Командованию флота информация о восстании поступила незадолго до отхода корабля. Одному из офицеров «Сторожевого», старшему лейтенанту В. Фирсову, незаметно для вахтенной службы по швартовому тросу удалось перебраться на якорную бочку, а оттуда – на стоящую рядом подводную лодку. Старший морской начальник гарнизона Риги, контр-адмирал И. Вереникин получил приказ от командующего Балтийским флотом, вице-адмирала Косова немедленно выйти в море, догнать и любыми средствами остановить мятежный корабль. Одновременно командующий Балтийским флотом с целью перехвата «Сторожевого» направил из Лиепаи в район Ирбенского пролива ударную группу из шести кораблей. Командующий Прибалтийским пограничным округом КГБ СССР, генерал-лейтенант К. Секретарев приказал командиру бригады пограничных сторожевых кораблей, несших службу в Рижском заливе, капитану 1-го ранга А. Нейперту «немедленно открыть огонь на поражение и уничтожить корабль». Командир бригады нашел в себе силы и мужество не исполнить приказ своего командующего. Спустя неделю капитан 1-го ранга А. Нейперт был отстранен от командования бригадой и уволен из рядов ВМФ. Через несколько часов информация о мятежном корабле стала достоянием дежурного генерала при генсеке ЦК Л. И. Брежневе. Узнав о событиях на «Сторожевом», Брежнев немедленно отдал приказ: «Разбомбить и потопить корабль». В воздух были подняты несколько звеньев самолетов ЯК-28, дислоцировавшихся на военном аэродроме под Тукумсом (Латвия), и МиГи истребительного полка, базировавшегося на аэродроме Румбула в Риге. На рассвете 9 ноября самолеты ЯК-28 нанесли по «Сторожевому» удар 250-килограммовыми фугасными бомбами, одна из которых попала в корму, выведя из строя рулевое устройство и винт. Корабль потерял ход, перестал слушаться руля и остановился. В возникшей на корабле суматохе из-под стражи удалось освободиться командиру корабля Потульному, который взбежал по трапу на мостик и выстрелом из пистолета ранил в ногу Саблина. Это был единственный случай применения огнестрельного оружия на борту «Сторожевого». Не дав никому опомниться, на корабль высадилась группа захвата, сформированная из морских пехотинцев.
Никакого вооруженного сопротивления со стороны экипажа «Сторожевого» спецназу оказано не было. Корабль отбуксировали на якорную стоянку у полуострова Сырве, южной оконечности острова Сааремаа, где был снят с борта и арестован весь экипаж «Сторожевого». Раненному и закованному в массивные наручники Саблину помогали сойти с борта корабля двое матросов, один из которых, обратившись к присутствующим, сказал: «Запомните его на всю жизнь. Это настоящий командир, настоящий офицер советского флота!»
Группу организаторов восстания (12 членов экипажа) доставили в Латвийский КГБ, где в присутствии прибывших в Ригу членов специально созданной правительственной комиссии, которую возглавлял Главком ВМФ СССР С. Горшков, состоялся первый допрос. На следующее утро на двух самолетах АН-24 все они были отправлены в Москву и помещены в Лефортово. Остальных членов экипажа заключили под стражу в Ворошиловских казармах на окраине Риги и перед расформированием подвергли длительной обработке, которую поручили «спецам» из КГБ.
Капитан 3-го ранга Валерий Саблин по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР от 13 июля 1976 г. был приговорен к смертной казни – расстрелу. Приговор обжалованию и опротестованию не подлежал. 3 августа 1976 г. приговор был приведен в исполнение. В прощальной записке жене капитан писал: «Что меня толкнуло на это? Любовь к жизни… Причем я имею в виду не жизнь сытого мещанина, а жизнь светлую, честную… Я убежден, что в нашем народе, как и 58 лет назад, вспыхнет революционное сознание…»
Только спустя полгода о казни было сообщено родным Саблина. К восьми годам лишения свободы приговорили матроса Александра Шеина – единомышленника и соратника Саблина. Не избежали репрессий многие офицеры Рижского военно-морского гарнизона, имевшие отношение (чаще всего косвенное) к описываемым событиям: они были досрочно уволены из состава ВМФ без выходных пособий и пенсий.
В недрах управления по борьбе с правозащитниками КГБ тоже были люди, не только сочувствовавшие, но и помогавшие им. Одним из таких стал в середине 1970-х гг. капитан Виктор Алексеевич Орехов. Считая, что «нужно помогать чем-то таким людям», он стал предупреждать диссидентов о предстоящих обысках и арестах. 25 августа 1978 г. капитана Орехова разоблачили и арестовали. Он был приговорен к восьми годам лишения свободы и вышел на волю только в 1986 г.
