забирают себе избыток её энергии, увеличивая эффективность двигателя в десятки раз. Если не сотни и не тысячи.
— То есть, что-то там про технологии и фотонные монополя уже не актуально?
— Ещё как актуально. Просто странно всё это. — Абтой вновь осмотрелся. — В теории, если мгновенно зациклить и реверсировать монополь, то пузырь не просто схлопнется, но и на мгновение сожмёт пространство в точку. И после этого высвободится столь огромная гравитационная волна, что, опять же, в теории, будет способна раскрошить целую планету. Но конструкция данного корабля не позволяет это сделать. Стабилизаторы не позволят. — Абтой указал на них рукой. — Для этого их нужно отключить, затем зациклить вот эти монополя, чтобы увеличить их силу и вытеснить поле настолько далеко, что оно буквально сольётся с границей, а затем тут же реверсировать. Реверс должен обязательно произойти в то же мгновение, что и максимальное расширение поля, иначе это просто разрушит корабль, и всё. Но этот корабль не… — Абтой пожал плечами. — Не подготовлен, что ли. На стабилизаторах двойная защита, а чтобы зациклить монополя, нужно полностью переделать вот эти контуры, чтобы они сомкнулись. Но здесь всё сделано правильно. У меня складывается ощущение, что конструктор этого корабля знал об этой проблеме и словно подготовился к тому, чтобы это не случилось.
— Разные корабли сконструированы по-разному.
— Нет, тут определённо что-то не так. Сами корабли могут быть разными, не спорю, но конструкция полеобразующих систем должна быть одинакова. Меры защиты также должны быть одинаковы. Следовательно… — взгляд Абтоя устремился куда-то вдаль, сквозь стены. — В четвёртом корабле дефект конструкции был заложен изначально, ещё при строительстве.
— Не впадай в теории заговора. — я покачал головой. — Лучше скажи, надо ли мне ещё что-то знать.
— А ты ничего не хочешь мне сказать, писатель?
— Не понимаю, о чём ты.
— А я более, чем уверен, что понимаешь. Что снаружи корабля?
Я пожал плечами:
— Космос.
— Что снаружи корабля, писатель?
— Говорю же, там космос.
— Это Бездна?
— Слушай, я…
— Писатель, это Бездна?!
Я нехотя кивнул. Абтой глубоко вздохнул и схватился руками за голову:
— Запертые боги!
— Всё не так страшно.
— Да неужели?!
— Абтой, всё хорошо.
— Контакт был?!
— Да.
— Запертые боги! — он опустил и руки и голову, уставившись в пол. — Как долго?
— Около секунды.
— Слишком много для человека. Ты ведь понимаешь, что Филиси обречена?
— Да.
— Что с остальным экипажем?
— Мертвы.
— И ты надумал ценой жизни колонистов уничтожить Бездну? Это невозможно!
— Всё совсем не так.
— Разве?!
— Я просто хотел узнать, долетит ли этот корабль до места назначения.
— Да?
— Да!
— А какая разница?
Я нахмурил брови:
— О чём ты?
— О том, что даже если этот корабль и долетит… все на этом корабле обречены. Люди не способны перенести контакт с Бездной. Спали они или нет… неважно. Им всем конец. И ты прекрасно это знаешь!
Я покачал головой:
— Абтой, ты ошибаешься.
— Если только в тебе, писатель. Ты знал, что я буду категорически против этого. Знал, что я не стану тебе в этом помогать. И всё это время ты лгал мне. Использовал меня. В своих целях.
— Говорю же, ты ошибаешься.
— Да, и больше это не повторится. Думаю, мой долг уплачен.
— Всё намного сложнее, чем кажется.
— Мой долг уплачен, писатель. Я забираю Филиси и возвращаюсь домой.
— Абтой, пойми, все эти люди — преступники. Они намеренно уничтожили целую планету, чтобы она не путалась у них под ногами.
— Это не моё дело. И не твоё. — он ткнул в меня пальцем и быстрым шагом направился в сторону шлюза. — Неважно, кто они. Это не даёт тебе никакого права решать, кто будет жить, а кто умрёт.
— Они всё равно сойдут с ума. На этом корабле тонны оружия, и они пустят его в ход против двух оставшихся колоний. Человечество будет уничтожено!
— Да плевать тебе на него, писатель! Всё, чего ты хочешь, это уничтожить Бездну, а это невозможно!
— Я знаю, но если мы сможем хотя бы немного ослабить её…
— Это не наше дело!
— Конечно, Абтой, конечно. Но я бы уничтожил Бездну, будь у меня такая возможность. Или хотя бы навредил ей.
— А смысл?!
— Потому что я — не ты. А ты… — я проследовал за ним до шлюза, остановившись перед открывающимися дверьми. — Ты пустое место, которое прячется среди экскрементов, потому что боится взять на себя хоть каплю ответственности.
Абтой прошёл через первый отсек, остановившись перед следующей дверью:
— Всё ясно.
— Что тебе ясно?!
— Ты размяк, писатель. И шрам на твоём виске — лучшее тому подтверждение. Твоё дело — записывать историю, а не писать её. Вот увидишь — ничего хорошего из этого не выйдет. Впрочем, нет. Не сможешь. — пройдя через следующую дверь, Абтой поднял Филиси, закинув её на плечо. — Пустое место — это ты, потому что без Филиси ты не сможешь сделаешь ничего.
— Абтой, она же обречена!
— Нет. Возможно, я знаю способ, как её спасти. Но мне придётся забрать её с собой. Оно и к лучшему. Прощай, писатель. — он поднял вверх указательный палец. — Прощай, а не до свидания.
— Абтой!
Пространство взорвалось миллиардами осколков, ослепив меня яркой красочной вспышкой. Я зажмурился, прикрыв лицо ладонью, и снова открыл глаза. Я был один, окружённый пёстрой хаотичной мозаикой, что быстро возвращалась на свои места, словно я оказался в огромном муравейнике, где каждого муравья покрасили в свой собственный цвет. Я посмотрел на свои руки, которые уже обрели свою форму, и крепко сжал кулаки.
Абтой ушёл. Ушёл навсегда, забрав с собой Филиси. Он был прав, когда сказал, что я не смогу ничего без неё сделать. Точнее, прав отчасти, потому что про Валентину он не знал. Филиси обязательно ему расскажет, когда очнётся, а значит, в запасе у нас было примерно часа три. Может, два, если Абтой займётся ей сразу. «Икар» должен упасть.
Я снял защитный жилет и вернулся к лифту, направившись в столовую. Поморщившись от жуткого запаха, я быстро налил чашку крепкого кофе, после чего так же быстро покинул помещение и добрался до медотсека. Там всё ещё было темно, поэтому сразу после открытия дверей я прикоснулся к небольшой панели на стене у выхода, включив свет. Валентина спала там же, где я её и оставил. Порыскав в медикаментах, я нашёл средство, которое дала ей Филиси, когда приводила её в порядок. Обычно оно использовалось только для пробуждения после криосна, но в данный момент выбирать не приходилось. Я ввёл препарат ей в вену, после чего взял в руки чашку, ожидая пробуждения Валентины. Она открыла глаза