Читать интересную книгу Z — значит Зельда - Тереза Фаулер

— Что ж, сейчас, похоже, он настроен выведать, какого цвета белье на женщинах вокруг него, считают ли мужчины, что внебрачные связи — это грех, и не может ли Дотти оказаться — цитирую — «хоть и треплом, но малышкой хоть куда».

— О Боже, прости. Скотт сейчас под большим давлением: нужно сдавать роман, а он еще не приблизился к завершению. И все это внимание, в котором купается Хемингуэй… — Я пожала плечами. — Попроси Джеральда поговорить с ним, у него больше шансов его вразумить.

Я направилась в дамскую комнату, просто чтобы скрыться от всего этого бреда. Скрыться не удалось — в углу на стуле сидела плачущая Хэдли.

— Ох, Зельда, — всхлипнула она при виде меня. — Я такая дура. У Эрнеста уже неизвестно сколько интрижка с Полин, и он этого даже не отрицает. Что делать?

Мне нечего было ответить. Может, нужно было познакомить ее с Коко, которая могла бы растолковать нам обеим, как непрактично и нежелательно всецело отдаваться мужчине… Хотя чего хорошего теперь в таких советах?

Когда я снова увидела Скотта, он пытался жонглировать тремя стеклянными пепельницами, и ему неплохо удавалось, пока какой-то незнакомый мне мужчина не крикнул;

— Эй, Фицджеральд, ты-то когда сподобишься написать еще одну книгу?

Скотт метнул в обидчика одну из пепельниц, задев голову по касательной.

— Довольно! — прошипел Джеральд. Он взял Скотта за руку и повел к двери. — Ты же мог убить его! Боже всемогущий, Скотт, отправляйся домой и проспись!

Глаза Скотта наполнились слезами.

— Прости. — Джеральд отвернулся, но Скотт не выпускал его руку. — Прости, пожалуйста. Только не выгоняй меня.

Мне пришлось вмешаться.

— Скотт, дорогой, — успокаивающим тоном произнесла я, — у тебя слегка сбился прицел. Давай вернемся к себе и потренируемся бросать камни в воду. А потом можем вернуться.

— Да! Превосходно. Так и поступим! — Его мутные глаза засияли.

Я вывела его из казино, гадая, как пережить это лето.

В том году на Ривьере гостила толпа народу, и Скотт твердо вознамерился подружиться абсолютно со всеми. Помимо нашей компании, вращающейся вокруг четы Мерфи, там обитала театральная публика и киношники, такие как Рекс Инграм, чья киностудия в Ницце была своего рода вторым Голливудом, и драматург Чарли Макартур, и актрисы вроде Грейс Мур — впервые мы увидели ее в мюзикле еще во время нашего медового месяца в Нью-Йорке, и еще плейбои, которые сбивались в стаи вокруг актрис.

Скотт только и делал, что встречался с разными людьми в казино и кафе, приводил их к нам домой, где они засиживались до утра и отключались где придется, когда хмель окончательно их одолевал. Порой по утрам мы со Скотти проходили мимо храпящего в кресле мужчины или растянувшейся на шезлонге в саду актрисы с размазанной тушью вокруг глаз и помадой вокруг губ, из-за чего она походила одновременно на енота и на клоуна. Гогот рябков, вереницей направляющихся к утренней трапезе, ее не тревожил.

Чтобы не сойти с ума, я старалась все возможное внимание уделять рисованию. Мои мысли были полны Ларионовым и его абстракциями, его готовностью отринуть традиции и реализм ради того, чтобы выразить себя. Сейчас я писала маслом картину, на которой должны были получиться девушка в развевающемся оранжевом платье и маленькая собачка — если выйдет. Узнав столько всего нового, я подняла свои идеалы на высоту, до которой мой талант не дотягивался.

Другая проблема заключалась в том, что мне хотелось оказаться как можно дальше от безмятежной и живописной виллы «Сен-Луи». Хемингуэй бывал там почти ежедневно, и хотя я не могла знать наверняка, подозревала, что он из раза в раз скармливает Скотту советы, как справляться с «безумной» женой вроде меня.

Однажды вечером за коктейлями Хемингуэй заявил при всех:

— Женщина, которая умеет не отвлекать мужа от работы и не мешать его карьере, — это изумительная и благородная женщина.

У него, судя по всему, таких было две, и если Скотт последует рекомендациям друга, он тоже сможет раздобыть себе хотя бы одну.

Хотя состояние моего кишечника здорово улучшилось после курса лечения в Салье-де-Берн, новые вспышки боли заставляли опасаться, что рецидив неизбежен. Страх подавлял меня, лишал аппетита. Я просыпалась почти каждое утро в тумане ужаса, который рассеивался лишь через пару часов.

