не лезет, разбегается с дороги в разные стороны. Водителей для таких аппаратов выращивают, скорее всего, в особых инкубаторах, кроме «здрасьте», за время пути он не произнес ни слова. Так, в дружном молчании, мы и добрались до дома за высоким забором, украшенным телекамерами.
Предупрежденный шофером, Михаил встречал меня у крыльца. Прислугу отпустил, чтобы не мешалась. Улыбнулся едва ли не механически и вообще выглядел замотанным. Расспрашивать, а тем более лезть в душу у нас с ним не принято, захочет, сам расскажет. В зале, куда он меня провел, горел камин и сладко пахло березовыми дровами. На барной стойке в углу выстроилась батарея бутылок.
Спросил делово, как о важном:
— С чего начнем?
Я оглядел ряд этикеток, сделавший бы честь любому питейному заведению столицы.
— Давай с сорокоградусной, а там посмотрим!
— Какой-то ты наэлектризованный, что ли, — заметил он, доставая из холодильника покрывшуюся мелким инеем бутылку, — глаза напряженные, расслабься…
Я рефлекторно потер пальцами веки. Глаза?.. Наверное, так оно и есть! Все произошло где-то с неделю назад, ночью, в пустом вагоне последнего поезда метро. Возвращался домой трезвый, что случается нечасто. Стоял, прислонившись к двери между лавками, а немного поодаль в углу целовалась парочка. Совсем еще малолетки, и больше никого. Девчушка с огромными глазами, тростиночка, и парнишка, ботаник в очочках, соплей перешибешь. Мне до них дела нет, еду, думаю о своем, как вдруг на одной из станций входят трое парней. Лет пятнадцати-шестнадцати, шпанистого вида и под градусом. Увидели моих попутчиков и недвусмысленно так с кривенькой ухмылочкой переглянулись. Двинулись вразвалочку по проходу, а я смотрю на них и понимаю, что сейчас буду этих гопников убивать. Подумалось просто, как о чем-то будничном, такая вскипела в груди ненависть. Есть время собирать камни, но приходит и такое, когда ничего другого тебе не остается. Рукой не пошевелил, не сдвинулся с места, как вдруг первый из парней повернул голову и встретился со мной взглядом. Остановился как вкопанный. Повернулся к двум другим отморозкам, что-то им сказал, и все трое погребли к ближайшим дверям. Вышли на первой же станции и стояли, глядя на меня с платформы, до тех пор, пока поезд не тронулся. И я знаю, убил бы.
— Глаза как глаза, улыбнулся я, — чего пристал! Как считаешь, может, мне отдохнуть от этого мира в алкогольной коме?
— А что, мысль здравая! — поддержал меня Михаил, разливая по хрустальным стопкам водку. — Тем более что ты много уже для этого сделал… — Поднял свою: — По глотку, больше перед баней вредно! — Но сразу пить не стал, отошел к камину и опустился на широкий белой кожи диван. — Как дела, что в жизни новенького?
Заботливый, просто мать Тереза Московского уезда. Образцы чуткости порой являет нам в друзьях природа.
— В целом все хорошо, если не считать, что нахожусь под подпиской о невыезде…
— Да ну! — удивился Михаил. — Не всем так везет, как тебе это удалось?
Я в двух словах рассказал. Про многоликого, словно Янус, капитана и про улики, главной из которых было поведение собаки. Мишка слушал меня с улыбкой и наконец в голос заржал, иначе его хохот не назовешь. Отсмеявшись, покачал из стороны в сторону головой.
— Ну извини, я мог бы это предвидеть!
— Ты-то здесь при чем? — не понял я, подсаживаясь ближе к камину.
— Забыл тебе сказать, а по чесноку, говорить не хотел! Не понравилась мне эта твоя история и ты тоже не понравился, вот перед отлетом и позвонил знакомому полицейскому генералу, попросил, чтобы в мое отсутствие тебя не оставляли в дачном поселке одного. Мало ли чего, а тут рядом готовый помочь человек, только он перестарался…
— В смысле? — не понял я. — Они явились на дачу опергруппой и все там вверх дном перевернули…
— Вот и я о том же! — ухмыльнулся Михаил. — Бюрократия повсюду одинакова. Дело, как можно догадаться, происходило так: генерал поручил заняться тобой своему помощнику, а у того и без тебя забот хватает. Он звонит в райотдел местному полковнику и от имени начальника уже не просит, а дает указание и накручивает для пущей важности хвоста, мол, вопрос на контроле у самого и нельзя лажануться. Полковник в свою очередь вызывает капитана и приказывает разобраться с тобой и доложить, тем более что повод имеется. Так что, считай, тебе повезло, парень для начала мог посадить тебя в кутузку и только потом начать дознание. Шутка ли, речь идет о расследовании убийства под неусыпным контролем со стороны главка… — Поднялся с дивана и направился в соседнюю комнату. — Сейчас мы эту гипотезу проверим.
Через несколько секунд я уже слышал его бубнящий по телефону голос. Слов разобрать не мог, но чувствовалось, что на собеседника Мишка наезжает. Вернулся довольный, с ухмылкой на лице.
— Все в точности, как я описал! Генерал передает тебе свои извинения, а подпиской можешь при случае подтереться. Да, кстати, овчарка-то их хваленая что учудила! По недосмотру проводника, ее, видно, укусила бешеная лисица, так она такое начала вытворять, у оперативников глаза на лоб полезли. Кончилось тем, что стала бросаться на людей, пришлось хорошего пса пристрелить…
— И звали ту лисицу Офелия!..
— Что? — не понял Михаил.
— Это я так, кличка у пса была необычная, Гамлет!
— А!.. — протянул Мишка, не очень-то вдаваясь в смысл сказанного.
Я смотрел на него и понимал, что прямо сейчас произошло что-то важное, но что именно, до меня не доходило. В словах Михаила был какой-то потаенный смысл, они значили много больше, чем он сказал, но моя бедная голова отказывалась доискиваться значения услышанного. Если собаку укусила лисица, повторял я за ним про себя, следовательно, овчарка сбрендила. Но тогда… тогда поведение ее у сторожки и у моего дома вообще ни о чем не говорит и не может служить доказательством визита Морта! Как же так? Как мне теперь жить, если я успел смириться с новой картиной мира?
Предательски падало и ныло сердце. У каждого из моих родителей было в свое время по алюминиевому пенальчику с навинчивающейся крышкой, в которых носили валидол, или, как тогда говорили, «спутник коммуниста». Пора было и мне обзавестись таким же, а пока… А пока я хватанул стопку водки и этого не заметил. Подошел к стойке бара, нацедил себе вторую порцию, однако и она ясности мысли не прибавила. Мишка наблюдал за мной с интересом, но молчал.
Не может же быть, чтобы все от начала и до конца я выдумал! — рассуждал я, вытряхивая из пачки сигарету. Или все-таки может? Или так оно на