Читать интересную книгу Выдумщик (Сочинитель-2) - Андрей Константинов

Катя неотрывно смотрела в горящие глаза Обнорского, они словно гипнотизировали ее… Когда Андрей замолчал и полез в карман за сигаретами, она глубоко вздохнула и подрагивающим голосом спросила:

— А ты уверен в том, что ты — нормальный? Не слишком ли ты о себе высокого мнения?

Глаза у Андрея помягчели, потеплели, заискрились лукавинкой:

— Ну, я, конечно, не эталон, но и не самый конченый урод, это уж точно… А у нас в России многие приличные бабы с та-акими «отморозками» живут, по сравнению с которыми я вполне даже ничего… Хотя, конечно, на вкус и цвет — товарищей нет…

— Вот именно! — ядовито заметила Катерина и не очень убедительно добавила: — Может быть, ты как раз не в моем вкусе?

— Ничего, — сказал Обнорский, шагнув к ней и осторожно, медленно и бережно, обняв за талию. — Стерпится-слюбится…

Андрей начал тихонько целовать ее лицо — Катя заторможено уворачивалась, но локтями в грудь уже не упиралась… Когда губы Обнорского нашли ее рот, Катерина вздрогнула, запрокинула лицо и неуверенно, словно боясь саму себя, ответила ему на поцелуй… Серегина заколотило — и она, почувствовав его дрожь, осторожно погладила его рукой по затылку… Постепенно их поцелуи становились все крепче и крепче, они оба уже задыхались, но оторваться друг от друга не могли… Андрей начал онемевшими пальцами расстегивать пуговицы на Катиной блузке — она застонала и сделала последнюю попытку остановиться:

— Подожди, подожди… Ну, не надо, ну, пожалуйста… Это все-таки нехорошо, я не могу… так сразу… я… Я себе не прощу… Андрей… А… а…

— А… ты и не виновата, — прерывающимся шепотом нес какую-то ахинею Обнорский. — Это же не ты, это я, грязная и наглая скотина, тебя совратил… Ты-то была против… Так и грех на мне будет, а ты — честно отбивалась, как могла… Ой, елки зеленые…

Он уже не мог больше сдерживаться и начал быстро стаскивать с нее одежду, что-то невнятно урча. Когда снимать с Кати больше было нечего, Андрей принялся за себя — одной рукой он гладил Катерину по животу и грудям, одновременно целуя ее шею, а другой — терзал пряжку ремня в своих джинсах.

Если кто-то до сих пор не пробовал раздеваться с помощью одной только левой руки (в то время, как правая занята другими, не менее важными делами) — то стоит исправить это досадное упущение и приобрести интересный личный опыт, который подтвердит, что падение запутавшегося в собственных штанах Обнорского на пол было скорее закономерностью, нежели случайностью…

Катя, само собой, упала на Андрея сверху, потому что в момент начала «сваливания на левое крыло» он как раз гладил ее по спине… Хорошо, что Серегин когда-то дзюдо занимался, и поэтому, падая, автоматически подстраховался. Ну и ковер, конечно, выручил — точнее не ковер, а напольное покрытие: хотя и было оно, честно говоря, не из самых мягких… Все качественные характеристики этого покрытия Катерина и Андрей смогли исследовать довольно подробно, потому что с пола не вставали долго… Потеряв разум, они вытворяли посреди комнаты такое, что и описать-то это представляется делом довольно затруднительным… Но в том, как они ласкали друг друга, не было никакого паскудства или грязи — красиво все это у них получалось, одним словом, душевно…

Катерина достигла пика чуть раньше Обнорского, и когда его тело содрогнулось в финальном аккорде, она уже была способна лишь, истомно постанывая, целовать его лицо и плечи — а сил, чтобы пошевелить рукой или ногой, у нее не осталось. Какое-то время они неподвижно лежали молча, слушая постепенно успокаивающееся дыхание друг друга, а потом Серегин подхватил Катю за бедра, осторожно снял с себя и положил рядом. Она тихонько вздохнула, не открывая глаз — и у Обнорского даже сердце екнуло, настолько красива была лежавшая рядом с ним обнаженная женщина… Красива и желанна…

Они еще долго лежали рядом на полу в блаженно-немой прострации, легонько поглаживая друг друга, пока «красивая и желанная» не очнулась. Вдруг Катя, охнув, села и с ужасом стала рассматривать свои стертые до ссадин колени — жестковатым все-таки было напольное покрытие, жестковатым.

