Читать интересную книгу Индустриализация (СИ) - Нестеров Вадим

Но главной причиной изменения умонастроений было то, что «разбуривание» месторождения в Верхне-Чусовских городках, по сути, закончилось пшиком. Гигантская сумма в рублях и в валюте, вложенная в 50 буровых вышек, показала, что месторождение неперспективно, а запасы нефти очень и очень небольшие.

Чтобы было понятно - в начале 1930-х годов после масштабного разбуривания на пермских промыслах добывалось всего около 15 тысяч тонн нефти в год. Для сравнения – бакинские скважины на Апшеронском полуострове давали более 12 миллионов тонн. В связи с бесперспективностью Верхне-Чусовских городков даже трест «Уралнефть» в ноябре 1930 года был переведен в город Пермь.

Вот как обрисовал ситуацию академик Губкин: «Когда постепенно стала выявляться картина Чусовских Городков, когда широко разложенные буровые работы не дали благоприятных результатов, в начале 1930 годов у многих сложилось пессимистическое отношение к разведочным работам, повышенное настроение сменилось депрессией духа. В своем вступительном слове я уже говорил о том ликвидаторском настроении, которое тогда появилось у многих геологов».

На этой волне и подняли голову противники волжско-уральской нефти.

В прессе появлялись статьи, где прямо указывалось: «Зачем бурить на пустых структурах, на «мертвую» уральскую нефть, не целесообразнее ли вкладывать большие средства в другие, более богатые районы, в испытанные районы юга страны?».

Генеральное сражение состоялось на Всесоюзном съезде нефтяников-геологов. Выступающие один за другим требовали перестать тратить народные деньги «на пустых структурах», а выделенные на волне эйфории значительные средства перенаправить в нефтянные районы с гарантированным результатом, например, на Кавказ.

Сами понимаете – в царившей тогда в стране атмосфере «кошмаренья» подобные претензии могли обернуться очень серьезными последствиями.

Сторонники уральской нефти постарались дать бой, но все их аргументы разбивались об неубиваемый вопрос: «Это все хорошо, но где ваши результаты? Нефть где?».

В итоге «супротивная» фракция, возглавляемая еще одним учителем Алексея Блохина, деканом горного факультета Московской горной академии Дмитрием Васильевичем Голубятниковым, прямым текстом потребовали на съезде немедленно закончить все геологоразведочные работы в Урало-Поволжье. Самое неприятное – это требование поддержали даже некоторые сотрудники треста «Уралнефть». Крысы явно начали водить жалом по сторонам, прикидывая, как бы половчее драпануть с легшего в дрейф корабля.

Закрывать проект уральской нефти пока не стали – но только пока. И если не будет результата – это «пока» будет очень коротким. С непредсказуемыми последствиями для «растратчиков народных денег». И Алексей Блохин, возвращавшийся со съезда в растрепанных чувствах, понимал это лучше многих.

Но похвастаться ему было нечем. В довершение неприятностей начало 1932 года выдалось очень тяжелым, все начало сыпаться, и в успех, похоже, уже мало кто верил. При плане 1340 метров в первом квартале 1932 года было пробурено только 148 – чуть больше десяти процентов. Скважину № 701 законсервировали на неопределенный срок из-за сильного искривления. Скважина № 702 простаивала весь январь и февраль из-за поломки инструмента.

Наверное, тогда, на исходе зимы 1932 года, Алексей был ближе всего к тому, чтобы сломаться психологически. Груз ответственности и так был почти предельным – а тут еще навалилось. Вот ноги и начали разъезжаться.

Раньше Алексей больше всего переживал из-за возможной ошибки – вдруг он чего-то не учел и указал неправильные места. А теперь, похоже, он даже не узнает – ошибся ли он. Все закончится еще раньше и еще обиднее – он даже не справился с производством работ, не сумел элементарно пробурить скважины, испортив их.

И в это самое тоскливое время, в конце февраля 1932 года, произошло то, что изменило ситуацию в один день. С глубины 595 метров 703-й скважины вырвался мощный газовый фонтан.

