Читать интересную книгу Канатоходец. Записки городского сумасшедшего - Николай Борисович Дежнёв

Без слов, как если бы все само собой разумелось. Сидел, потягивая под эспрессо коньяк, и удивлялся. Вроде бы и одет прилично, и выбрит до синевы, тогда почему? Подкладывая под блюдце пятьдесят рублей, не удержался, спросил.

Пожилая женщина, убирая деньги, пожала плечами:

— Иди, посмотрись в зеркало, не глаза, а угольки, обжигают…

Дались им с Кларой мои глаза, думал я, выходя на улицу, та тоже что-то похожее говорила. Летит теперь в далекие края, убегает от себя. Между тем офисный планктон, вырвавшись из многочисленных контор, заполнил улицу и устремился толпой к метро. Если не брать в расчет возраст, я мало чем от этих ребят отличался. Обезболивающее сработало, безрадостные мысли с винтовками наперевес затаились в окопах. Потому и пьем, думал я, поглядывая по сторонам, что подняться в высшие миры душе не дано, вот и тешим себя иллюзией полета.

Часом позже, открывая дверь дома в Сокольниках, о выходке уборщицы я уже не вспоминал, хотя Станиславский назвал бы ее полезным для творчества этюдом. Стоило мне сунуть в подъезд свой нос, как знакомая консьержка явила из закутка свой лик. Бдительная, не меньше чем легендарный пограничник Карацупа и собака его Индус, вместе взятые, осмотрела меня с ног до головы и вдруг улыбнулась. Хотя вряд ли признала во мне бритом и хорошо одетом прежнего разгильдяя.

Пропела сладким голосом:

— Вы ведь приятель нашей Кларочки, правда? — Всплеснула руками: — Ну просто сошли с портрета! Может быть, кто-то скажет, что нехорошо копаться в чужих вещах, а я так просто обязана, по телевизору только и говорят что про террористов. Да Кларочка бы и сама мне показала, только очень уж спешила. Вы давно с ней знакомы?..

Буравила меня поставленными близко к носу любопытными глазками. Ждала, охочая до деталей чужой жизни, что я тут же начну колоться и выложу ей все под протокол, как на духу. Стучит, наверное, кому только может, жаль, поздно родилась, золотое времечко упустила. Или не все еще потеряно? Грешен, не люблю ласковых с крысиной повадочкой и набором камней за пазухой. Физиономист со стажем, с первого взгляда вижу, как сложатся у меня с человеком отношения.

Улыбнулся широкоформатно, как если бы улыбку растягивал экран телевизора.

— Клара сказала, что кое-что для меня оставила…

— Как же, как же, — засуетилась идейная наследница Павлика Морозова, — тут она, картина ваша, вас дожидается!

И вынесла из коморки большую черную папку, с какими ходят все из себя гордые студенты архитектурного института. Начала развязывать тесемки.

— Посмотрите?..

Куда ж было деваться! Начал ей помогать, взял в руки картон, проложенный по краям, на случай, если не до конца высохло масло, полосками пенопласта. Получилось нечто вроде рамы, от чего картина, должно быть, только выигрывала. Поставил ее в нишу в стене, будто для того и предназначенную, и отошел на пару шагов. Света в парадном недоставало, правда, и рассматривать особенно было нечего. Передо мной предстал хаос из пятен в форме геометрических фигур, по большей части треугольников. Клара не соврала, все они состояли из острых, как у разбитого зеркала, граней и были беспорядочно измазаны краской. Но было в портрете, если, конечно, это был портрет, и нечто беспокоящее, что смутно угадывалось.

— Да, — произнес я, стараясь не выказать свое недоумение, — впечатляет! Чувствуется рука мастера…

— Вы тоже так считаете? — обрадовалась женщина и, чего я никак не ожидал, приветливо улыбнулась. — Пройдет не так много времени, и вам предложат за нее большие деньги…

— Боюсь, не доживу! — вздохнул я, переводя взгляд с картины на консьержку.

И чего, спрашивается, на нее взъелся? Добродушная тетка, а любопытная, так кто ж без греха. И на крысу вовсе не похожа. Права Любка, ни хрена я не разбираюсь в людях. Придумываю их себе и так к ним, к придуманным, и отношусь.

— Скажите, а вы мужа Клары знали?

— Музыканта?.. Намучилась Кларочка с ним, вдоволь нахлебалась! Наказание какое-то: липнут к ней всякий сброд и сумасшедшие…

Намек был более чем прозрачным. К какой из двух категорий меня причислили, уточнять не стал, побоялся узнать о себе много нового и интересного. Упаковал под бдительным взглядом консьержки картину и, рассыпавшись в благодарностях, покинул гостеприимный подъезд.

Смеркалось. На улице зажигали фонари. Как порой случается весной, яркий день сменился холодным, промозглым вечером. В домах зажигались окна, народ устраивался перед телевизором, вкусить очередную порцию жвачки. Никогда раньше за собой такого не замечал, вдруг захотелось тепла. Натянул в рукава плащ, поднял воротник. Мешанина красок на картоне что-то во мне растревожила. Отразившись в каждой из нарисованных Кларой острых стекляшек, умножилось одиночество. Бродячие собаки и те устраиваются где-то на ночь, растравлял себя я, мне же при наличии супруги по паспорту приходится дрожать на ветру шелудивым псом… Нет, не сработало! Вызвать к себе жалость не получилось, мешала природная ирония. А как было бы славно поплакаться в жилетку, какое испытал бы облегчение! Да и идти, кстати, всего несколько кварталов, прикидывал я, и, хотя ничего еще не решил, ноги сами несли меня к знакомому дому. А почему бы, собственно, и нет, имею полное право заглянуть на огонек…

Замедлил шаги. Пожалуй, сильнее будет сказать не право, а обязанность! Или вот как: меня призывает к этому отцовский долг! Кто-то же должен подписывать дочке дневник, если школа эту традицию еще не похоронила. Воспитание ребенка — дело ответственное, иначе глазом не успеешь моргнуть, как тебя сделают дедом. Окопная война осталась в прошлом, можем же мы с Любкой скрепить боевое братство рюмочкой крепенького, даже если сражались по разные стороны линии фронта.

Набрал на панели домофона номер квартиры и вдруг понял, что в моих романах нет ни одного приличного отца семейства. Допил из горлышка остававшийся во фляжке коньяк. Открыли, даже не спросив! Надо будет непременно написать что-нибудь глубоко назидательное… а потом взять и, как Николай Васильевич, все к чертовой матери сжечь. Если правильные люди скучны в жизни, то в литературе они совершенно невыносимы. Нажал на кнопку с номером этажа. Что ни говори, а приятно, когда тебя ждут в любой час дня и ночи.

Двери лифта разъехались в стороны, и тут же мне навстречу распахнулась дверь квартиры. На пороге вся в неземной красоте стояла моя законная Любка. Умело подкрашенная, одетая, как на выход, на дипломатических приемах такой утонченной элегантности не встретишь. Нет, не пропали мои усилия даром, похвалил я себя, удалось привить девушке чувство прекрасного. Ведь надеялась, что приду, ждала! А то как в семье бывает: стоят в прихожей ботинки,