— О, Господи! — простонала Катерина, с укором посмотрев на Обнорского. — Теперь ни юбку короткую не наденешь, ни в бассейн не сходишь!… И ты еще говоришь, что нормальный? Нормальные люди на полу таких безобразий не устраивают!… В доме, между прочим, и кровать имеется… Боже ты мой!… Ну, вот куда, куда я с такими коленями?…

— Как куда? — удивился Обнорский. — Ко мне…

Он попытался обнять ее, но Катя с шутливым негодованием вырвалась, вскочила на ноги, и тогда Серегин заметил сварливо:

— К вопросу о нормальности… У нормальных людей в домах такими гнусными покрытиями полы не застилают…

И Андрей продемонстрировал ей собственные локти — они были стерты еще больше, чем Катины коленки… Катерина фыркнула, а Обнорский, пародируя ее же интонации, заныл:

— Боже ты мой. Боже — ну вот куда, куда я с такими локтями?

Катя подбоченилась:

— Можно подумать, ты локтями работаешь! Подумаешь — локти… Колени гораздо важнее, особенно для деловой женщины… Ими только пользоваться нужно уметь — во время переговоров, например…

— Сколько же в тебе цинизма! — горестно покачал головой Обнорский. — Так вот как бизнес-леди капиталы сколачивают — коленками!… Как это… Как это мерзко, подло и нечестно — пользоваться в корыстных целях здоровыми мужскими инстинктами! И насчет локтей — опять-таки, вы в корне не правы, девушка! Я-то как раз работаю локтями. Я, чтобы вы знали — журналист, я пишу много! А когда пишу, кладу локти на стол. Как, извините, мне их теперь класть? Опять же, когда пишу, я думаю, да-да — думаю, и не надо вот этих скептических улыбочек, да — не надо… Думаю! А когда думаю — я ставлю локоть на стол и подпираю ладонью щеку! Теперь локоть не поставить, щеку не подпереть — а значит, и думать будет крайнее затруднительно! А колени — ну, что колени… Ну, будут на тебя какие-то мужики поменьше пялиться — и то, сомневаюсь я в этом… А вот я, фактически, потерял трудоспособность и…

— Ты, по-моему, не трудоспособность потерял, а совесть, причем, случилось это не сегодня, господин журналист! — вздохнула Катя. — Наглость просто несусветная! Он же меня же изуродовал, и еще что-то там про свои локти плетет! Кто кого на этот ковер утянул? Кому до кровати не дойти было? На ком моральная ответственность — и за колени, и за локти?

— На тебе, конечно, — удивленно пожал плечами Обнорский, вставая с пола.

— На мне?!

— Конечно! — Андрей почесал нос и посмотрел на Катю «круглыми глазами». — Вот давай спокойно во всем разберемся: почему, собственно, мне пришлось все это устраивать на полу, в антисанитарии?… Да потому, что ты меня запугала совсем, я опасался, что пока мы до кровати дойдем — ты возьмешь и передумаешь… И вот, мучимый этим страхом (который внушила мне ты-ты-ты, не отпирайся), я и вынужден был…

— Жулик ты, — махнула безнадежно рукой Катерина. — Натуральный «разводила»… Все, что угодно, на изнанку вывернешь, кого хочешь завиноватишь и «по жизни должным» сделаешь… Тебе профессию менять надо — у «братвы» такие «разводчики» на вес золота… Такой талант в землю зарываешь…

— Почему же зарываю? — позволил себе не согласиться Обнорский. — Я вот, как раз, тренируюсь, практикуюсь, можно сказать…

— Ах, вот как?! — Катерина уперла руки в бока и грозно посмотрела на Серегина. Когда ее взгляд непроизвольно скользнул вниз, она вдруг фыркнула, попыталась было сдержаться, но потом все же залилась смехом — словно колокольчик серебряный зазвенел…

Андрей насупился:

— Ну и что ты там такого смешного увидела? Нет, я не понимаю, что смешного-то? Габариты не устраивают?

После фразы о «габаритах» Катя совсем залилась в хохоте, замахала руками и далеко не сразу смогла выдавить из себя:

— Габариты… Ой, не могу… Габариты — в норме, а… Ой… Я просто вспомнила, как ты от меня по этим самым габаритам получил — когда в «Европу» ко мне заявился… Чуть-чуть посильнее — и вопрос о твоих «габаритах» вообще утратил бы актуальность… Я как чувствовала, что для себя берегу…

Обнорский укоризненно покачал головой:

— Нашла над чем смеяться… Стыдно должно быть, стыдно… А она — веселится… Единственное, что тебя оправдывает…

— Что?

— Что все-таки сберегла…

В шутках, которыми они обменивались, пожалуй, была все же какая-то доля нарочитости, словно оба ощущали не то, чтобы неловкость, а скорее, присутствие неких «фигур умолчания». Наверное, им обоим хотелось хоть ненадолго уйти от печальных и тяжелых мыслей, освободиться от власти сопровождавших их признаков, взять небольшую передышку… Люди есть люди — они не могут постоянно думать только о чем-то безрадостном и страшном… Андрей подхватил Катю на руки и потащил в спальню: