— И это правда? Всё всегда так?
Вопросы, блин… Вот бы мне в свои сто ещё знать на них ответы!
— Нет, это всего лишь моя правда, — ответила я спокойно. — И то… Знаешь, я просто успела пожить в очень разных точках этого мира, примерить разные лица... и разные жизни. На островах сидхе, где мужчины считались изнеженными и бессильными созданиями, которых можно продавать и покупать; в человеческих городах, где точно так же думают о женщинах. Первый мой отец говорил, что гуманизм должен быть превыше традиций и религий; второй говорил — “уничтожь, пока не уничтожили тебя, и обмани, пока не обманули тебя”. Я спасала жизни. Я была безумной убийцей, стоящей по щиколотку в крови и упивающейся чужими мучениями. И после этого всего… Я не знаю, какая правда правдее, Дора. Не знаю, честно. Тут выбор один: искать свою правду самой. Иначе — никак.
Она тихонько вздохнула-всхлипнула.
— Почему мир такой несправедливый?
У… классика.
— Какой есть — весь наш. Но знаешь что?
— Что?
— У нас есть шанс изменить его, пока мы живы.
Дорлина фыркнула:
— Вот ты вроде бы циничная, феечка. А иногда такие наивные глупости говоришь! Что тут можно изменить, когда всё совсем не так?
— Ты удивишься, но мир — это ведь не что-то абстрактное и далёкое. Мир — это то, что вот прямо вокруг нас, то, чем мы дышим. Он строится вот прямо сейчас и чем-то похож на муравейник: каждый вносит в его создание свой, пусть мизерный, но вклад. Но он может быть не только мизерным, правда? Знаешь… каждый из нас рано или поздно сталкивается с тем, что жизнь, по факту, дерьмовая штука. В ней мечты сбываются не вовремя, вечная любовь крайне редко длится больше пары месяцев, прекрасные принцы не спешат исполнять наши желания, а те, кого ты всю жизнь мечтала спасать, готовы раздавить это побуждение обитыми сталью сапогами…
Я запнулась.
Не та история, Лил. Не отвлекайся.
— Так вот, — я прокашлялась. Почему это в горле вдруг так пересохло? — Шутка в том, что с этим все сталкиваются. Рано или поздно. Как там: никто не сдохнет девственником, жизнь каждого поимеет? Золотая правда, между прочим. Но суть не в этом, вообще-то. Суть в том, что ты по этому поводу выбираешь. Можно свалить от проблемы, как ты сейчас. Вроде как: гори оно всё так-растак, после меня — хоть потоп.
— Я не…
— Ты — да. Смирись. Я уважаю твой выбор, и ставки у тебя высоки. Но по сути? И принц мне не принц, и мужики внимания не обращают, и мир вокруг, внезапно, жесток и циничен. Значит, пойду и гордо сдохну — вместо того, чтобы попытаться это разгрести.
— Всё не так!
— А как? — я ухмыльнулась. — Так это и есть, Дора. И убегать от жизни — тоже выбор, не спорю. Но не думай, пожалуйста, что такое решение делает тебя сильной, взрослой и мужественной. Оно просто один из вариантов.
— А какие ещё есть?
— О, — я ухмыльнулась. — Как вариант — приспособиться. Это то, что чаще всего выбирают люди. Плюнуть на свои принципы, подкорректировать их и жить… Долго. А местами, если повезёт, даже и иногда счастливо. Потом они этому и детей учат — опускать головы и приспосабливаться.
— И это всё? Только два варианта?
— Не-а, — я прикусила губу.
Перед глазами замелькали воспоминания.
*
— Отец, как это понимать? Мне же вчера отказались продавать продукты в магазине! Отправили к чёрному входу! Сказали, что не обслуживают нелюдей! И ты идёшь сегодня лечить дочь хозяйки? Серьёзно?!
— Лил, как ты себя ведёшь? Саму себя слышишь?
— Нет, как себя ведёшь ты? Неужели у тебя нет гордости?!
— Дело не вы гордости, Дайлила. Просто я — лекарь. И, что бы ни происходило нынче в обществе, буду идти по этому пути.
— Никто это не ценит — сейчас!
— А мне и не нужно, чтобы меня ценили. Я делаю то, что должен, что диктует мне сердце. Я следую за призванием. Поверь, девочка: чужие жизни дороже любых политических лозунгов.
