает, что паника близка к пику, и это плохо. Зато при такой частоте она не может длиться долго, и это хорошо.
– Таблетки взял? – спросил Альсада безучастного Соролью. – А ингалятор твой где?
Соролья открыл глаза и устремил вдаль невидящий взгляд. Но ответить все же сумел:
– Ингалятор помогает только от астмы.
Какого черта он не взял с собой таблетки?!
– Ладно, ладно. Послушай меня, – сказал Хоакин и обхватил ладонями его лицо. – Надо дышать. Знаю, скажешь, «легко тебе говорить». Но если сосредоточишься на дыхании, точно станет легче.
– ¿Tío?
– Да? Чем тебе помочь?
– Отпусти мое лицо.
– Конечно, конечно. – Альсада смущенно повиновался. До Паулы ему далеко.
А как бы поступила она, если бы отправилась на демонстрацию вместо него? Прихватила с собой в сумочке запас таблеток на всякий случай. Он украдкой улыбнулся. Видела бы она нас сейчас. Наверняка повернулась бы ко мне и сказала: «Ты быстро среагировал. Он в безопасности. Теперь думай, что делать дальше». Во всяком случае, в это хотелось верить. Альсада предусмотрительно расставил ноги пошире, чтобы его не сшибло людской волной, и расправил плечи, чтобы закрыть собой Соролью и чтобы продышаться.
Как же мне его отсюда вытащить? Не переставляя ног, Альсада вытянул шею, чтобы оценить обстановку. Они где-то в четырех кварталах от большой рождественской елки. Будь эта демонстрация согласованной, мэр непременно распорядился бы поставить там по меньшей мере одну машину скорой помощи. Но сегодня на это нечего и рассчитывать. Да и на то, чтобы пробраться с Сорольей сквозь толпу: слишком много понадобится силы – непростительная растрата, если окажется, что никакой машины по ту сторону нет. Значит, елка – не вариант. Можно пойти в другую сторону – повернуть назад и отыскать машину. Но, опять же, сюда они добрались примерно за час, при том что шли вместе с толпой. А если пойдут против нее, то и времени понадобится вдвое больше. Да сможет ли Соролья вообще идти? Альсада его не донесет, это уже ясно. Что один, что другой вариант осуществимы лишь при условии, что племянник сумеет стоять на своих