– Это кто такой?
– Наката – комендант нашего аэродрома. Оперативно подлетим и перетащим вас к себе. Разместим – с комфортом – в отдельных апартаментах… Так как, потолковать?
– Спасибо, но пока не надо, – отказался Лёха. – Буду ждать сеанса связи с Центром. Прикажут, тогда другое дело.
– Ну, как знаешь, – обиделся усатый. – Зря ты, брат, кочевряжишься. Напрасно. У нас ещё алкоголя много осталось. Месяца на три хватит… Впрочем, тебе же не до пьянки?
– Это точно.
– Завидую я тебе, братишка… Представляешь, если на нашей планете всё смело к чёртовой матери, и остался только наш аэродром и твоя метеостанция? Усекаешь, что это означает?
– Что? – насторожился Лёха, которому разговор нравился всё меньше и меньше.
– Только то, счастливчик, что ты являешься обладателем единственной тёлки на планете… Гы-гы-гы!
– Ладно. Поболтали, и будет… Роджер!
Выключив видеосвязь, Лёха отправился в рейд по кладовым. В один объёмный рюкзак он поместил чехол с палаткой, спальные мешки, лёгкую одежду и несколько пар обуви, визуально напоминавшей спортивные кроссовки. Во второй от души навалил всяких продуктов – консервы, галеты, печенье, вакуумные упаковки с колбасно-ветчинными изделиями, пакеты с различными соками, бутылки с минеральной водой. Подумав, уложил поверх продовольствия кружки, миски, ложки и вилки.
– Ещё прихвачу с собой с пяток запасных обойм для карабина, – решил Лёха. – А на грудь повешу ремешок с мощным биноклем. На первый раз, пожалуй, достаточно…
Он, нагружённый по самое не могу, держа в ладонях ручки кастрюли со вчерашней польской солянкой, вышел из здания метеостанции и непонимающе огляделся по сторонам. Жены нигде не было. А к стене метеостанции был прислонён карабин.
– Ванда, – чувствуя, как тревожно сжалось сердце, вполголоса позвал Лёха.
Тишина.
– Ванда!!! – истошно заорал он. – Почему???
Глава восемнадцатая
Лёха. Ретроспектива 07. Первая Ванда
Это случилось-произошло много лет тому назад, во время Лёхиного второго года службы в Конторе.
На алжирско-ливийской границе располагался стационарный лагерь специального военизированного корпуса ООН. Корпус был, вовсе, и не миротворческим а, наоборот, насквозь секретным и тайным. Как выяснилось, и такие бывают. Чего только не бывает в нашем непростом и изменчивом Мире…
– Большая политика – дело тонкое и скользкое. А – местами – и откровенно-грязное, – приняв на грудь стаканчик-другой, назидательно поучал молодых коллег-сослуживцев старший лейтенант Горнов, армейское прозвище – «Горыныч». – Что на регионально-деревенском уровне, что в мировом масштабе. Так что, господа Белов, Леонов, Никоненко и Петров, прошу проявлять максимум осторожности и дипломатичности.
– Это как? – любопытствовал Лёха.
– Тощей жопой – об дверной косяк! То бишь, увидел в здешней тоскливой пустыне насквозь незнакомую арабскую морду – сразу же пристрелил. И только потом начинаешь выяснять, что данный подозрительный незнакомец забыл в тутошних песчаных барханах… То есть, тщательно обыскиваешь покойника и все найденные в его карманах бумажки-документы рачительно складываешь в полевой планшет. Мёртвое же тело, понятное дело, старательно закапываешь в тёплый песочек, поверх делаешь приметный продолговатый холмик и возвращаешься – с развёрнутым докладом – на опорную Базу. Вопросы имеются, молодёжь?
– А, если никаких документов не обнаружится?
– Не проблема. Чалму притащишь, это лучше любого паспорта. По арабской чалме знающий человек всё расскажет-поведает об её хозяине. Мол, какого рода-племени, где и когда кочевал, даже – сколько имеет жён и симпатичных наложниц… Итак, если документов не нашлось, то стандартным армейским ножом отрезаешь у подозрительного мертвеца голову (вместе с чалмой, ясен пень), помещаешь её в специальный полиэтиленовый пакет и – совместно с развёрнутым докладом – доставляешь на Базу… Что побледнели-то так, орлы бесстрашные? Или же – салабоны зелёные? Шутка такая, армейская насквозь… Гы-гы-гы!
Итак, их было пятеро – Горыныч, Тёмный, Леон, Никон и Петька. Пять российских офицеров, откомандированных Родиной – по служебной необходимости – за границу. «Петькой» – в соответствии с приметной фамилией – называли Лёху. Армейское прозвище – дело святое. Особенно, первое прозвище…
Секретный воинский корпус условно делился на две приблизительно равные части – на европейскую и африканскую. В европейскую – кроме россиян – входили австрийцы, поляки и англичане. В африканскую – нигерийцы, марокканцы и алжирские берберы. И, как-то так получилось, что русские сошлись именно с берберами. Не то, чтобы сошлись, но общались охотнее всего, видимо, почувствовав некое родство душ и схожесть природных менталитетов. Генерал Фрэнк Смит – мужчина опытный и по-настоящему мудрый, возглавлявший «ооновцев» – подметив данную национальную взаимную симпатию, начал назначать в патрули-караулы берберов совместно с россиянами.
Впрочем, Никон и Горыныч, входившие в вертолётную команду, в патрули-караулы не ходили. Армейская элита, так сказать, не любящая месить тяжёлыми грубыми ботинками – без особого строгого приказа – вязкий и сыпучий песок.
Тёмному в напарники постоянно доставался Аль-Кашар – пожилой алжирец с тёмно-коричневой непроницаемой физиономией, покрытой густой сетью глубоких морщин. Аль-Кашар был местным жителем, родом из Чёрного ущелья, когда-то обитаемого. Леон ходил в караулы с молодым бербером по имени Аль-Салони. Лёха же прочёсывал пустыню в компании с ливийским перебежчиком Зиданом.
Как правило, армейский пятнистый фургон (американский аналог российского «Урала»), на раннем рассвете останавливался возле крутой излучины узенького безымянного ручья, время от времени пересыхавшего.
Они неторопливо вылезали из машины, тщательно проверяли походную амуницию, оружие, правильность настройки раций и, взвалив на плечи тяжеленные рюкзаки, расходились – в разные стороны – по намеченным маршрутам. То есть, их патрули-караулы весь день настойчиво и целенаправленно обходили пологие склоны Чёрного ущелья, высматривая следы пребывания подлых ливийских диверсантов.
Иногда следы обнаруживались, о чём тут же по рации сообщалось на Базу. Тогда в воздух поднимались шустрые «Ирокезы»[4] и, изредка постреливая, начинали старательно кружить над пустыней…
А в обеденное время следующего дня, после ночёвки у походных костров, патрули встречались у приметной гранитной скалы и – уже совместно – возвращались к безымянному ручью, где их поджидал пятнистый автофургон.
Через полтора месяца Лёха загремел в госпиталь. Шедший первым Зидан не углядел элементарной гранатной растяжки. Его извиняло только одно обстоятельство – натянутая тонкая проволока была предусмотрительно покрыта жёлто-серыми разводами. Зидану оторвало ступни обеих ног и по-взрослому разворотило живот. Он умер ещё до прибытия вертолёта. А Лёхе осколками качественно посекло левое плечо и он на три недели завис в полевом «ооновском» госпитале. Скука смертная. Зато имелись в наличии отличные кондиционеры и смазливые медсестрички. Рай натуральный, особенно после знойных песчаных барханов. Для тех, кто понимает, конечно…