Читать интересную книгу Генрих Третий. Последний из Валуа - Филипп Эрланже

Из собора Парижской Богоматери, где король прослушал «Тебя, Бога, славим», он отправился в Ратушу. Улицы были запружены толпами народа, громко приветствовавшими Генриха III. Лица людей светились радостью, балконы домов были украшены флагами и коврами, как в дни больших торжеств. Лига была бессильна перед этими проявлениями верноподданнических настроений, а Гизы нигде не показывались. Без кровопролития, благодаря только дипломатическим усилиям, Генрих III за два месяца возродил доверие к королевской власти – зверь разорвал сети и вырвался на свободу.

Генрих мог наказать своих врагов, мог уничтожить их. Но, будучи человеком умеренным – возможно, излишне, – он довольствовался тем, что объявил людям из Сорбонны, что они заслуживают самого серьезного наказания и должны быть сурово отчитаны за подстрекательство к мятежу. Генрих Наваррский находился около Коризанды, Гиз отправился в паломническую поездку в Рим, и теперь король мог подумать об отдании последних почестей Жуайёзу.

Глава 12

Непобедимая Армада и день баррикад

(27 декабря 1587 – 8 сентября 1588)

Филипп II задумал создать флот, который был бы под стать его могуществу, и к началу 1587 года работа в лиссабонских доках подходила к концу: на мачтах ста пятидесяти кораблей развевались флаги двадцати стран, входивших в империю испанского монарха. Никогда еще человек не создавал такой громады, чтобы побеждать на морских просторах.

Эти плавучие крепости были предназначены Габсбургами для военной элиты всего мира – испанских конкистадоров, португальцев, завоевавших Вест-Индию, венецианцев, победивших турок. Неаполь, Милан, Флоренция, Каталония послали лучших своих сыновей на крестовый поход Юга против Севера. А в глубине темных трюмов день и ночь трудились чернорабочие – мятежники и еретики, военнопленные, живой символ испанского владычества над миром.

Фарнезе во Фландрии несколько утишил свою бурную деятельность. Зажатый с двух сторон голландцами, он приказал вырыть канал, по которому к Дюнкерку и Ньюпорту шли бесчисленные суда, груженные материалом. В его лагере, достойном Агамемнона, находилось тридцать пять тысяч человек, перед которыми была бессильна любая европейская армия. Триста кораблей стояли у причала, готовые в любой момент, как только Армада пройдет пролив, напасть на Англию.

Разве могла Англия со своими небольшими судами, со своими солдатами, отважными, но отнюдь не воинственными, даже при поддержке мужественной Голландии сопротивляться такому колоссу?

И сердца всех англичан наполнились страхом. Говорили о садизме и злобе испанцев, о двух тысячах монахов, казненных в Лиссабоне. Уже было доподлинно известно, что когда эти орды хлынут в Англию, следом за ними тут же появится черное воинство инквизиции со своими трибуналами, орудиями для пыток, кострами, на которых поджаривали еретиков. В набожной Испании за один только год Святое братство сожгло на кострах тысячу сто человек, подозреваемых в ереси. Что же устроят они в протестантской стране?

Елизавета принялась поспешно строить тяжелые корабли и создавать полицию.

Во Франции король, вновь прочно взявший штурвал управления государством в свои руки, отказался от былых осторожных советников – королевы-матери, Виллекье, канцлера Шаверни – и прислушивался теперь только к мнению д’Эпернона.

Генрих сделал своего друга адмиралом и доверил ему управление Нормандией, превратив его практически в первого министра. Отважный, энергичный, упрямый, не знавший, что такое угрызения совести, этот гасконец, благодаря как своим достоинствам, так и недостаткам, был вполне способен управлять королевством. Он продолжал подталкивать Генриха к единственно возможному решению – союзу с Беарнцем для борьбы с Лигой и с Испанией. Неожиданная смерть принца Конде, отравленного, как поговаривали, его второй женой, восстановила единство внутри протестантской партии и устранила единственное препятствие на пути сближения двух королей.

Лига отреагировала мгновенно. Собравшись в Нанси, ее руководители потребовали, чтобы король присоединился к ним, ввел в стране инквизицию, воспользовался решениями Тридентского собора, конфисковал имущество протестантов, дал отставку д’Эпернону.

Дерзость подобного ультиматума и непомерность требований делали его бессмысленным. И тогда злой гений Лиги – мадам де Монпансье – решает доказать этим болтунам, что женщина вполне может повести их за собой.

