Воротынский с детьми. С видных позиций в правительстве был вынужден уйти М. Ю. Захарьин, один из самых доверенных лиц Василия III (он был дальним родственником Ляцкого).
В итоге к осени 1534 года окружение Елены Васильевны почти полностью обновилось. Близкие ее мужу люди либо сидели в тюрьме, либо отошли на задний план. Главным соправителем стал Иван Федорович Овчина Телепнев, его помощниками — многочисленные родственники: князья Горенские, Долгорукие, Кашины, Курлятевы, Телепневы, Нагие, Репнины, Щепины и другие. Представители иных родов, естественно, были недовольны засильем Оболенских, но открыто выступить против всесильной правительницы не смели.
Для Елены оказалось удачей, что Иван Телепнев и его родственники были опытными воеводами и бесстрашными воинами. Все вместе они могли подавить любую крамолу в стране и защитить ее границы. Вскоре их доблесть очень пригодилась: вероломные соседи решили воспользоваться малолетством государя и отторгнуть приграничные области от его владений.
Первым показал свое коварство король Сигизмунд. Он двинул войска к Стародубу, но наместник его князь А. Кашин предпринял смелую вылазку и разбил врага. В плен попали 40 литовских пушкарей вместе с орудиями.
Такая же история произошла и под стенами Чернигова. Воевода Ф. Мезецкий ударил по литовцам ночью, и те в страхе бежали, бросив оружие и пушки. Неудача постигла короля и около Смоленска, где отважно оборонялся князь Н. Оболенский.
По предложению Елены Васильевны была собрана Боярская дума, на которой обсудили вопрос о том, как охладить боевой пыл Сигизмунда и наказать его за вторжение в русские земли. Хотя Иван был еще ребенком, мать посадила сына на трон и заставила слушать речи бояр. С юных лет ему следовало привыкать к управлению государством.
Совместно решили отправить в Литву войско для ответного удара. И. Ф. Овчина Телепнев, желая доказать, что недаром пользуется покровительством великой княгини, возглавил Передовой полк.
Огнем и мечем русские воины прошли по литовским землям. Они опустошили окрестности всех крупных городов: Витебска, Полоцка, Бряславля и других. Дошли даже до Вильно, где в страхе скрывался король Сигизмунд. С огромной добычей победители вернулись домой. В их честь Елена Васильевна устроила многодневные пиры и щедро всех наградила. Самую ценную шубу и кубок получил фаворит Иван Овчина. Он стал еще более дорог правительнице.
Представители духовенства с удивлением и возмущением замечали, как под влиянием молодой и красивой великой княгини менялись придворные нравы. Даже на церковные праздники многие вельможи стали являться разнаряженными в пух и прах. Кафтаны были ярко-красными, усыпанными жемчугом и самоцветами. От них буквально слепило глаза. На островерхие шапки нашивали крупные алмазы или изумруды, оторачивали их пышными мехами. Высокие красные сапоги с подковками были такими тесными и узкими, что потом у щеголей болели и распухали ноги. Но ради красоты шли на любые жертвы.
Теперь густая растительность на лице уже не считалась главным украшением мужчины. Бороды брили, а усы выщипывали и завивали. Для пущего эффекта придворные красавцы красили губы и румянили щеки. В таком виде они представали перед правительницей и заслуживали ее благосклонной улыбки и одобрения.
Стать красивее пытались даже те, кого природа обделила ростом и фигурой. Обувь они носили на высоких каблуках, а под одежду подкладывали деревяшки, чтобы казаться широкоплечими и могучими. В итоге придворные становились похожи на раскрашенных и разодетых кукол, а не на воинов и государственных мужей. Но Елене льстило, что знатные юноши стремятся понравиться ей и ищут ее благосклонности.
От мужчин не отставали и женщины. Лица они белили сверх меры, а потом по нанесенной «штукатурке» рисовали новые черты. Брови выщипывали, а на их место наклеивали «выспрь восходящие». Веки чернили, чтобы глаза казались больше и темнее. Под головные уборы подкладывали нашлепки, видимо, круглая голова считалась в то время эталоном красоты.
Каждая знатная женщина стремилась иметь сразу несколько шуб — из горностаев, соболей или бобров. Сверху мех покрывался красивыми бархатными тканями: «багряными», зелеными, бело-голубыми, «червчатыми», то есть цветными, или парчой. Но излюбленным был, конечно, красный цвет самых различных оттенков. Платья старались шить из ярких и дорогих тканей, с жемчугом. Некоторые модницы даже нашивали на одежду бляшки из серебра и золота, которые при ходьбе красиво позванивали. Опашни (нечто вроде современного жакета) кроили из тонкого французского сукна, отделывали мехом, золотыми пуговицами и всевозможными «вошвами», нашивками из красивых тканей или вышивкой. Важным дополнением к платью служили ожерелья из дорогих камней, а также мониста из жемчуга, золотых бляшек и рубинов. Чем богаче женщина, тем ожерелье было внушительней. Головные уборы «кики» украшались «рясками» — вышивками из бусинок и массивными колтами — бляшками на ремешках. Голенища полусапожек с наборным каблучком обильно расшивали речным жемчугом и отделывали мехом. Такую одежду, естественно, носили только очень богатые женщины, для многих из которых церковные праздники были единственной возможностью показаться на людях и продемонстрировать свои роскошные платья.
Елене же приходилось думать не только о нарядах, развлечениях и амурных делах. Бояре часто ставили перед ней сложные государственные проблемы, которые единолично никто разрешить не брался. Одной из них была ситуация в Казанском ханстве, считавшемся тогда вассалом Москвы. Там произошел переворот, и власть захватил ставленник Крымского ханства, находившегося в состоянии войны с Русским государством. Новый хан вступил в союзнические отношения с Литвой и грозился напасть сразу с трех сторон на русскую столицу.
На заседаниях Боярской думы, где присутствовали Елена и Иван, было решено попытаться посадить на казанский престол «своего человека» — хана Шиг-Алея, некогда провинившегося перед Василием III и содержавшегося в Белозерской тюрьме. К узнику отправили гонцов, которые в торжественной обстановке объявили ему милость нового государя и пригласили в Москву ко двору.
В столице его с почетом встретили знатные бояре и князья и представили великому князю Ивану. Но хан сразу понял, что Русским государством управляет не шестилетний мальчик, а его мать, и попросил аудиенции у Елены Глинской. Хотя по этикету великая княгиня не встречалась с правителями других держав, для Шиг-Алея сделали исключение.
В назначенный день конюший Иван Телепнев и князь Василий Шуйский встретили хана на крыльце дворца и проводили в палату святого Лазаря. Там на троне в окружении боярынь сидела Елена. Бояре стояли поодаль. Великий князь Иван подошел к хану и подвел его к матери, как бы показывая, что она здесь самая важная персона.
Шиг-Алей низко поклонился правительнице и начал каяться в прежних преступлениях. Затем он заверил великую княгиню, что сложит голову за нее и юного Ивана. Елена не стала вступать с ним в беседу и лишь приказала одному из дворян прочесть грамоту