«Все плохо, — думала я, — и будет только хуже».

Когда я узнала, что Сара Мэйфилд проведет в Антибе летние каникулы, расплакалась от облегчения.

Мы встретились в старом городе в крошечном кафе с видом на «Марше Провансаль» — уличный рынок, где на прилавках под навесами продавали свежую фасоль, петрушку, морковь, ягоды, специи, сотни видов сыров и связки сушеного перца и чеснока. Были тут букетики лаванды, ведра с розами, корзины с репой, картошкой и тыквой. Рядом лежали шелковые шарфы, выкрашенные в цвета, неведомые даже радуге, — они были привязаны к бельевым веревкам и развевались на морском ветерке, словно флаги на корабле.

Едва мы заказали салат-коктейль с креветками, как я выложила Саре все про вчерашний выпад Хемингуэя.

— Они постоянно ходят вместе пить, и он знает, что от Скотта после этого во всех смыслах никакого толку. Он потакает вредным привычкам Скотта, а потом перекладывает на меня вину за последствия.

— Что-то с ним не так. — Сара помолчала несколько секунд. — Наверное, ты не знаешь, что говорит Боб Макалмон. Я не собиралась тебе рассказывать, но…

— Рассказывать о чем?

— Не о чем, а о ком. О Скотте и Хемингуэе. Макалмон говорит, у него самого было с Хемом что-то скандальное некоторое время назад и что теперь Хемингуэй положил глаз на Скотта, если ты понимаешь, о чем я.

— Ничего такого не слышала. — Я с сомнением покачала головой.

— А кто бы тебе рассказал кроме меня?

— Он считает, что Хемингуэй педераст?!

— Если верить, что рыбак рыбака видит издалека. Боб знает, о чем говорит.

— Он из этих?

— Поговаривают, ему нравится и так, и эдак. Может, нашему великому Хему тоже.

— Ну не знаю… — произнесла я, думая о том вечере возле бара «Динго». — Он как-то пытался затащить меня в постель, а теперь у него сразу две женщины. Я писала тебе о Хэдли и Полин, да?

Она кивнула.

— Он и тебя пытался втянуть в этот порочный круг? И что ты ответила?

— Что до Скотта ему далеко. Конечно, он не пришел в восторг. — Я поежилась. — Скотт ничего не знает. Никто не знает, так что не рассказывай никому.

Сара взяла меня за руку.

— Он дерьмо, Зельда. Тебе стоит предъявить Скотту ультиматум: его приятель Эрнест или ты. Пусть выбирает.

— А что, если он выберет не меня? Что я тогда буду делать — побегу зализывать раны в Монтгомери?

Я не могла себе такого представить. Монтгомери после Парижа?

— Естественно, он выберет тебя. Он от тебя без ума. У вас дочка. Ты его муза.

— Муза, если он собирается все свое время тратить на чужую книгу.

Принесли закуски. Я взяла свой салат.

— Не представляю, что он в нем нашел, — вздохнула я. — Между ними сходства — как между пастернаком и гиппопотамом.

— Может, в этом и дело, — отозвалась Сара. — Скотт считает себя героем, а Хемингуэй считает, что Скотт поклоняется герою.

Я со вздохом кивнула.

— Похоже, так и есть. Ты веришь, что Макалмон прав?

— А иначе зачем ему это говорить? — Сара наколола креветку на шпажку.

— А зачем они совершают непонятные поступки?

— На самом деле вопрос в том, что собираешься делать ты.

— Видимо, пережидать.

Глава 37

Когда впервые пришла на прием к врачу по поводу своих проблем с животом, я неохотно описывала симптомы. Было куда постыдней говорить о таких расстройствах с мужчиной, чем, скажем, с подружкой. Даже разговоры о том, что нам не удается завести ребенка, все эти «как часто», и «в какой позе» и «что вы делаете» смущали меня меньше. Но я все же сделала это, и доктор, приятный сочувствующий старичок, постарался максимально облегчить мне задачу.

Перспектива снова пройти через расспросы, да еще и с незнакомым врачом, пугала настолько, что я не хотела советоваться со специалистом, даже когда боли вернулись и больше не уходили. Я много дней откладывала визит к врачу и просто лежала в кровати, пока Скотт и Скотти с Лиллиан отправлялись на поиски приключений — каждый своих. Небо и море манили меня своей ослепительной голубизной: «Вот они мы, прямо за окном», а я просто закрывала глаза и спала… пока не проснулась в один прекрасный день и не обнаружила у изножья кровати незнакомого мужчину в сопровождении Скотта.

У него были глаза-бусинки и тонкие, жесткие губы, и мой осмотр он произвел просто и деловито, за что я была благодарна. И все же на протяжении всего времени я сгорала от стыда.