— А люди, которые разгромили музыкальную лавку Диники Зелёные Крылья. Они тоже считали, что жизни превыше политики?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Они запутались. Так бывает. Но тогда мы с тобой тем более должны стараться показать им, как они заблуждаются.
— Пусть этим занимаются другие!
— Кто, если не мы? Никогда нет этих “других”, Дайлила. Всегда есть только мы.
*
— Да, Дора, — сказала я. — Есть третий вариант. Но он намного сложнее первых двух. И, пожалуй, опаснее.
— Какой вариант?
— Стань взрослой, заберись повыше, изучи этот мир, признай его несовершенным, посмотри ему в лицо — и сделай всё, чтобы изменить его к лучшему. Каждый день, медленно, шаг за шагом, вкладывая в это работу и сердце, старания и компромиссы. Ты не победишь, потому что в этой схватке не может быть окончательной победы. Но в итоге ты всё равно заложишь фундамент мира, который хочешь видеть. И поверь: в этих делах даже один жалкий кирпич имеет значение.
Дорлина помолчала.
— Ты думаешь, я должна остаться с суженым, каким бы он ни был?
— Я не твоя мачеха, чтобы запирать тебя в подвале, — ответила я честно. — И не уверена, что ты кому-то что-то должна. Выбор твой, как и расплата за него. Но всё же замечу: почему бы тебе не узнать Радужного поближе до того, как гордо уйдёшь в закат? Не зря же магия назначила именно этого дракона твоим суженым. Должно же между вами быть нечто общее? И что ты о нём знаешь — на самом деле?
— Он хам и бабник, — буркнула Дора.
— Этот вывод ты сделала на основании двух пятиминутных встреч?
— Да некоторые вещи заметить ума-то большого не надо. Или, думаешь, он перевоспитается?
У-у, какой случай-то тяжёлый...
— Он не ребёнок, чтобы перевоспитываться, — ответила я спокойно. — Конечно, ты, как пара, сможешь манипулировать им. Но тут тоже переступать черту нельзя: драконы — существа свободолюбивые. И принуждение не терпят.
— Да не собираюсь я им манипулировать!
— Ну как знать, — наивная девочка. — Ты тут первая про перевоспитание заговорила, между прочим!
Она отвернулась и замолчала. Я вздохнула и поднялась на ноги.
— Ладно, ты тут подумай. А я пойду, узнаю, до чего там наши мальчики договорились.
“Мозги кое-кому на место поставлю, — добавила я мысленно. — Заодно поторгуюсь немного. Крёстная фея я или где?! Нужно отстаивать интересы подопечной. И отдать её на самых выгодных условиях. Чтобы потом, когда мы с Кио уйдём, у неё всё ещё остались в руках рычаги влияния”.
— Ты бы не стала убегать, да? — её голос догнал меня на пороге.
Я остановилась, радуясь, что она не видит моего лица.
Помню я того, кто не стал убегать. И чем это кончилось для него? Но тут другой случай, конечно. Ты нужна этому дракону. А ещё тебе просто некуда бежать, девочка. Так почему бы не обернуть это в блестящий фантик выбора? Не это ли работа крёстной феи?
Ты не стала бы убегать…
Стала бы.
— Нет, не стала бы, — вслух многие ответы звучат совсем не так, как в мыслях.
— Попробовала бы всё под себя перекроить?
— Перекроить, что возможно. И смириться с остальным, — ответила я, чувствуя странный кисловатый привкус во рту. — Ты — драконья пара, знаешь? Если распорядишься этой властью разумно, то сможешь многого добиться.
— Даже остановить голод? — спросила она. — Даже помочь таким девочкам, как я сама?
— Не всем. Не по щелчку пальцев. Но в перспективе… да. Подумай об этом.
И я закрыла за собой дверь.
32
Бывают на свете такие разговоры, которые оставляют мерзкое послевкусие на языке. Они оседают вязким дымом в лёгких, побуждают сердце биться чуть иначе… Но это всё ерунда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Главная проблема — они заставляют задавать самому себе вопросы. А это, как известно, дело болезненное, неприятное и тяжкое.
В общем, я бы предпочла отдышаться перед диалогом с драконами, благо в глубине души ничего хорошего от них не ждала. Но возможности такой мне не дали: Кио с Рием обнаружились, строго говоря, под дверью.