Каждую неделю Генрих, направляясь в Венсеннский лес, проезжал мимо Ла-Рокетт, принадлежавшего семейству Гизов. Заговорщица решила спрятать в этом доме большое количество наемных убийц, которые в назначенный день нападут на королевский эскорт, перебьют охрану, а самого Генриха III похитят и увезут в какой-нибудь монастырь. Там его заставят отречься от престола, выстригут тонзуру и навсегда запрут в келье. Тогда Франция пробудится от своей спячки и заменит старую династию новой. К счастью, Николя Пулен рассказывает о готовящемся покушении, и Лига покрыта позором.

И если бы не жесточайший экономический кризис, король мог бы извлечь немало пользы из своей моральной победы. После жестокой зимы наступившая весна принесла с собой неисчислимые бедствия. Во многих провинциях не хватало даже хлеба, города стонали под бременем непомерных налогов, которые парализовали торговлю, разоряли буржуазию, а людей бедных доводили до последней степени нищеты. Постоянно менявшиеся денежные знаки, нерегулярность выплаты ренты доводили средний класс до панического состояния. Приводя в негодность дороги и перекрывая водные пути, сторонники Лиги препятствовали поступлению продовольствия в отдельные районы страны, обрекая их население на жалкое существование.

Ворча глухо, словно больной зверь, Франция ждала только чуда, только мессию. Злоба, лишения, накал страстей, призрачные надежды – все заставляло страну искать героя, чудесного принца, гений которого спасет веру, установит мир, возродит золотой век. Франция бредила этим человеком, была страстно влюблена в него.

Гиз нисколько не заслуживал подобного культа. От вдумчивого наблюдателя не могло укрыться, что он был не столько вождем, сколько инструментом своей партии. От искателя приключений, способного все ставить на карту и менять ход Истории, у него были только тщеславие, красноречие и осанка. В нем не было ничего от Бонапарта и ничего от Борджиа. Уступая требованиям Церкви, требованиям своей семьи и соратников, раздавленный бременем собственной популярности, без всякого удовольствия наблюдал герцог за ходом событий. Будучи до мозга костей итальянцем, Гиз предпочитал заговоры, хитрость и тонкие интриги бурным государственным переворотам. Его подлинный план состоял в том, чтобы, став, как отец, генерал-лейтенантом, добиться естественной или насильственной смерти короля и прибрать власть к рукам, заняв его место.

Покидая Рим, где он получил благословение папы Сикста V и «разящую огнем» шпагу, Гиз предполагал захватить только Пикардию, область, граничащую с Испанией. Поэтому он разместил свой генеральный штаб в Суассоне, стратегически прекрасно расположенном, чтобы командовать отсюда войсками, которые, покидая короля, стекались под знамена герцога де Гиза.

Филипп II в Эскориале и иезуиты в Париже проявляли все больше и больше нетерпения. К 1 июня Армада должна была сняться с якоря, и к этому времени король Испании должен был подчинить себе Францию.

Духовенство, считая Гиза слишком нерешительным, собирается действовать в обход него и готовит мятеж.

Генрих III узнает об этих планах и четыре тысячи швейцарцев встают лагерем в Ланьи, а предместья Парижа наводнены стражниками. Присутствие чужеземных наемников вызвало, как в 1789 и как в 1830 годах, волну народного гнева. Поползли зловещие слухи, и священники, воспользовавшись этим, стали раздавать людям оружие, нагнетать всеобщую тревогу.

Однако нерешительный Гиз, боясь подвоха, ничего не предпринимает. Взбешенный король Испании направляет в Суассон своего посла Мендосу и требует, чтобы Гиз вступил со своей армией в Париж, спровоцировав там мятеж. Гиз противится этому плану: у него в запасе столько хитрых ловушек, столько тайных ходов и тонких уловок, а его заставляют грубо атаковать противника, ставить на карту свою судьбу! Но он был заложником своих долгов: после 1580 года его долги возросли до трех миллионов ливров. Каждый раз, давая Гизу деньги, король Испании требовал расписки, которые бережно хранил.

Мендоса становится щедрее на посулы: король Испании предоставит в распоряжение своего союзника шесть тысяч солдат и триста тысяч экю золотом, из которых он сможет авансом заплатить жалованье наемникам. Более того, испанский посол будет в дальнейшем аккредитован не при дворе короля Франции, а при Католической Лиге. Вскоре прибывает и делегация парижан с известием, что если герцог Лотарингский будет медлить и далее, то в столице у него не останется ни единого союзника. Герцог де Гиз был вынужден уступить.