— Мы надеемся на это, — ответил другой холодно. Немного помолчав, он спросил: — Ваше превосходительство, вы позаботились о том, чтобы принять все необходимые меры по поводу обоза с деньгами, который должен прибыть в Гвадалахару, как я сообщал?
— Будьте спокойны. Я послал за ним полковника Фалькенштейна во главе пятисот кавалеристов.
Элион почувствовал, как сердце екнуло у него в груди. Это тот самый обоз, который он должен сопровождать и защищать в случае нападения!
Нельзя терять ни минуты! Любой ценой он должен соединиться с горсткой людей, которым приказано оказать сопротивление эскадрону врагов и умереть, защищая сокровище, доверенное им, или отбить, если оно уже захвачено.
Пригибаясь и прячась за кустами, барон пробрался в дом.
— Лошадь, живо! — закричал Элион Пабло Гинесу, который, не изменяя своим привычками и на пользу гостинице, скручивал очередную сигарку, тонкую, как гитарная струна. Занимаясь этим важным делом, астуриец не заботился о том, чтобы положить в бумажку как можно больше табака.
— Сеньор, — ответил трактирщик важно, — конюшня здесь, налево. Там вы найдете своего коня.
Господин де Жюссак побежал в конюшню, вывел Ролана, вскочил в седло и помчался к Гвадалахаре.
Показалась луна. Одинокий всадник словно призрак скользил по бескрайней равнине. Только тяжелое дыхание взмыленного коня оглашало его путь. Из ноздрей в ночную свежесть вырывались широкие струи пара.
— Нужно доехать, и я доеду, — твердил молодой барон, вонзая багровые от крови шпоры в измученное тело Ролана.
Но вот Элион почувствовал головокружение. Точно сквозь сон он слышал выстрелы и взрывы, грохот и гул. Лошадь хрипела и изнемогала, несясь из последних сил.
Склонившись к шее животного, наш герой задыхался. Волосы его растрепались, шляпа уже давно была потеряна, и барон походил на фантастического всадника, летящего на какой-то шабаш.
У старого римского моста через Энарес лошадь споткнулась на все четыре ноги, и крестник Арамиса упал.
Оглушенный, он попытался подняться и вдруг увидел, что навстречу ему бегут гонимые страхом люди, растерянные, с искаженными лицами. Это были солдаты Королевского полка.
Элион попытался их остановить.
— Куда?.. Перед лицом врага!.. Перед лицом врага, несчастные!
Они не слышали и, казалось, не видели его. Барон выхватил шпагу из ножен.
— Назад!.. Трусы!.. Трусы!.. — И, схватив за воротник сержанта, прокричал: — Еще шаг, и ты погиб!
Тот смотрел на него, вытаращив глаза и ничего не понимая.
— А, это вы, лейтенант! — воскликнул беглец, опомнившись. И разозленный, добавил: — Надо было остаться с нами… Тогда бы вы бы знали, что мы сделали все возможное… Но их слишком много, этих разбойников!
Элион отпустил его.
— А деньги? — спросил он тревожно. — А капитан? А остаток полка?
— Деньги у германцев… Остаток полка перебит… А капитан, вон, видите его?
По мосту четыре гренадера несли кого-то на скрещенных ружьях.
Господин де Жюссак бросился туда.
— Тресарди! Капитан! Друг мой!.. — он не мог говорить и упал на колени перед старым офицером.
Тот с усилием приподнялся и грустно улыбнулся.
— Я знал, барон, что вы вернетесь, — прошептал он. — К несчастью, слишком поздно. Обозы уже были в руках врага, когда мы вошли в город… Один против десяти… — Он показал на свою окровавленную грудь. — А у меня две пули внутри…
Элион обнял его.
— Вы не умрете… — отчаянно закричал он. — Мы вас спасем…
Раненый покачал головой.
— Нет, знаю… Это конец… Всевышний уже начал перекличку там, наверху, и мне только остается ответить: Здесь!
Крестник Арамиса ломал себе руки:
— О! Нет!.. Я хочу умереть!.. Я должен умереть!..
Тресарди приподнялся. Глаза его вспыхнули на мертвенно-бледном лице.
— Жить! — скомандовал он. — Вы должны жить, лейтенант, чтобы отомстить за меня… отомстить за всех честных людей, которые остались там…
Глаза Тресарди подернулись дымкой, он запрокинул голову. Его добрая душа готова была расстаться с измученным телом.
— Вашу руку… — собравшись с силами, прошептал он. — Вашу руку, господин де Жюссак… Передайте товарищам, что в последние минуты я думал только о них, о полке, о знамени, о Франции… И последние мои слова: Да здравствует король!
IV
ПРИГОВОР
По приказу командования на маленькой площади Бриуэги собрались командиры частей и высшие офицеры. Под барабанный бой на трибуну вышли генерал де Вандом, господин д’Аламеда и господин де Виньон, армейский судья.
У домов вперемежку с солдатами теснились горожане. С озабоченными лицами они ждали, что будет происходить дальше. Все слышали неприятную новость о похищенных деньгах, о том, что отряд, который должен был защищать обоз, уничтожен, а лейтенант, командир этой небольшой группы войск, непостижимым образом покинул свой пост. И эти люди, сильные и слабые, добрые и злые, мужественные и трусливые, так же как и солдаты, считали его поступок бесчестным.
Арамис дрожал от гнева, и не столько оттого, что злился по поводу потери значительной суммы денег или осознавал страшную ответственность, тяжким грузом лежащую на его подопечном, но скорее оттого, что жестоко обманулся — он, которого все признавали таким проницательным! И, быть может, поэтому бывший мушкетер не мог подавить в себе сомнения относительно виновности барона.
— Вы сейчас выслушаете его, — резко бросил генерал, — и, клянусь, осудите, как и я… Необходим пример!.. Слава богу! Я тоже сочту себя виновным, как и этот несчастный, если откажусь подвергнуть его наказанию, какого подобное преступление заслуживает.
В этот момент к герцогу д’Аламеде подошел молодой дворянин, одетый по-дорожному, и приветствовал его. Тот ответил на поклон.
— А, господин де Нанжи! Добро пожаловать к нам, будете дорогим гостем!.. — насмешливо сказал он. — Черт возьми! Назначая вас командиром Королевского полка, его величество перечислил нам ваши высокие достоинства.
— Господин генерал, — ответил граф с галантностью придворного, — будьте уверены, я сделаю все, от меня зависящее, чтобы оправдать столь лестное мнение обо мне его величества и крайнюю доброжелательность вашего приема.
— Слышал, что мадам де Нанжи собиралась последовать за вами в армию… Ей-богу, это героизм… Или, вернее, доказательство любви, какое редко бывает при дворе.
Тень пробежала по лицу дворянина.
— Мадам де Нанжи, — ответил он, — здесь с сегодняшнего утра и присоединилась бы ко мне, чтобы выразить вам свое почтение, если бы дорожная усталость не удержала ее дома.