Читать интересную книгу За Москвою-рекой - Варткес Тевекелян

— Опять нужны деньги!

— Вы абсолютно правы, Сидор Яковлевич! Деньги нужны будут даже при коммунизме!

— Шутите...

— Не плакать же нам с вами? Подумайте, а я за это время закажу проект и сделаю все, чтобы министерство выделило нам два стандартных дома...

После обеда позвонил Никонов и весело сказал Власову:

— Хочу сделать вам новогодний подарок! С машиностроительного завода сообщили, что первые два автоматических станка, готовы. Надо послать туда людей и принять станки на месте.

— Это действительно подарок! А когда начнут серийный выпуск?

— В первом квартале обещают шестьдесят станков.

— Большое вам спасибо, Юлий Борисович! Завтра же пошлю.

Власов вызвал к себе двух лучших специалистов — ткацкого поммастера Антохина и ремонтника Ненашева— и велел им собираться в командировку за станками.

— Вы там хорошенько осмотрите все, дней десять поживите на заводе, примите участие в сборке. Имейте в виду — здесь станки будете монтировать сами.

— Понимаем, не маленькие,— ответил Антохин.

«Кажется, дело понемножку налаживается»,— подумал Власов, отпустив рабочих.

2

Удивительное, счастливое время переживал Леонид! Жизнь его до предела была заполнена новой, увлекательной работой, новым, пробуждающимся в душе чувством. И когда он нередко вспоминал теперь о своей жизни в доме отчима, она, эта жизнь, казалась ему тусклой, безрадостной...

Ему, конечно, и раньше приходилось встречаться с девушками: он ухаживал за хорошенькой физкультурницей из геологического института, был в дружеских отношениях с подругой сестры Светланой, даже целовался с нею. Но такого чувства, как к Наташе, он никогда еще не испытывал...

В прошлое воскресенье они встретились — впервые после новогоднего вечера.

Наблюдая, как Леонид долго брился, как он с особой тщательностью завязывал галстук, Сергей решил, что пришла и его очередь поиздеваться.

— Ну, брат, что-то ты сегодня очень уж долго прихорашиваешься! Неужто надеешься, что найдется девчонка, которая позарится на такого урода, как ты?

— Что, завидки берут?

— Просто радуюсь за тебя...

— И правильно делаешь, есть чему радоваться!

— Шутки в сторону,— в чем дело?

— Хочу понравиться.

— Кому?

— Много будешь знать — скоро состаришься... Я пошел!— Он схватил коньки и выбежал «а улицу.

День был солнечный, с морозцем. До назначенного времени оставалось еще полчаса. Леонид смешался с толпой и медленно пошел по широкой аллее между станцией метро и парком, испытывая какое-то особенное радостное возбуждение.

И вдруг он столкнулся с Сашей. Вид у того был какой-то потрепанный, шапка съехала набок, из-под воротника пальто торчало кашне.

— A-а... Александр Модестович, наше вам почтение! Как изволите поживать?— Леонид подошел и протянул руку.

— Нашел время шутить!— Саша нехотя поздоровался.

— Что случилось? У тебя такой вид, словно тебя из петли вынули.

— Почти угадал. Куча неприятностей. С матерью поссорился, курсовую работу не сдал — грозятся к экзаменам не допустить... А тут еще ребята подвели: обещали ровно в два и не идут, замерз совсем.

— Пустяки! Зашел бы в забегаловку и пропустил бы грамм сто.

— Что я, горький пьяница, чтобы бегать по забегаловкам, да еще одному? Бывает, в компании выпью немножко, а так...

— Знаю, дружки твои пьют больше. Это и понятно! Вадиму, как поэту, нужно вдохновение, Борис — сын знатного человека, ему о куске хлеба думать не приходится. А вот ты вроде меня, гол как сокол.

— Что пристал? Сказал ведь, что утром я уже имел баню от мамаши, с меня хватит!

В 1942 году Сашина мать, Софья Николаевна, потеряв мужа, известного профессора Ордынцева, умершего от воспаления легких, осталась одна на белом свете с четырнадцатилетним сыном на руках. По образованию она была химиком, и коллектив института, директором которого долгие годы был Ордынцев, настоял на том, чтобы ее зачислили к ним на работу. Она стала младшим научным сотрудником. В этом же институте работала и Забелина.

У Саши обнаружились незаурядные музыкальные способности, Софья Николаевна определила его в музыкальную школу. Она сосредоточила всю свою любовь на единственном сыне, отказывая себе во всем, старалась изо всех сил, чтобы он не чувствовал отсутствия отца.