Свидетельство очевидца
Ответственный сотрудник международного отдела ЦК КПСС А. С. Черняев 19 октября 1975 г. записывал в свой дневник: «Повсюду, чуть ли не на улице пахнет ожиданием чего-то. В открытую говорят о «дряхлости правительства». В самом деле, такого старого «контингента» в правительстве не знало, по-видимому, ни одно цивилизованное государство за всю историю человечества… А в области идеологии ещё того хуже. Идеологический маразм, к которому мы пришли (в немалой степени благодаря своей экономической и военной политике), в конце концов даст «новое качество» (когда вырастут совсем уж новые поколения, свободные от революционно-патриотической веры отцов). Но это когда-то будет! А пока что можно делать вид, что всё в порядке. Тем более что идейную проблему нашего общества не решишь идеологическими средствами. Корень ее в том кадрово-психологическом наросте, который как кораллы облепил политическую и экономическую структуру общества и не даёт ему дышать, душит, стесняет его, сталкивает в гниющее болото».
22 мая 1976 г. он же писал: «Сам сегодня слышал в магазине… Народ в открытую говорит: «Бюсты себе ставят, звезды маршальские вешают, будто на войну собрались, а жрать нечего. Довели страну, что крестьяне в городских магазинах за зеленым луком в очереди стоят». – А. Черняев. Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 годы. М.: РОССПЭН, 2010. С. 178; 232.
Литература:
Ф. Буббайр. Совесть, диссидентство и реформы в Советской России. М.: РОССПЭН, 2010.
5.2.7. Московская патриархия и коммунистическое государство в 1960–1970-е гг.
Отстранение Н. С. Хрущёва в октябре 1964 г. от власти позитивно сказалось на положении Русской Православной Церкви: прекратились грубые демарши официальных идеологов и пропагандистов атеизма, ослаб жесткий контроль за совершением обрядов, резко выросло число треб. Смягчение государственной политики в отношении Церкви было продемонстрировано правительством буквально через несколько дней после октябрьского пленума ЦК КПСС: 19 октября митрополит Никодим (Ротов) и епископ Питирим (Нечаев) стали официальными участниками правительственного приема в честь запуска в космос корабля «Восход». Вскоре, в январе 1965 г., Президиум Верховного Совета СССР принял постановление «О некоторых фактах нарушения социалистической законности в отношении верующих», результатом чего стало освобождение и реабилитация ранее осужденных священнослужителей и мирян. Тогда же были остановлены две антирелигиозные серии: «Ежегодник музея истории религии и атеизма» и «Проблемы истории религии и атеизма». Кроме того, в феврале 1965 г. председатель Совета Министров СССР Косыгин отправил в адрес Алексия (Симанского) поздравительную телеграмму по случаю 20-летия избрания его на патриарший престол.
Однако все это не значило, что стратегические цели коммунистического руководства в отношении религии претерпели какие-либо изменения. Атеистическая направленность курса идеологической машины СССР и далее оставалась неизменной. Со второй половины 1960-х гг. возрастает влияние Совета по делам религий при Совете Министров СССР, с 1960 по 1984 г. возглавлявшегося В. А. Куроедовым. Именно тогда Совет постепенно стал выходить из-под влияния КГБ, все более ориентируясь на ЦК КПСС. С конца 1965 г. именно на Совет было возложено проведение церковной политики в СССР. По словам чиновника, работавшего в Совете, анализируя церковно-государственные отношения брежневской эпохи, возможно «говорить о «возрождении» системы дореволюционного обер-прокурорства: ни один мало-мальски важный вопрос деятельности религиозных организаций не мог быть решен без участия Совета по делам религий. Но одновременно сам Совет действовал в тех рамках, какие определяли ему высшие партийные и государственные органы». Со сказанным можно согласиться только с одной оговоркой: обер-прокуроры Св. Синода, даже если и были людьми малоцерковными (что случалось и в XVIII и в XIX в.), все же считались личными представителями православного Императора в Церкви. Задачей обер-прокурора была защита Православной Церкви «от враждебных на нее поползновений». В СССР государство было антирелигиозно по своей сути и Совет защищал режим «от поползновений церковников».
Подобная ситуация не могла не волновать тех верующих, кто задумывался над парадоксальным положением Церкви в Советском Союзе. Так, в июне 1966 г. с открытым письмом к Патриарху Алексию I обратились православные Вятской епархии, обращавшие внимание Первосвятителя на нарушение заповеди отдавать кесарю – кесарево, а Божие – Богу (Мф., 22, 21). «В нарушение этой заповеди, – говорилось в письме, – первые иерархи Церкви, возлюбив человеческую славу и богатство, стали на погибельный путь рабского подчинения всем незаконным распоряжениям Совета, направленным на разрушение Церкви и искоренение христианской веры в нашей стране! Практическая деятельность Патриархии, начиная с 1960 г., была направлена на то, чтобы сделать всех епископов и священников послушным орудием в руках власть имущих атеистов». Подобные заявления, публиковавшиеся на Западе, замалчивались в СССР. Патриарх христианам Вятской епархии не ответил.