Это сразу изменило отношение руководства к Ишимбаево, на котором, очень похоже, в глубине души многие уже поставили крест. План бурения был пересмотрен, на усиление многообещающей ишимбаевской партии прибыли настоящие спецы - бригада бакинских буровиков во главе с опытным мастером Степаном Логиновым.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Они сразу же взялись за ликвидацию аварии на 702-й и вскоре после ремонта она возобновила работу. Кстати, матерый профи Логинов между делом объяснил Алексею Блохину, что проблемы с медленными темпами бурения возникли из-за его неопытности и недостаточной квалификации прежних специалистов-буровиков. Разрез в этом районе был представлен плотными известняками, а они бурили долотами «рыбий хвост», негодными для проходки твердых пород.

Дела пошли на лад, и уже в начале апреля были вскрыты нефтеносные известняки. А 12 мая Варвара Носаль на скважине № 702 подала рабочим историческую команду: «Хватит бурить, приготовиться к тартанию[1]».

Наконец, 16 мая 1932 года в 11 часов 30 минут с глубины 680 м ударил мощный фонтан нефти.

Это был триумф недавнего студента Алексея Блохина, ставшего первооткрывателем волжско-уральской нефти.

Это была первая уральская нефть, не выловленная случайно, «дикой кошкой» на авось, а планомерно найденная, высчитанная и выпущенная наружу.

А самым главным фактором стало бесспорное промышленное значение Ишимбайского месторождения – с самого начала было понятно, что нефти в Ишимбаево на порядок больше, чем в Городках.

В этот триумфальный день из центра кантона, города Стерлитамака, в Москву ушла телеграмма-молния: «Несколько часов назад на буровой № 702 во время пробного тартания ударил нефтяной фонтан. В течение 4 часов фонтан выбросил 50 т нефти». Кроме официального сообщения, Алексей Блохин за свой счет отправил и короткую телеграмму Губкину: «Семьсот вторая фонтан ура».

Как вскоре выяснилось, расчеты Алексея Блохина были почти идеальными – через две недели, 3 июня, забил фонтан из скважины № 703. Две скважины из четырех дали нефть, а третья оказалась на самом краю нефтяного пласта.

Губкин приехал в Ишимбаево так быстро, как только смог – летом 1932 года. И вот как он оценил открытие своего ученика: «Первые Ишимбаевские скважины дали блестящие результаты. Научные предположения о наличии богатых запасов нефти в Урало-Поволжье получили практическое подтверждение. В Стерлитамаке мы имеем огромный нефтяной резервуар. Стерлитамакское месторождение представляет собой новую богатейшую базу, не уступающую старым».

Открытием Алексея Блохина вопрос об урало-поволжской нефти был закрыт навсегда.

***

В тот год Блохин-Стерлитамакский – так его с тех пор титуловал ехидный Губкин – мотался по всей Башкирии, чтобы обеспечить промышленное освоение нового советского месторождения нефти.

В это триумфальное лето 32-го произошло еще одно радостное событие – однажды в Уфе Алексей совершенно случайно столкнулся с Сашкой Фадеевым, которого не видел несколько лет. Старый друг и недоучившийся коллега-геолог отдыхал в Башкирии в санатории и писал «Последнего из удэге».

Разумеется, встреча немедленно продолжилась посиделками за рюмкой и разговорами до утра.

И вот что примерно рассказал другу бывший Булыга, вновь ставший Фадеевым…

[1] Тартание это способ извлечения нефти из скважины с помощью желонки - длинного цилиндрического металлического сосуда, снабженного внизу клапаном. Пробное тартание производится до полного удаления глинистого раствора из скважины и замены его столбом нефти.

Писатель

С Александром Фадеевым мы расстались в первом томе раньше всех. Бывший глава партийной организации Московской горной академии всерьез увлекся писательством, начал тусить с творческими людьми, завалил учебу так, что восстановлению успеваемость уже не подлежала и вынужден был отчислиться из МГА. Вернее – перевестись на второй курс мехфака Московского механико-электротехнического института им. Ломоносова.