На первых порах они жили сносно. У них была хорошо обставленная отдельная квартира со всеми удобствами, большая библиотека. Но в десятом классе Саша избаловался, часто требовал денег на вечеринки с друзьями. Софья Николаевна залезла в долги, продавала домашние вещи. Занятая работой и хлопотами по дому, она не заметила, как ее сын, тихий, воспитанный Саша, стал взрослым, сошелся с плохими товарищами, пристрастился к вину...

В ту ночь, когда он вернулся из ресторана «Арагви» пьяный и, еле шевеля языком, попытался оправдываться тем, что праздновали успех товарища-поэта, Софья Николаевна ничего не сказала, заперлась у себя и всю ночь проплакала. Наутро, присев к изголовью сына, она постаралась объяснить, к чему может привести Сашу его поведение.

— Ты уже взрослый и должен понимать, что означает такая безалаберная жизнь, какую ты ведешь в последнее время. Если ты меня не жалеешь, бог с тобой, я не в претензии, но подумай о себе, уважай память отца. Твой отец был человеком кристальной честности и всего себя отдал служению науке. Когда началась война, он добровольно ушел на фронт, чтобы организовать противохимическую оборону. Я делала все, чтобы тебе было хорошо, чтобы ты не чувствовал отсутствия отца. Ты отлично знаешь, что мне тяжело, что я выбиваюсь из последних сил, и все же продолжаешь так вести себя. Знай: я не хочу иметь сына-шалопая и у меня хватит сил вырвать тебя из сердца, если ты не исправишься!

Саша целовал ее руки, со слезами на глазах дал клятвенное обещание исправиться, но очень скоро все забыл и принялся за старое.

Накануне Нового года, чтобы иметь возможность повеселиться в компании Бориса, он стащил из ящика письменного стола последние сто рублей и наутро опять явился пьяным.

На этот раз мать не пустила его домой.

— Можешь больше не приходить,— сказала она и захлопнула дверь.

Все утро Саша бродил по пустынным улицам, с отвращением наблюдая, как около магазинов пьяницы ищут собутыльников, чтобы в складчину купить четвертинку. Хмель у него давно прошел, осталась головная боль и душевная опустошенность.

Он никогда не думал, что мать проявит такую решительность и прогонит его. Говоря по совести, она поступила правильно: как долго можно терпеть такое безобразие?! Свинья свиньей, не сдержал слова, напился, как сапожник, да еще деньги .стащил...

Вот Леонид стоит перед ним и явно издевается: «Ты вроде меня, гол как сокол»... «Как бы не так,- он сам ушел из дома, а меня выставила родная мать...»

— Не сердись, я это так, по-дружески!..— Боясь пропустить Наташу, Леонид поспешил обратно к станции метро.

Вдали показалась высокая фигура Бориса, рядом с ним шли Вадим, Лена и еще какая-то незнакомая девушка. Саша сделал шаг вперед, но, передумав, повернулся к ним спиной и смешался с толпой гуляющих. В первый раз ему не захотелось встречаться со своими друзьями...

Когда стрелки больших часов на высоком столбе показали ровно два, явилась Наташа с коньками под мышкой. Леонид бросился к ней.

— Не опоздала?

— Минута в минуту! Вашу похвальную пунктуальность можно записать золотыми буквами в анналах истории для назидания всем девушкам.

Леонид не удержался от шутки и тотчас поплатился за это. В ответ Наташа сказала:

— По-видимому, они часто заставляли вас ждать!

— Не то что часто, но бывало...

— Во всяком случае, некоторый опыт у вас накопился.

— Самая малость!.. Ну что мы стоим, пойдемте покатаемся.— Он поспешил сменить тему разговора и при этом подумал: «Молодец, за словом в карман не лезет».

Около касс они встретились с Борисом и его компанией. Высоко подняв голову, Борис искал глазами кого-то. Заметив Наташу, он улыбнулся. В ответ Наташа кивнула головой, а Леонид отвернулся.

— Почему вы не поздоровались с Борисом, ведь вы знакомы? — спросила его Наташа уже в парке.

— Ну его, не стоит с ним разговаривать!

— А все-таки?

— Борис — подлец, нечестный, мерзкий тип... Золотая молодежь, — фу, гадость...

— Ой, как строго!

— Наташа, честное слово, я не умею злословить и уж совсем не способен морализировать!—Леонид остановился и, как бы ища подходящих слов, посмотрел себе под ноги. — Но в этом случае я не могу говорить иначе.

— Он мне тоже несимпатичен — чванный какой-то. Но вы не находите, что нужно быть снисходительным к людским слабостям?

— В отношении других людей — может быть. Но не Бориса.