«Так, значит, очередной спорный вопрос все же должен возникнуть, — подумал Хейм. — Ничего такого, о чем бы я уже не догадался, он не сказал. Однако хотелось бы знать, когда у них запланирован второй кризис. Возможно, я до него уже не доживу. Но Лиза, безусловно, станет его очевидцем». Когда он заговорил, собственный голос, бесстрастный и далекий, показался ему чужим, словно говорил не он, а кто-то другой:
— Значит, вы не собираетесь признать тот факт, что колонисты живы. И что вы станете делать? Постепенно вылавливать их?
— Я командую воздушными силами, Капитан, а не наземными войсками, — к удивлению Хейма, ресницы Синби затрепетали, и он опустил взгляд на свои руки. Пальцы их плотно сжались. — Я и так уже сказал вам больше чем положено. Но если уж на то пошло, я не принадлежу к числу Старых Алеронов. Мой тип индивидуумов появился после того, как с Земли начали прилетать корабли чужаков. И… я был у Акернара. — Он поднял глаза. — Капитан «Звездного Лиса», пожмете ли вы мне на прощание руку по земному обычаю?
— Нет, — сказал Хейм. Повернувшись на каблуках, он зашагал в направлении камеры декомпрессии.
Глава 4
Сопровождавший его эскорт из рядовых Мирного Контроля развязал ему глаза и выпустил из официального флайера в порт Джонсон в Делаваре. Кружной маршрут, которым они летели, занял больше времени, чем ожидал Хейм. Свидание с Кокелином могло не состояться. Он поспешил вскочить в автобус, направлявшийся к гражданским гаражам; протолкавшись сквозь толпу у входа, он обнаружил, что всю дорогу придется стоять.
Его ярость утихла за те часы, что он сидел, слепой, во флайере, обмениваясь банальностями с честным молодым офицером из своей охраны («… Синоптики явно проворонили последний ураган, как по-вашему?.. Да, с Новой Европой дела плохи, но в то же время мы переросли такие вещи, как империализм и месть, не так ли? В любом случае, галактика велика… Я так завидую вам, вы весь космос повидали. Нам, конечно, по долгу службы тоже приходится путешествовать, но разные уголки Земли и ее люди с каждым годом становятся все больше похожими друг на друга…») или погрузившись в свои собственные мысли. Хейм не надеялся достичь каких-то заметных результатов во время встречи с элероном. Эта попытка была простым выполнением долга.
Сумрачное настроение не покидало его.
«Не представляю, что мне удастся сделать в Париже», — думал он.
Мужчина в потрепанной одежде, без всякой причины настроенный весьма агрессивно, толкнул Хейма. Тот с большим трудом сдержался — он ненавидел скопища людей — и не стал отвечать взаимной грубостью. Нельзя было винить беднягу за то, что он враждебно относился к человеку в дорогой одежде, выдававшей в нем принадлежность к техноаристократии.
«Вот почему мы должны осваивать космос, — в тысячный раз сказал себе Хейм. — Простор. Возможность выбраться из этой ужасающей земной сутолоки, чувствовать себя свободно, быть самими собой, испробовать новые способы жить, работать, мыслить, творить, удивляться. На Новой Европе на каждого из полумиллиона людей приходилось больше счастья, чем когда-либо мог бы представить любой из десяти биллионов землян».
Что это в них такое: страх? инерция? отчаяние? Простое, старое как мир, невежество? Что заставляет их проглотить эту болтовню, что вся остальная вселенная открыта для нас?
Потому что это пустая болтовня. Планет, пригодных для заселения, не так уж много. И большинство из них имеют своих разумных аборигенов; остальные же, большей частью, колонизированы другими. Хейм не хотел, чтобы его расу принудили к крайнему выражению безнравственности: отбирать у кого-то по праву принадлежащие ему владения.
Хотя вопрос с Фениксом имел еще более важную подоплеку. Утрата мужества. История неоднократно доказывала, что уступка несправедливому требованию ради еще нескольких лет мира всегда была первым шагом по наклонной плоскости. Принятие весьма порочного принципа «сфер интересов». В космосе не должно быть никаких границ. И, разумеется, самодовольная глупость: категорический отказ ознакомиться с документами, доказывающими, каковы на деле намерения элеронов в отношении Земли; положительная готовность предоставить врагу время и ресурсы, необходимые ему для подготовки очередного вторжения.
Но что мог сделать со всем этим один человек?!
В гараже Хейм затребовал свой флайер, с беспокойством и раздражением подозревая, что Служба Движения сделает все от нее зависящее, чтобы задержать его отлет. И в самом деле, прошло немало времени, прежде чем он с облегчением услышал звук двигателя своей машины. Сначала он включил ручное управление, чтобы ощутить удовлетворение от того, что наконец-то сам может что-то сделать, дабы поскорее убраться отсюда. Гравитроны его «Мунрейкера», сделанные по заказу, имели достаточную мощность, чтобы поднять его высоко в стратосферу. В остальном флайер ничем не отличался от других подобных машин. Хейм — был абсолютно равнодушен к земным благам. Поручив автопилоту доставить его в Орли, он приготовил ужин и вырубился на пару часов.
Автопилот разбудил его «Увертюрой легкой кавалерии» и преподнес кофе. Надев чистую одежду — нечто официальное, с золотом по воротнику и вдоль брюк, — Хейм приготовился к выходу: флайер уже заходил на посадку. Мгновение он колебался, не взять ли с собой оружие, поскольку при нем был пакет Вадажа. Но нет, это могло возбудить больше недоверия, чем того стоило. Если здесь тоже ничего не выйдет, Хейм сомневался, будет ли иметь смысл дальнейшее проведение хлопот в отношении Новой Европы. Что тогда можно будет предпринять? Разве что напиться до поросячьего визга и отправиться в эмиграцию, на какую-нибудь особенно удивительную и удаленную планету.
Зайдя в канцелярию Доуэйна, он предъявил свою идентификационную карточку и получил разрешение на пребывание в течение тридцати дней. Франция, менее перенаселенная, чем большинство стран, весьма неохотно принимала чужаков. Но сейчас служащий буквально растаял, лишь только прочел имя Хейма.
— Ах, да, месье, мы предупреждены о том, что будем иметь счастье принимать вас. Машина к вашим услугам. Желает ли месье сделать распоряжение насчет багажа? Нет? Бьен, сюда, пожалуйста, и позвольте пожелать вам приятного путешествия.
Весьма ощутимый контраст по сравнению с тем, какой прием, должно быть, был оказан Андре Вадажу. Но ведь он всего лишь бродячий музыкант. А Гуннар Хейм возглавляет широко известный промышленный концерн и приходился пасынком Курту Вингейту, заседавшему в правлении «Дженераль Ньюклионис». Если Гуннар Хейм просит разрешения на конфиденциальную беседу с Мишелем Кокелином и главой французского представительства во Всемирном Парламенте, что ж, разумеется, разумеется.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});